Лето ночи - Дэн Симмонс

Дейл не закричал. Он заставил себя подумать о намокшей газете и упавшем инструментальном ящике, он заставлял себя не думать о других вещах. Холодное прикосновение на миг пропало, потом появилось снова, стало сильнее. Он не кричал. Дейл ударил по фонарику, потряс его, перевернул. Вспыхнул слабый лучик, более похожий на язычок свечи, чем на свет фонарика.

Дейл опустил его и навел умирающий луч на поверхность воды.

Тело Тубби Кука покачивалось под поверхностью воды дюймах в десяти от нее. Дейл узнал его сразу, хоть тело было обнаженным и совершенно белым – белизной гнилого гриба – и ужасно распухшим. Даже лицо было раза в два или три больше человеческого, будто тесто всходило до тех пор, пока не лопнуло от внутреннего давления. Рот под водой был широко открыт, хоть на поверхности не появлялось никаких пузырей, десны почернели и куда-то провалились, так что каждый зуб казался огромным желтым клыком. Тело бесшумно плыло под поверхностью воды так привычно, будто находилось здесь уже недели и будет находиться здесь всегда. Одна ладонь была почти над поверхностью так, что Дейл отчетливо видел каждый палец, распухший до того, что казался странной белой сосиской. Казалось, что они слегка шевелятся, когда течение подталкивало их.

И вдруг, в восемнадцати дюймах от лица Дейла, тело Тубби открыло глаза.

Глава 22

За эти три недели дождя и ненастья Майк понял, кто и что такое Солдат и как с ним можно бороться.

Смерть Дьюана Макбрайда глубоко потрясла Майка, хоть он и не считал себя таким близким его другом, каким был Дейл. Майк, после того, как остался в четвертом классе на второй год – причиной этого были трудности с чтением, буквы в словах как Майк ни старался понять их смысл, представали перед ним каким-то случайным рисунком – так вот, после этого Майк стал считать себя полной противоположностью Дьюану МакБрайду. Дьюан и читал, и писал намного легче и более бегло, чем любой из взрослых, которых знал Майк, за исключением, может быть, отца Каванага. В то время как самому Майку едва удавалось за день осилить чтение одной из газет, которые он разносил. Он не обижался на эту разницу, в конце концов не вина Дьюана, что он такой умный. Майк уважал его способности, так же как он уважал способных спортсменов или прирожденных рассказчиков, как, например, Дейл Стюарт. Но бездна между двумя мальчиками-сверстниками была гораздо глубже, чем пропасть между разными классами, в которых они теперь учились. Майк завидовал Дьюану МакБрайду поскольку перед тем открывалось множество путей, это были не привилегии, Майк знал, что МакБрайды едва ли не более бедны, чем О'Рурки, нет, это были пути к постижению истин и их пониманию, пути, которые Майк еле-еле нащупывал во время бесед с отцом Каванагом. Он полагал, что Дьюан обитает в недоступных царствах мысли, слушая голоса давно умерших людей, звучащие со страниц книг, так же как он слушал по ночам радиопередачи, сидя в своем подвале.

Майка охватило чувство… Не то, чтоб потери, хотя оно тоже присутствовало, скорее это было чувство потери миром равновесия. Будто бы они с Дьюаном вместе пилили дрова, как однажды в детском саду миссис Блэквуд, когда они были маленькими, и теперь один из партнеров исчез и равновесие нарушено.

И один из детей, тот, что поглупее, остался в одиночестве.

Бесконечный дождь не смог помешать Солдату прийти снова. Как не помешал кому-то скрестись под полом.

Майк постарался вести себя поумнее: он сказал отцу, что какой-то странный парень слоняется вокруг их дома. Он даже рассказал ему о туннелях под домом.

Теперь мистер О'Рурк был слишком толстым, чтобы самому лазать под дом, но он дал Майку веревку и попросил законопатить всю глубину туннеля, и также дал яд, чтобы обрызгать приманки, будто бы под домом обитал гигантский опоссум. Майк полез под дом, не помня себя от страха, но причин бояться не было. Дыры исчезли.

Отец поверил его рассказу о парне в странном мундире – Майк никогда прежде не лгал ему, да и никому из взрослых – но он подумал, что это какой-нибудь лоботряс приударяет за одной из его дочек. Как мог Майк сказать, что это было нечто совсем другое, что-то, что охотится за Мемо? Может это и вправду был какой-нибудь солдат, с которым Пег или Мери познакомились в Пеории и который теперь болтался поблизости. Правда, девушки отрицали это, ни одна из них не была знакома ни с одним солдатом, за исключением База Уиттакера, которого восемь месяцев назад забрали в армию. Но Баз Уиттакер служил в Кайзерлаутерн в Германии, о чем его мать с гордостью рассказывала каждому, показывая его малограмотные письма и красивые открытки.

Нет, это был не Баз Уиттакер. Майк прекрасно знал База, и у Солдата было совсем другое лицо. Вернее сказать, у него вообще не было лица.

Поздно вечером четвертого июля Майк услышал странный шум – понял, что он реальный – и мигом скатился с лестницы, держа в одной руке биту и ожидая увидеть свернувшуюся калачиком Мемо на ее обычном месте в кровати, горящую керосиновую лампу, мотыльков, бьющихся о стекло в попытках добраться до пламени. Все так и было. Но кроме этого за окном был Солдат. Он стоял, прижавшись к стеклу лицом.

Майк застыл на месте, не сводя с него глаз.

За окном шел сильный дождь, и внутренняя рама была закрыта, только небольшая форточка оставалась в верхнем углу окна, через которую в комнату поступал свежий воздух с влажных полей через дорогу. Но Солдат так сильно налег на сетку перед стеклом, что она прогнулась внутрь и теперь касалась самого стекла. Майк отчетливо видел шляпу, с полей которой стекала вода, мокрую рубашку цвета хаки, освещенную светом лампы на столике Мемо, стоящим всего в двух футах от окна, офицерскую портупею и медные пряжки на поясе.

Вода не стекает с полей шляпы у привидений.

Лицо Солдата теперь плотно прижималось к стеклу, не к наружной сетке, а прямо к стеклу. Открыв рот и чуть не выронив биту, Майк шагнул вперед и загородил Мемо. Между ним и силуэтом за окном было не больше трех футов.

В последний раз, когда Майк видел Солдата, ему показалось, что лицо у того будто покрыто слоем сала, таким оно было блестящее, словно не лицо, а маска из воска. Теперь это восковое лицо протекало через мельчайшие ячейки сетки и снова собиралось в одну массу у самого стекла, большое и бледное как медуза.

Пока Майк на него смотрел, Солдат поднял ладони и положил их на сетку. Теперь его пальцы и даже ладони потекли сквозь нее, как течет тающая свеча. У стекла они вновь приобрели прежнюю форму и вытянулись. Восковые пальцы, сально-блестящие ладони. Руки торчали из рукавов как медленно-извергающийся фонтан воска, затем одна из ладоней заскользила по стеклу вниз. Майк поднял глаза, чтобы посмотреть, как принимает прежнюю форму лицо, глаза плавали в этой массе как изюминки в пудинге.