Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пей, – сказал Йостейн. – Это слабое пиво, ты же сам это чувствуешь? Крепкое наливают людям Торкеля.
И тогда я все понял. Это была западня, и, хотя Торкель вряд ли доверял Вагну и всем нам, он не был трусом и не отказывался от нашего пива. Мне прекрасно было видно всех четверых, сидящих за столом хёвдинга – Вагна, Аслака, Торкеля и Глиме, каждый держал свою кружку и пристально следил за другим, как только один из них выпивал, другие делали то же самое.
– Торкель Высокий, – прошептал Йостейн, – неумный человек. Он великий воин, но он совсем не переносит пива. Скоро он совершенно опьянеет.
Мы сидели и пили, теперь и я прилично отпил из моей кружки. Но постоянно проверял топор на поясе, потому что мне не нравился план Вагна. А что, если люди Торкеля от пива станут буйными и неуправляемыми? Я видел Глиме, тот не мог усидеть на месте, вертелся и, казалось, весь трясся от нетерпения, я наблюдал за ним, а он в это время снял накидку и куртку и сидел теперь с голым торсом. Он опустошил свою кружку и завыл, к нему подбежал парень, разливающий пиво, схватил его кружку и набрал ему пива из бочки, стоявшей на конце стола. Глиме выпил и эту кружку одним махом, это его успокоило, и теперь он сидел с глупым выражением на лице, свесив голову на грудь.
В тот вечер я выпил три кружки пива. Каждый раз, когда произносили здравицу, я поднимал свою кружку и пил. Возможно, пиво, которое наливали йомсвикингам, не было крепким, но кружки были широкими и глубокими, и, выпив половину второй кружки, я почувствовал, как у меня закружилась голова. Я почувствовал, как кто-то положил мне руку на плечо, рука была тонкая и легкая, и когда я повернулся, то увидел женщину, которая улыбалась мне. Длинные черные косы, по четыре с каждой стороны ее улыбающегося лица, сильно открытое льняное платье, почти полностью обнажавшее ее груди, пока она разговаривала со мной. Я не понимал ни единого слова, что она мне говорила.
– Ему больше не надо, – сказал ей Йостейн, протягивая свою кружку. – А мне можно налить. – Он по-дружески толкнул меня плечом и показал куда-то в полумрак вдоль стены. – Там есть дверь. Пойди подыши.
Помню, как раздавался смех в палатах, пока я шел к выходу, как я заметил еще одну женщину с длинными темными косами. И вот я стоял возле одной из балок, которая держала этот чертов потолок; мерцающий свет от факелов бросал тени над высеченными фигурами: человек с большим животом и мечом в руке, голая женщина с широко расставленными ногами, огромный волк, стоявший над ней с раскрытой пастью, готовый ее полностью поглотить. Вокруг них свернулась змея, кончик ее хвоста виднелся за спиной толстяка. Голова, должно быть, расположилась где-то под потолком, тело извивалось в сторону балки и исчезало в полумраке где-то наверху, среди гнезд ласточек и паутины.
Дверь оказалась сразу за балкой. Я вывалился наружу, постоял, дав привыкнуть глазам к дневному свету, а потом пошел вдоль длинной стороны палат. Дул сильный ветер, казалось, что вчерашний ветер сегодня снова проснулся. Я прислонился к одной из балок, установленных вдоль стены зала, они были поставлены наискось и поддерживали стену. Я не стал садиться, потому что до сих пор меня беспокоило то, что могло бы произойти внутри. Поэтому я стоял, прислонившись спиной к балке, щурился от дневного света и чувствовал, как ветер дует мне в лицо. Я опьянел от пива, но ровно до такого состояния, что честно мог взглянуть на себя, что редко бывало со мной в трезвом состоянии. Я начал размышлять над своим существованием, над тем, кем я стал: йомсвикингом, воином. И хотя мои дни в Йомсборге были мирными, я знал, что так будет не всегда. Мы не заготавливали еду. Не рыбачили, и я редко когда видел, чтобы ходили на охоту. Зато нехватки в золоте и серебре не было, поэтому приходили торговцы со своими повозками и снабжали нас всем необходимым. Но золото и серебро мы получали от конунгов и могущественных людей, которые платили нам за наши услуги или же покупали награбленное Вагном и его людьми. Когда Бьёрна и меня возьмут с собой в поход? Если это произойдет, мы не сможем отказаться. Нас обучали не просто так. Если мне придется убить человека, который мне не сделал ничего плохого, смогу ли я подчиниться? Вероятно, да. Я ведь уже так поступал, там, во фьорде Тронхейма, когда сын ярла попробовал пройти мимо нас. А что, если потребуется лишить жизни женщин и детей? Что, если придется сделать их рабами? Я закончу тем, что Рос сделал со мной и отцом, какое право я имел бы тогда осуждать его и желать ему смерти?
Считается, что только сытые люди могут думать о мести, и это правда. После поединка и бегства я хотел забыть обо всем, я радовался обучению, работе на кораблях и другим поручениям в Йомсборге, потому что они помогали мне забыть о том, что произошло со мной. Я прекрасно знал, что я ничего не могу сделать, чтобы отомстить за своего отца, потому что Рос был другом Олава и находился под его защитой. Мы с Бьёрном попытались, но у нас ничего не получилось. Я ударил себя ладонью по лбу, мне хотелось выбить эти мысли из своей головы; пока я стоял там, мимо меня прошел мужчина с тележкой, полной свежего клевера и травы. Он мельком взглянул на меня и покачал бы головой, если бы при мне не было боевого топора и я бы не был йомсвикингом.
Я проводил его взглядом. Двор был большим, расстоянием в пару брошенных камней. Палаты были возведены в самом центре, остальные же постройки образовывали неровный круг. Мужчина с тележкой пересекал двор в его западной части. Он прошел мимо дворового камня, который очень напоминал тот, что лежал у херсира в Скирингссале, и пошел
