По ту сторону клинка: Дева орхидей - Ламеш дю Лис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господин Итиро? Я Верховная жрица Камилла. Вам, наверное, горько оставаться одному. Не составите мне компанию?
Я перестал пялиться в окно и радостно спрыгнул со стула.
— Конечно, тётенька!
Я видел, как тётенька Камилла дёрнулась, но промолчала.
— Идём, прогуляемся по собору. У нас тут ой как красиво!
Тётенька Камилла повела меня по гигантским залам. Там были такие огромные колонны! Будто деревья! Мы были в каменном лесу! Не так давно мне даже снилось, как в небольшом открытом вертолётике я летал по подобному огромному залу! Он казался мне целым миром, в котором я обитал!
— Милый Итиро, расскажи мне, как выглядит ваш мир? — обратилась ко мне Камилла. Сестрёнка Мика предупреждала, что если я останусь один и тётенька Камилла заговорит со мной, то может прозвучать подобный вопрос. Я заранее знал, что мне говорить!
— У нас на небесах огромные каменные здания! Прям такие же высокие, как ваш собор! Они возвышаются прямо до небес!
— Как это, дорогой мой? — переспросила Камилла.
— Ой, возвышаются выше небес! У нас металлические кони, на которых мы катаемся! Они могут довезти куда угодно. А огромные металлические птицы переносят нас прямо по воздуху! Мы можем вылечить что угодно!
— Правда?
— Да! А ещё все очень занятые и бегают туда-сюда!
— Кто это например?
— Мама и папа!
— А как называется ваша небесная страна, у неё есть название?
— Япония! — мгновенно и гордо воскликнул я. И лишь потом вспомнил, что сестрёнка просила ничего не говорить…
— Вот оно как, — загадочно прошептала Камилла.
— Ой! Так она называется на небесном языке! — попытался исправиться я. — Вы ведь уже знаете на нём одну фразу, правда? — я дёрнул тётеньку за юбку одеяний.
— О чём это ты?
— Дяденька король передал нам фразу нашего языка, которую вы уже выучили, узнав из головы сестрёнки Мики!
— Правда?
— Ну конечно! А повторите, пожалуйста! — с надеждой в голосе обратился я к ней.
— Прости милый Итиро, я ничего не знаю на вашем языке.
[1] Майко — ученица гейши (гэйся), либо гэйко в Кансайском регионе.
Глава XIX. Кровь — это ответ
(Хакуро Татибана)
Никогда бы не подумал, что чуть ли не единственным навыком, принесённым с собой на Землю из другого мира, может оказаться бальзамирование тел, да знание об анатомии мышей. Пожалуй, стоило понимать куда окажется уклон в академии тёмных искусств, но я всё равно не ожидал подобной глубины процесса, как и того, что это всё начнётся столь рано.
Зловоние подземелий обрубило обоняние будто гильотина голову Марии-Антуанетты. Пыхтение студентов за соседними столами слышалось в полной тишине катакомб столь сильно, что пробуждало сознание от любых мыслей. Нужно было сконцентрироваться. Руками, защищёнными перчатками, я покрывал тело своей мышки каким-то раствором. Уже не в первый раз. Я мучил её труп уже не первое занятие некромантией. Мне оставалось завернуть её в узкие льняные полоски ткани, создав некую мумию, для надёжности, да склеить их смолой. Вторую же свою мышь мы должны были попробовать сохранить в более пригодном для использования виде, а потому испытывали на ней более продвинутые способы бальзамирования. С помощью непонятного устройства прямо внутрь неё нужно было вводить какой-то иной раствор.
Если так вспомнить, в Древнем Египте для бальзамирования использовалась окись натрия, насколько я ещё был способен помнить. Наверное, им или нечто подобным и покрывалась мышь, которую мы мумифицировали. Хотя… мир магии. Здесь могли быть и другие вещества. Слова, которые использовал профессор Нагай я всё равно не воспринимал. Учебник тоже мало чем мог помочь. Ни желания запоминать, ни знания языка до сих пор этого не позволяли.
Основными темами последних уроков некромантии, которых в последнее время стало чрезмерно много, оказались анатомия мышей, да теория и практика бальзамирования тел. Если изучение второго ещё шло полным ходом, то первое мы уже выучили вдоль и поперёк. Требовалось это для того, чтобы качественно «воскресить» объект, как утверждал наш профессор. Для воскрешения существа в облике живого мертвеца требуется идеально знать его строение тела. Потому что, именно основываясь на его физиологии в будущего живого мертвеца закладывается некий код поведения, учитывающий устройство скелета, работу мышц, определённых органов и тому подобное. Если ошибиться, то живой мертвец может попросту сам себя поломать в прямом смысле. Профессор Нагай доходчиво показал нам это на всё тех же несчастных мышках, как один «оживлённый» им экземпляр поломал себе позвоночник. Некромантия оказалась нечто вроде программирования на моей Земле. А ещё точнее сродни программированию робота.
Обладая подобными знаниями вернувшись на Землю мне оставалось разве что сесть, да написать жуткий триллер о случайном убийстве, да дальнейшем бальзамировании тела, заместо его разделки. Зачем правда я не знал. Изучаемый материал давил на и без того ломающуюся психику. У меня не было сил думать о хорошем. Даже вспоминать о Мике.
Стойкое желание записать видео оживления мыши с помощью некромантии было тотально разрушено разрядившимся аккумулятором моего смартфона. Какая досада и потеря для всей науки Земли. Правда, ничем бы ей это не помогло, но зато лучшие умы мира забавно поспорили бы о достоверности записи, где бегает выпотрошенная мышь. Интересно, существует ли способ зарядить смартфон без зарядки и продолжить им пользоваться в этом мире? Просто потереть аккумулятор ладошками стало уже недостаточно. Я записал себе это в дневник как одну из задач, которую очень хотелось бы решить в ближайшем будущем. Сколько ещё мне доведётся здесь пробыть? Вернуться лишь с парой фоток было бы прискорбно. Пускай смартфон и стал теперь бесполезным тёмным зеркальцем, я всё равно решил его сберечь и спрятал тщательнее всего. Надежда, что вот-вот позвонит Мика, я услышу её голос, найду её, иссякла. Как и время очередного урока некромантии. Профессор Нагай, проверив результаты наших трудов, отправил нас оставить своих мышек в хранилище, используемом как некое подобие холодильника. Наконец-то я мог спешно покинуть ненавистные катакомбы проклятой академии.
Не столько пекло солнце, сколько слепило глаза, чем этот огненный шалун и любил заниматься в подобных высушенных регионах. Сегодня поднялся ветер и гонял песок по всей академии. Песчинки попадали в глаза и в сочетании со слепящим солнцем напрочь отбивали желание выходить наружу. Тем не менее я решился.
Никогда бы не подумал, что отсутствие смены сезонов может ударить по психике. Удовольствие от любования прекрасными нежными дюнами стихло. Сейчас уже надоедало изо дня в день видеть только их и ничего более. Ну разве что камни иной пустоши, что тем более не лучше. Каждый день повторялось одно