Похищение столицы - Иван Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бываю и в станице Качалинской на Дону, где я жил в детстве с мамой, сестрой Марией и братом Евгением. Тут у нас домик, тут мы живем иногда весной, а в другой раз и летом, и осенью.
Восьми лет я с братом Федором и сестрой Анной подался в Сталинград на Тракторный завод. Там в 1933 голодном году остался один и очутился на улице среди таких же, как я, бездомных, никому не нужных ребят.
В колодцах городских коммуникаций, в подвалах и котельных, на вокзалах, пристанях и на улице прошли четыре года моей жизни, которые считаю не только тяжкими и страшными по причине вечного голода и холода, но и самыми плодотворными с точки зрения познания жизни и воспитания характера, выработки воли и тех нравственных устоев, которые затем во всей последующей жизни поддерживали меня на том необходимом уровне, где сохраняется самоуважение и способность смотреть младенцу в глаза, любоваться природой и быть в постоянной рабочей форме. Без чувства неприязни и обиды вспоминаю я теперь уркачей и воров, которые были старше меня, сильнее и давали крепкую зуботычину, а подчас избивали жестоко за малейшее проявление подлости или двоедушия — свойств натуры, ставших ныне для многих нормой поведения.
Отринутый миром бездомный люд, через который мне привелось пройти в детском возрасте, остается в моей памяти немым призывом к неустанному труду, к вечной борьбе со всем, что лишает человека жизни и достоинства.
Временами наезжал в Качалинскую к матери, но рано овдовевшая, не имевшая ни кола, ни двора, она едва кормила двух малолетних детей, и я снова подавался в город.
Один вор, опекавший меня, где–то украл много книг и заставлял меня их продавать. Сначала я разглядывал картинки, потом прочитал страницу, другую, — и затянули меня фантазии великих мечтателей, бурный водоворот страстей человеческих.
В 1937 году я пришел на Тракторный завод и, назвавшись четырнадцатилетним, попросился на работу. При этом, кажется, сказал: «Если не хотите, чтобы я воровал». Работники отдела кадров, очевидно, не хотели этого и послали меня учеником токаря в депо.
В 1940 году уехал в Грозный в авиашколу. Образования у меня никакого не было, в школе–то я почти не учился, а надо было сдать экзамены по русскому и математике. Диктант я написал на «хорошо» — помогла начитанность, а математику за меня сдал армянин Будагов в обмен на диктант по русскому, который я написал за него. А уж потом вечерами меня натаскивали по математике два моих новых друга — курсанты Пивень и Кондратенко. За три–четыре месяца вечерних занятий я так овладел математикой, что стал хорошо усваивать сложнейшие науки: аэронавигацию, аэродинамику, устройство двигателей и всю летную программу. За отличное окончание летной школы получил значок с изображением самолета, и запись об этом в курсантской книжке храню, как самую дорогую реликвию.
Но воевать в авиации не пришлось — сделал всего лишь несколько боевых вылетов на разведчике Р-5, а потом попал в резерв, из него в артиллерию и закончил войну командиром фронтовой зенитной батареи в Будапеште.
Есть у меня боевые награды, ордена. С первых дней существования Главного музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве мой бронзовый бюст работы скульптора Александра Васильевича Соловьева установлен на третьем этаже в картинной галерее в литераторском зале.
С 1946 года — журналист, корреспондент дивизионной газеты «На боевом посту» во Львове, затем — «Сталинского сокола» в Москве. Потом служба в Румынии, демобилизован в звании капитана. Литературный институт им. Горького, десять лет работы в «Известиях».
С 1970 по 1974 год работал в издательстве «Современник».
В пятьдесят лет ушел со службы на «вольные хлеба», как у нас говорили.
В 1987 году умерла жена Надежда Николаевна, бывшая много лет мне и верным другом и помощницей. Женился во второй раз, переехал в Ленинград, и моя новая подруга Люция Павловна также самоотверженно делит со мной нелегкую творческую жизнь.
Писательская судьба?.. Трудная, тревожная, как у большинства русских литераторов, не ищущих успеха в салонах капризных мод, не идущих на поводу у всесильной конъюнктуры.
Много сил отдано газетам — там статьи, очерки, рассказы, — часто и они писались с болью сердца, с надеждой исправить нравы, улучшить всеобщую жизнь. Их сотни, они лежат в книжных хранилищах, как мертвые бабочки, — родились и умерли в один день, и им уж не воскреснуть.
Печатал книги — повести, романы, публицистику.
Вот уже двадцать с лишним лет активно участвую в борьбе за трезвость, пишу книги, помогающие людям осознать эту проблему и овладеть искусством отрезвления пьяниц.
С 1995 года много сил отдаю Международной Славянской академии, где меня вначале избрали членом–корреспондентом, а затем и действительным членом. В 1996 году стал Президентом Северо–западного отделения этой академии.
Общение с новыми товарищами по академии доставляет мне много радости, поддерживает во мне веру в возрождение России и в ее скорый могучий взлет.
Иван Дроздов