Ради тебя 2 - Татия Суботина

Потянув ручку, я отворила дверцу машины:

– Спасибо, что подвезли. Ждать меня не надо.

– Вы уверены? – переспросил водитель. – Местечко, скажу я вам, выглядит более чем удручающе, понимаешь, нет. Разве молодым девушкам безопасно появляться в таких местах? Да и вечер приближается, понимаешь, нет…

– Не беспокойтесь, – уверенней, чем, казалось, была на это способна, произнесла я. – Я не буду одна. Езжайте.

Не хватало мне еще неприятностей с заигрыванием таксиста.

– Ну как знаете, – пожал плечами мужчина и провернул ключ в зажигании. – Хозяин – барин, понимаешь, нет.

Я кивнула, скорее для себя, чем для водителя, который уже на меня и не смотрел, неуклюже вылезла из машины. Как только захлопнула дверцу, таксист тронулся с места. Ноги обдало клубом пыли.

Я поежилась: в легком платьице, без колгот, в балетках из тонкой кожи, и правда было довольно прохладно. Кофта, за которой послала Яна, оказалась бы сейчас, как нельзя кстати. Обхватив руками плечи, я расхаживала туда-сюда по пожухлой траве, чтобы окончательно не замерзнуть в ожидании Брагина. Либо доктор опаздывал, либо я появилась заранее. Мысли о том, что эта встреча ловушка и Кенгерлинский оказался вновь прав, гнала от себя, что было силы. Еще там, в особняке, я понимала, что было рациональное зерно в предположении Яна, и только упрямство помогало мне отрицать очевидное. Какое-то детское, ужасное упрямство, из-за которого я кинулась в очередную ошибку с головой. Кому и что пыталась доказать? Себе или Яну?

Федор Иванович, за все время, что мы работали вместе, ни разу не дал повода усомниться в его честности. Так что я была уверена в собственной безопасности почти на сто процентов. По крайней мере, усиленно убеждала себя в этом.

Кроме травы почти до колена, ржавых штырей, торчавших из-под земли там, где раньше стоял медицинский корпус и остатков фундамента – не было ничего и никого. Осенний ветер пронизывал до костей. Почему Брагин выбрал именно это место? Конечно, от больницы номер восемь, где я раньше работала, сюда можно было довольно быстро добраться, но почему нельзя было встретиться, предположим, в хирургическом отделении? В тишине, теплоте и спокойствии?

Это место мне решительно не нравилось. Да и идея выпорхнуть из удушливых, но безопасных объятий Яна с каждой секундой казалась все более нелепой и опрометчивой. Хоть я и пыталась убедить себя, что Кенгерлинский патологический лгун, эгоист и манипулятор, но от щемящей тоски в груди это плохо помогало. Мне хотелось верить, будто то, что чувствовала – банальная физическая тяга, временное помешательство, одержимость страстью, только врать самой себе с каждой минутой становилось все тяжелее и тяжелее.

Самым противным оказалось то, что я действительно осознала всю глубину собственных чувств. Я любила Кенгерлинского. Слепо. Безнадежно. Неистово.

И без малейшего шанса на взаимность.

– Здравствуй, Даша, – углубившись в раздумья, я совсем не слышала и не видела, как Брагин подошел. От неожиданности, когда прозвучал его голос, ненароком вздрогнула, повернувшись на звук. – Спасибо, что пришла. Давно ждешь?

– Не очень. Что вы хотели?

Переходить к официальному тону без приветственных прелюдий было невежливо. Только вежливость – это последнее о чем я сейчас собиралась думать. Если Брагин и заметил во мне эту резкость, то виду не подал.

На щеках Федора Ивановича играл лихорадочный румянец, глаза блестели от непонятного мне возбуждения. Ранее опрятный и спокойный хирург выглядел взъерошенным и обеспокоенным.

– Что угрожает моим близким? – вновь наступала с вопросами я.

– Ничего.

– Тогда зачем… Стойте. Вы меня что, обманом сюда выманили?

Федор проигнорировал мой вопрос, вместо этого он нахмурился:

– Замерзла? Могу предложить свою куртку.

– Не надо, – остановила его в тот момент, когда Брагин уже стянул один рукав ветровки. Принимать одежду с его плеча не хотелось. На этом заброшенном куске земли рядом с бывшим начальником мне было крайне неуютно и дело было совершенно не в уличном холоде. – Давайте скорее перейдем к делу.

– Да, ты права, – легко согласился он. – Только, понимаешь ли, я не знаю с чего начать.

Он, что вызвал меня в эту глушь просто так? Я нетерпеливо закатила глаза:

– Может быть с самого начала?

Федор усмехнулся и взъерошил волосы:

– Ну, раз ты так думаешь…

Эта неуверенность, что появилась в тембре его голоса, осторожный взгляд, что он то и дело кидал на меня, переминания с ноги на ногу – раздражали. И к тому же совсем не вязались с образом уверенного, властного и порой жестокого начальника, которым я его прежде знала.

– Мне едва исполнилось семнадцать, когда я встретил Лиду. Совершенно случайно. И не поверишь где. В городском музее. Я выполнял внеклассовое поручение учителя, а Лида просто зашла на экскурсию, хотела узнать этот город поближе, – Федор улыбнулся, вглядываясь вдаль.

Ярко-багряное солнце уже начало закатываться за кромку горизонта. Ветер стал колючим. На пустырь быстро опускались сумерки. Длинные тени то и дело наталкивали меня на мрачные мысли. Не хотелось, чтобы в этом негостеприимном месте меня застала ночь.

– Она понравилась мне сразу. Наши отношения развивались стремительно. Мне еще даже восемнадцати не исполнилось, как мы вступили в брак.

– Но разве…? – пробормотала я, наматывая прядь волос на палец.

Это простое действо помогало отвлечься от раздражения и злости, что пробирала меня от осознания глупости всего разговора.

– У сестры были необходимые связи и в паспортном столе нам накинули возраст, чтобы оформить отношения официально. Я был неприлично счастлив, Даша! Мир казался мне тогда волшебным, потому что Лида мне заменяла его полностью.

Он выжидающе посмотрел на меня, будто хотел ответных слов. И что я могла бы ему сказать? Кроме грубостей на языке ничего не крутилось. Пальцы на ногах покалывало от холода. Я поежилась и махнула рукой, чтобы мужчина продолжал рассказ. Побыстрее бы покончить со всем этим!

– Знаешь, я ведь думал, что это счастье будет вечным. Ошибался, – выдохнул Брагин и беспечно развел руками в стороны, улыбаясь. Надтреснутый голос передал, что все было намного серьезнее, чем он пытался показать. – Все изменилось через полгода после свадьбы. Моя Лида стала вести себя странно, нервничала, постоянно озиралась по сторонам… На прямые вопросы, что с ней происходит, либо отшучивалась, либо сыпала упреками, что во всем этом моя вина, либо замыкалась в себе, отказываясь отвечать.

Кивнув собственным мыслям, Федор Иванович замолчал. Он стоял лицом к закатному солнцу, засунув руки в карманы куртки. Подставив лицо под алые лучи, закрыл глаза. Когда я уже потеряла терпение и решила выбираться из этого гиблого места самостоятельно, да поскорее, Брагин заговорил вновь.