Эйзенхауэр. Солдат и Президент - СТИВЕН АМБРОЗ

К 8 часам утра он был уже в своем кабинете и работал без перерыва до 1 часа дня. Его ленчи по большей части имели деловой характер. Затем он садился за свой письменный стол и продолжал работать до 6 часов вечера, а иногда и позже. Множество проблем, которые требовали решения как по своему характеру, так и по степени сложности, отличались чрезвычайным разнообразием. Прежде чем принять решение, он старался выяснить все точки зрения, а для этого было необходимо изучить кучу документов, внимательно выслушать множество объяснений по возникающим вопросам. Другими словами, это была тяжелая работа, которая требовала от Эйзенхауэра постоянной сосредоточенности и немалого напряжения.

После окончания рабочего дня он, как правило, расслаблялся за коктейлем. Что касается алкоголя, то он строго ограничивал его потребление: обычная норма — один коктейль перед ужином. Еда, если он сам не занимался ее приготовлением, не представляла для него особого интереса. Причина постоянного огорчения Мейми — его способность поглощать без разбора все, что находилось на столе.

В 1952 году он завел другую привычку, с которой Мейми была вынуждена смириться, — есть с подноса во время телевизионных вечерних новостей. После ужина, если не намечалось выступлений или каких-либо других дел, он обычно читал бумаги, отчеты, изучал предложения. В 11 часов вечера он оставлял эту работу и посвящал час рисованию, после чего шел спать. Лежа в постели, он читал, чаще это были рассказы из жизни Дикого Запада. В рассказах этих не описывались ни запутанные ситуации, ни какие-либо комплексы. Все решения были абсолютно четкими, поскольку основывались на ответах на самые простые вопросы о том, где правда и где зло. Читая такие истории, Эйзенхауэр освобождался от необходимости критически анализировать содержание и погружался в мир фантазии. Это давало его мозгу необходимый отдых и заменяло самые эффективные снотворные.

Более полное расслабление наступало, когда он отдавался своим любимым занятиям — рыбалке, рисованию, гольфу или игре в бридж. Поскольку все это требовало большой концентрации внимания, он полностью отвлекался от других дел. Думая над тем, какую приманку надо насадить на крючок, какой мазок наложить на холст, какую клюшку выбрать для очередного удара, какую ставку предложить необычному игроку, он мгновенно освобождался от груза раздумий о своих служебных обязанностях и ответственности. Эллис Слейтер, который был постоянным партнером Эйзенхауэра по играм в гольф и бридж, вспоминал: "Я не думаю, что мне когда-либо доводилось видеть человека с такой высокой способностью к концентрации. Когда он был занят чем-нибудь... он полностью отдавался этому делу"*7.

Он всегда жил в мире мужчин. Те немногие искренние отношения, которые у него сложились с женщинами, отражали его привычные представления о роли женщины — в первую очередь матери, жены и секретаря. Глядя на фотографию, где генерал был снят со своей матерью или с женой, вряд ли кто-нибудь усомнился бы в искренности его любви к Айде и Мейми. Но его взаимоотношения с ними никогда не выходили за определенные рамки. Ни с одной из них он никогда не обсуждал свою профессиональную деятельность, не делился с ними проблемами, связанными с его служебными обязанностями.

С Мейми он был счастлив, их отношения были простыми и несколько старомодными. За исключением периода второй мировой войны, они всегда спали вместе и намеревались сохранить эту привычку во время пребывания в Белом доме. В 1946 году, когда они были в форте Мейер, Мейми заказала по собственному проекту огромную двуспальную кровать. В 1948 году кровать перевезли из Вашингтона в Нью-Йорк, и, подыскивая для нее место в Белом доме, Мейми говорила, что любит глубокой ночью вытянуть руку "и слегка похлопать Айка по его старой лысой голове в любой момент, когда этого захочет"*8.

Эта кровать была ее командным пунктом. Она оставалась в ней до полудня, а иногда и весь день. Сидя на кровати, Мейми писала ответы на письма, давала поручения прислуге и принимала посетителей. Эйзенхауэр с удовольствием поощрял такую ее манеру, что усиливало общее представление о ней как о ленивой, испорченной и довольно пустоголовой женщине. На самом же деле Мейми, как и ее муж, была очень трудолюбивой. И кроме того, необычайно была привязана к мужу. Никогда не вникая в его профессиональные дела, она тем не менее обеспечивала ему очень важную поддержку, необходимую во взаимоотношениях с общественностью и с отдельными людьми. Когда ее муж стал фигурой мирового значения, она преодолела свою врожденную застенчивость и стала играть заметную роль в его карьере. Мейми принимала его богатых и влиятельных друзей и их жен, председательствовала на многочисленных больших и малых официальных собраниях и заседаниях, внимательно отвечала на каждое полученное ею письмо; она взяла за правило, чтобы каждый член той небольшой армии помощников, советников и секретарей, которая существовала для выполнения поручений Эйзенхауэра, на Рождество и на свой день рождения получал памятный подарок. Во время официальных встреч и приемов она всегда появлялась на публике рядом с генералом с улыбкой на лице, великолепно одетая и причесанная. Короче говоря, как жена она делала все, что Эйзенхауэр хотел, и даже более того. Хотя доля ее участия в жизни мужа и была ограничена, она все равно получала от этого удовлетворение и радость.

Но рядом с Эйзенхауэром была еще одна женщина, с которой он разделял свою профессиональную жизнь. Она занимала скромную должность секретаря и хорошо знала свою роль. Звали ее Энн Уитмен. Энн пришла работать в Организационный комитет по выборам Эйзенхауэра президентом "всего на несколько дней" перед самым началом выборной кампании 1952 года, но оставалась с Эйзенхауэром более восьми лет. Энн была компетентным работником, интеллигентным человеком, с которым было приятно общаться. Она досконально знала все проблемы, которые вызывали его озабоченность. Он мог (и часто прибегал к этому) подробно комментировать в ее присутствии события и вопросы, имевшие глобальное значение. Он был уверен, что она правильно поймет самые сокровенные его мысли, и более того — знал, что она полностью будет на его стороне, поскольку ее преданность ему была вне сомнений. Можно сказать, что он эксплуатировал ее, как рабыню: с рассвета до позднего вечера. Порой он требовал от нее совершенно невозможного, например подготовить документ в немыслимо короткий срок, и она выполняла его требования. Энн была той отдушиной, которая давала ему возможность разрядиться или через громкий саркастический смех, или как-то по-другому проявляя свой ужасный характер. В ее присутствии он мог позволить себе излить весь свой гнев, все свое презрение к другому человеку, при этом не испытывая ни капли сомнения, что завтра весь город будет знать об этом.