Троя. Падение царей - Уилбур Смит

Потом раздался чудовищный стон, и судно начало подниматься на волну. «Это невозможно, — сказал себе Геликаон. — Волна слишком высока». Он боролся с ужасом в груди. «Если какой-нибудь корабль способен такое сделать, то только „Ксантос“, — подумал он.

А потом они очутились под водой. Геликаон не видел ничего, кроме крутящегося моря вокруг, он почувствовал, как воздух вырывается из его груди, когда галера резко накренилась на бок, бросив его на рулевое весло. Его швыряло, как тряпичную куклу, и он сосредоточился только на том, чтобы удержаться за весло, крепко вцепившись к него, чувствуя, что руки Ониакуса тоже держатся за весло. Судном было невозможно править. Все, что они могли сделать, — это крепко держаться и пытаться не утонуть.

На мгновение Геликаон вынырнул из воды и мельком увидел ужасающую сцену: корабль стоял над ним вертикально, гребцы гребли, как безумные, хотя большинство весел не касались воды. Потом море снова сомкнулось над его головой, и все, что он мог видеть, — это голубовато-зеленая толща.

Корабль качался и вертелся, падал и вздымался. Это длилось так долго, что Геликаон подумал: этому не будет конца. Он больше не знал, где верх, где низ, поднимается ли он к поверхности моря или погружается в его глубины. Он не знал, откуда исходят ужасающие звуки в его ушах — то ли это стонет корабль, то ли кричат люди, то ли вопят его измученные легкие.

Внезапно снова стало можно вдохнуть, и Геликаон сделал быстрый вдох, готовясь к новому резкому погружению. Но потом осознал, что они больше не под водой. Корабль поднялся на гребень огромной волны.

На мгновение Геликаон испугался, что они падают, что судно швырнет в глубокую впадину за волной. Но, посмотрев вперед, он понял, что это не ужасное падение, а плавный спуск. Как будто доблестный «Ксантос» поднялся на гигантскую морскую ступеньку. Геликаон согнулся, и его вырвало морской водой, скопившейся в животе.

Он оглядел палубу. Почти половина скамей была пуста, гребцов забрал себе Посейдон. Многие висели, утонувшие или потерявшие сознание, на веревках, привязывавших их к скамьям. Мачту вырвало из гнезда и унесло, так же как большинство поручней и много весел.

Ониакус лежал на палубе рядом с Геликаоном, полузахлебнувшийся, одна рука его была жестоко вывихнута. Геликаон с ужасом начал отвязывать свои веревки. Он должен был найти Андромаху и мальчиков. Если он почти утонул на верхней палубе, как мог кто-то выжить на нижней палубе корабля?

Он почувствовал, как на его руку легла ладонь. Ониакус с серым лицом приподнялся и положил здоровую руку на руку Геликаона, чтобы помешать тому отвязаться. Ониакус указал вперед; в глазах его был ужас.

— Идет еще одна волна! — крикнул он.

Глава 37

Рассвет нового дня

Человек, которого звали когда-то Гершомом, стоял в темноте, повисшей над Египтом, и смотрел на север.

Терпение было искусством, которым он овладел совсем недавно. Когда он был молод, ему требовалось ровно столько терпения, сколько нужно царевичу, привыкшему, что каждой его прихоти немедленно повинуются. Только так и никак иначе.

А потом пришел день, когда он в приступе пьяного гнева убил двух царских воинов. Перед ним встал выбор: быть ослепленным и сожженным заживо или бежать из Египта. Он бежал. Будучи беглецом, он работал на медных рудниках Кипра, и тогда ему тоже было мало пользы от терпения. Он работал до изнеможения, потом спал, потом снова работал.

Потом он встретился с народом моря — странствующими торговцами, пиратами и разбойниками с далекого северного края Зеленого моря. Он редко вспоминал теперь о тех днях, о времени, проведенном с Геликаоном на огромной галере «Ксантос», о своем добром друге Ониакусе, о Ксандере и о людях Трои, которых знал несколько недолгих лет. До него дошла весть о том, что армии осадили Трою, а совсем недавно он услышал о гибели Гектора и горевал о человеке, которого едва знал. Он гадал, что сталось с Андромахой и ее сыном, и надеялся, что она рядом с Геликаоном и счастлива.

За два дня перед тем, как он явился сюда с севера, Египет постигло бедствие: огромные волны опустошили землю, темное облако пепла пролетело по небу, принеся нескончаемую ночь. Волны пронеслись по Нилу, затопив его низкие берега, уничтожив посевы, снеся дома, утопив тысячи людей. Потом из-за реки, загрязненной падающим с неба пеплом и принявшей цвет крови из-за неистового бурления красного нильского ила, явились миллионы лягушек и тучи кусачих насекомых. Лягушки наводнили землю, прыгали и ползали по скудным припасам еды. Насекомые наполнили воздух, так что было трудно дышать, не вдыхая их. Они кусали обнаженные участки тела, распространяя на своем пути болезни.

Стоя в темноте на крыше, Пророк услышал позади какой-то звук. Повернулся и увидел Иешуа с ястребиным лицом.

— Сегодня солнце снова не встанет, — сказал друг Пророка со страхом в голосе. — Люди взывают к тебе, чтобы ты их спас. Они верят, что это ты вызвал катастрофу.

— Почему они так думают?

— Ты просил фараона освободить пустынный народ из рабства. Фараон отказался. Тогда солнце скрылось и пришли волны. Египтяне верят, что наш Бог, Единый Бог, сильнее их божеств и что он наказывает их.

— Но верит ли в это фараон?

— Он твой брат. Как ты думаешь?

Рискуя подвергнуться жестокому наказанию, от которого Ахмос бежал много лет назад, он пришел, чтобы повидаться со своим сводным братом, фараоном Рамзесом, и попросить правителя позволить рабам пустыни оставить земли Египта. Рамзес отказался. Он сидел на высоком, инкрустированном золотом троне, рядом с ним был его любимый сын; и Рамзес смеялся над наивностью своего брата.

— Ради нашей детской дружбы, — сказал он, — я не прикажу тебя казнить на сей раз. Но больше не злоупотребляй этой дружбой. Ты и вправду ожидал, что я махну рукой и отпущу рабов, просто потому что ты, известный преступник, просишь меня так поступить?

Когда разочарованный Ахмос ушел, сын фараона побежал за ним. Ахмос остановился и улыбнулся, глядя на него сверху вниз. Мальчику было лет десять, у него была шапка черных волос, умные глаза и яркая улыбка.

— Говорят, ты мой дядя, — сказал он. — Это правда?

— Возможно, — ответил Ахмос.

— Мне жаль, что мы не можем быть друзьями, — сказал мальчик. — Но я поговорю с отцом насчет рабов. Моя мать говорит, что он ни в чем не может мне отказать.

Мальчик улыбнулся, потом повернулся и побежал обратно к трону отца.

Стоя в темноте, Ахмос сказал Иешуа:

— Я думаю, что Рамзес — упрямый человек и что противоречить — в его натуре. Я сказал, чего от него хочу, следовательно, это последнее, что он мне даст.

— Тогда, возможно, ты должен был попросить его заставить наш народ остаться в Египте.

Пророк испуганно оглянулся и понял, что Иешуа с его холодными глазами пошутил. Ахмос засмеялся, этот звук странно разнесся над землей отчаяния.

— Я пойду и попрошу его снова. Может, теперь он уступит.

Когда Ахмос двинулся ко дворцу, он вспомнил давнюю ночь на острове Миное, когда он лежал у горящего куста, страдая от снов и видений, вызванных опием волшебницы-жрицы Кассандры. Он видел тогда могучие волны, реки, текущие кровью, тьму в полдень, опустошение и отчаяние. Он видел своего сводного брата с покрасневшими от горя глазами. Ахмос гадал, какая трагедия могла заставить так страдать имевшего холодное сердце фараона.

Иешуа поспешил за Ахмосом и схватил его за руку.

— Ты не можешь пойти! На этот раз он наверняка тебя убьет.

— Имей веру, мой друг, — ответил Ахмос. — Бог велик.

Наступило утро третьего дня с тех пор, как погибла Тера и по морю прошли волны.

Геликаон и его сын шагали в сумерках вдоль серого берега безымянного острова, шлепая босыми ногами по мелководью. Астианакс то и дело останавливался, чтобы вглядеться в мелкую воду. Один из моряков смастерил ему сеть для ловли креветок, и мальчику не терпелось поймать хоть одну. Пока ему попалась только пригоршня прозрачных моллюсков, которые трепыхались на дне сетки.

Когда мальчик останавливался, чтобы добавить в сеть еще одного-двух моллюсков, Геликаон терпеливо ждал. В конце концов, торопиться было некуда.

Астианакс снова поднял сеть, чтобы отец мог ее рассмотреть.

— Молодец, — сказал ему Геликаон. — А теперь давай вернемся в лагерь и съедим их.

Небо все еще было темным, полным пепла, непрерывно шел легкий дождь из пепла, покрывая все серой зернистой оболочкой. Даже костры, разведенные командой, приходилось защищать от пепла, иначе они быстро гасли.

Когда отец и сын миновали пирамидку из камней, отмечавшую место, где покоились кости их товарищей, Геликаон увидел, что теперь пирамидка эта как будто вырезана из цельного камня.

«Ксантос» пережил четыре огромные волны, каждая меньше предыдущей. После жестокого испытания первой Геликаон даже не пытался править кораблем. Он просто мрачно держался, одной рукой обвив поручень на корме, второй обхватив Ониакуса, который к тому времени потерял сознание. Однако доблестное судно, словно пика, аккуратно пронзало каждую громадную волну, будто правило собой само.