Голоса выжженных земель - Андрей Гребенщиков

– Нет, блин, спешил к тебе через три станции на похмельную рожу поглядеть, у меня ж дел-то больше нету!

– Не пил я вчера, – упрямо повторил несправедливо обвиненный юноша и перешел к заказу. – Готово все. – Диктофон он спрятал в сейф, хотя особой надобности в этом и не было.

– Молодец, юнга, я в тебя верил!

– Юнга? – не понял он. – Почему юнга, это же что-то морское…

– Забей, молодой, не будь нудилой. Старший сказал – юнга, значит, так оно и есть! Тащи девайс, хвастай своей работой.

Некоторое время Ник подключал извлеченный из сейфа прибор к внешнему питанию, затем с торжествующим видом протянул его нетерпеливо ожидающему Володе.

– Прошу. Надо нажать на вот эту кнопочку с треугольником…

– Никитос, ты кого учить вздумал? Это вы, дети подземелья, ни бельмеса не рубите в технике, а в наше время такие кнопочки с треугольниками – «плей» они называются – на каждом углу были. Так я включаю? Смотри, Самоделкин, взорвется в руках, я тебе…

– Не взорвется, не бойтесь… не бойся.

– Боишься – ты, а дядя Володя опасается. Усек?

– Я пойду в подсобку, мешать не буду, позовешь, если понадоблюсь, – Ник ужом выскользнул из торгового зала. Голос из диктофона пугал его, страх этот был безотчетным, не до конца понятным, но он совершенно точно лишал покоя, заставлял нервничать, даже паниковать. Тревога, беспокойство, ощущение надвигающейся беды – многое слышалось в странной записи, Ник не отдавал себе отчета, чего конкретно страшится – голоса, девушку, ее слов или того, что скрыто за словами. Не важно! БЕДА, веяло бедой, она ощущалась кожей, электрическими импульсами колола кончики пальцев, терзала виски́…

Сквозь тонкие стенки Никита услышал щелчок, диктофон ожил. Записанный на пленку человек – девушка с красивым, чуть тягучим голосом – продолжил прерванный рассказ. Звуки сливались в неразборчивый шум, тонули, растворялись в воздухе, так и не добравшись до его слуха. Голос – сам голос, слов и интонаций не было, лишь чистый, существующий сам по себе голос – манил, притягивал, звал. Глупый страх ушел без следа, теперь Ник стыдился его, проклинал свою нерешительность. Он обязан услышать!

Юноша стремительно ворвался в торговый зал, жадно прислушиваясь к несущимся из диктофона словам, но застал лишь последнее… «помоги». Запись оборвалась.

Володя больше не восседал на прилавке, он стоял спиной к Нику и судорожно хватался за край витрины. Не окажись ее рядом, гость бы обязательно повалился на пол – юноша не сомневался в этом ни секунды. Руки самоуверенного и наглого мужика отчаянно тряслись, его здоровое, атлетическое тело била мелкая, безостановочная дрожь.

– Что случилось? – губы не слушались, Ник с трудом разлеплял их, заставляя складываться в короткий, беспомощный вопрос. Наваждение нехотя оставляло его сознание, цепляясь острыми коготками, не желая сдаваться без боя.

Володя обернулся. Медленно и осторожно. Очень медленно, очень осторожно. Бледный, растерянный, ошеломленный. Совершенно трезвый.

– Что это было?

Гость затряс головой, будто отрицая и не веря – но во что?

– Такая песенка… из детства. Хорошая. На всю жизнь. «Голос из прекрасного далека». Никита, это был голос из прекрасного далека…

Сегодняшнее похмелье не носило уничижительной приставки «псевдо». Настоящий бодун, матерый и бескомпромиссный. Ник молниеносно захлопнул несвоевременно открывшиеся глаза и застонал от резкого движения век. Организм не был готов ни к прозрению, ни к движению, ни к чему-либо иному, кроме коматозного сна. Но что-то бешено пульсировало в боку, мешая сосредоточиться на спасительном небодрствовании.

«Хозяин лежит на раненом боку» – мысль добиралась до сознания долгими окольными путями, боясь потревожить ненужные нервные окончания, впавшие в пьяный анабиоз. Отважный гонец доставил дурную весть, и тело вынужденно отреагировало, переворачиваясь – сначала на живот, но данная поза вызвала приступ удушья, затем на здоровый бок.

К будущему сожалению Ника, под здоровым боком не оказалось никакой опоры, и тело, не имея возможности нарушить закон всемирного тяготения, предсказуемо полетело вниз. И встретило ближайшую опору, лишь проделав путь длиною (вернее, высотою) в метр. Никита не сразу осознал, что ему больно, но осознав, закричал так громко и протяжно, что перепугался собственного дикого крика.

После далеко не мягкого приземления болело все – здоровый бок (хотя какой он теперь здоровый?), раненый, спина, ребра, отбитое плечо и рука. Раскалывающаяся от боли голова лишь дополняла унылую картину.

– Вашу кашу! – юноша попробовал подняться, опираясь на локоть, но тот послал в мозг такой душераздирающий, протестующий импульс, что попытка, засчитанная вопреки поговорке за пытку, немедленно прекратилась. Туловище вернулось в горизонтальную плоскость. «Неужели весь поломался? Только этого не хватало».

– Чего кричим? – режущий слух голос пришел откуда-то сверху. – Мелкий, ты вообще пить не умеешь, завязывай с этим неблагодарным занятием.

Сквозь неплотно закрытые веки Никита различал над собой какое-то темное пятно. Оно то приближалось, занимая все видимое пространство, то удалялось, превращаясь в крохотную точку на далеком горизонте.

– Ты. Кто.

– Дед Бодун и белочки.

– Уходи, мне плохо.

– А то я не вижу. С витрины, что ли, грохнулся, болезный? Говорил я тебе, ложись на пол, так нет, возомнил себя горным козлом, полез на вершину Казбека…

– Уйди, галлюцинация, пожалуйста…

Никите показалось, что он услышал смех, льющийся откуда-то из района небес:

– Вот это я называю воспитание! На ногах не стоим, зато о вежливости не забываем! Юнга, ты мне начинаешь нравиться.

Несчастного юношу, не справившегося с алкоголем, Володя приводил в чувства не меньше часа. В ход пошли все народные средства, но помогла только прикладная гомеопатия. «Подобное лечится подобным». Несколько глотков вчерашнего «подобия», и Никита обрел потерянную способность говорить, смотреть и слушать одновременно. А еще удерживать тело в вертикальном положении.

– Мелочь, блин, с тобой не соскучишься. Ощущаю себя работником трезвака после школьного выпускного! Мотни головой, если понимаешь, что я говорю. Отлично. Запомни совет умного дядьки: спиртное – это не твое. Держись от него подальше, о’кей?

– Дядя предупреждал, что «о’кей» говорят только американские гомосеки, – Никита подозрительно уставился на своего антиалкогольного спасителя.

– Ты вчера мне своим дядей весь мозг снес! Сегодня хоть успокойся.

– Да? А я ни хренашечки не помню… – язык заплетался и не слушался. Память хранила девственную чистоту.

– Какая прелесть! Так-то ты отличная находка для шпиона. Ладно, сиди на месте, я пока чай сделаю. Придется нам основные тезисы по новому кругу гонять.

– Так, мой юный друг, давай по порядку, – Володя убедился, что Ник крепко держит кружку с горячим напитком и не собирается проливать ее на себя. – Устроить пьянку была моя мысль, виноват, каюсь, обещаю исправиться и далее по списку. В свое оправдание могу заявить: запись на диктофоне оказалась совершенно неожиданной, и в трезвом виде такие новости лучше не получать. Но это не суть. Ты мне долго и упорно доказывал, что батареек для приборчика во всем Метро не сыскать, какие-то там редкие «таблетки» стоят. Убедил, что девайс можно прослушивать только здесь, в магазине, подключаясь от внешнего питания. Ты с бодуна показания менять не будешь?

Вспомнить что-либо оказалось для Никиты непосильной задачей. Вроде бы все правильно, до потери сознания он именно так и считал:

– Правду я говорил, не осталось таких батареек.

– О’кей. В смысле, хорошо. Я человек занятой, мне чахнуть в гостях над диктофоном не с руки, и ты, как полагается воспитанному молодому человеку, вызвался помочь – сделать стенограмму записи…

– Нет! Ни за что! Я не буду! – Никиту буквально подкинуло от возмущения. – Я ее боюсь!

– Опять двадцать пять! – Володя схватился за голову. – Вчера два часа убил на уговоры, а сегодня все с начала! Достал ты меня, мелкий! Я по новой спорить не собираюсь. Задаток получен…

– К-какой задаток?

– Богатый, ершь твою медь и мать твою за ногу! Как называется комната, где ты мне постелил? Вот в подсобке и найдешь – и полную оплату за диктофон, и предоплату за стенографию. Обсуждать больше нечего, договор заключен, скреплен рукопожатием, поздняк заднюю включать. Несолидно, Никита, в твоем возрасте словами кидаться, а потом под себя ссаться. Идем дальше. Про Ольгу забудь начисто, это женская логика, ее и топором не перешибешь…