Виновны в защите Родины, или Русский - Тимофей Круглов

«Случайно на ноже карманном найдешь пылинку дальних стран, и мир опять предстанет странным — закутанным в цветной туман». «Ты помнишь, в нашей бухте сонной спала зеленая вода, когда кильватерной колонной вошли военные суда… Четыре. Серых».

А здесь их было не четыре — много, и они были здесь всегда, с основания гавани — и это было волшебно. Неожиданно для себя Иванов вдруг ощутимо почувствовал, как ему не хватало в Новосибирске, Красноярске, Хабаровске — моря. Как давила его громада континентальной суши. А тут, во Владивостоке, он снова у моря. И дышать почему-то стало легче.

Самым приятным было то, что здесь не надо тащиться сразу в крайком партии — знакомиться, устраиваться, убеждать кого-то в своей нужности. Потому и позволил себе Иванов расслабиться в поезде с майором, что заранее решил — сначала отдохнет денек-другой у старшего брата, а потом уж явится отмечать командировку и снова работать, работать, работать — пока хватит сил.

Надо признаться, что и всю командировку по Сибири и Дальнему Востоку Валерий Алексеевич придумал с затаенной целью не только сделать дело, что само собой разумелось, как самое важное, но и повидаться со старшим братом, побывать наконец у него дома, своими глазами увидеть, как живет он тут и служит. Юра был уже капитаном второго ранга, успел жениться, завести двух сыновей. Конечно, брат со всей своей семьей приезжал в Ригу — и не раз, но вот у него еще никто из рижских Ивановых так и не был в гостях. Долог путь и дорог — не очень-то соберешься. А так все совпало и все срослось, слава богу! Братец, конечно, не очень верил, что младшенький — непутевый по семейному представлению о нем — и в самом деле доберется до Владивостока. Но тут уж придется Юрке в очередной раз удивиться.

Валерий Алексеевич подхватил потяжелевшую за время командировки объемистую дорожную сумку и побрел искать такси. Конечно, за этот месяц он раздал почти все подборки «Единства» и другой литературы, раздарил сотни интерфронтовских значков, наклеек, флажков и прочих маленьких пропагандистских радостей. Оставались только кассеты с видеофильмами да остаток материалов для Приморского крайкома. Но зато в каждом городе ему, в свою очередь, дарили свои партийные газеты, журналы, те издания, в которых выходили статьи после его пресс-конференций. И подарки были, и сувениры.

Ехать пришлось неожиданно долго, объезжая Золотой Рог, поднимаясь на сопки и опускаясь, пока неожиданно не остановились у кирпичного двенадцатиэтажного дома на Чуркином мысе. Отсюда, с большой высоты, хорошо была видна бухта и корабли в ней, а на той стороне прекрасно просматривался центр Владивостока. Как потом оказалось, достаточно было спуститься вниз к пристани, и рейсовый пассажирский катер в пять минут доставит тебя прямо к Штабу флота, к вокзалу, короче, куда угодно.

— Валера! Наконец-то! А то телеграмму дал из Красноярска, а когда точно ждать, так и не сказал! Мы тут волнуемся — пропал мальчик! — Жена брата — Галя, женщина боевая, мигом затащила Иванова в маленькую квартирку, стала раздевать, кормить, звонить брату на службу, одергивать маленьких племянников, чтобы не лезли к дяде, — и все это одновременно. Галка была родом из маленького поселка на китайской границе.

В чертах лица у нее было что-то бурятское, восточное — непривычный для запада страны тип. Закончила в Чите пединститут, по распределению попала во Владивосток, там и познакомилась с молодым лейтенантом Ивановым. Юра после окончания института в Ленинграде немного поработал на военном предприятии в Риге, откуда его вскоре призвали, благодаря корабельной специальности, на флот. Потянув лямку лейтенанта-двухго-дичника, брат прижился на Дальнем Востоке, решил остаться на флоте и служить дальше уже кадровым офицером. А раз остался, надо и жениться. А там и детки пошли — один за другим — мальчишки крепкие и бойкие — Димка и Ванька.

Валерий Алексеевич всегда был для старшего брата объектом насмешек и заботы одновременно. С детства Юрка звал Валеру Рыжим — за веснушки, которые, правда, сошли сами собой годам к четырнадцати, но зато семейное прозвище осталось надолго. Брат был старше на четыре года, а это не так уж мало, особенно в подростковом возрасте. Да и жилось старшему всегда труднее. С первого по четвертый класс, пока семья жила на заставе, он привыкал к самостоятельности в школе-интернате. Потом, уже в Кингисеппе, отец с матерью — всегда занятые — по службе и на работе, оставляли старшего брата присматривать за младшим. Мальчишки и дрались бывало, и играли вместе. Компания у Юры, конечно, была своя. Но если надо было, то младшего он всегда защищал.

Короче, младший — есть младший. И сладкий кусочек, и прощение от мамы — все ему. А Юра учился на «отлично», занимался спортом, готовился к институту да еще отвечал за Рыжего перед родителями. Зато и доверие к старшему у родителей было всегда стопроцентное, не то что к младшему, балованному, как часто ворчал отец. Хотя какое там особенное баловство может быть у ребенка на погранзаставе или в маленьком приграничном городишке, отрезанном морем от Большой земли? Но так уж сложились роли. Потом Юра с медалью закончил школу, с красным дипломом — институт. А вскоре и вовсе уехал служить на Тихоокеанский флот и появлялся только раз в два года, посмотреть на Запад, повидать родителей — и скорей домой — во Владивосток. Ясно, что не был старший брат таким паинькой, каким часто считали его родители, приводя в вечный пример младшему сыну. Но жизнь научила Юрия Алексеевича, что с родителями, как с тещей, надо дружить на расстоянии. И чем больше оно, тем лучше. Тогда есть шанс прожить собственную жизнь без постоянной оглядки на папу с мамой, которые вечно норовят устроить так, чтобы дети прожили не свою жизнь, а ту, которая не получилась у родителей.

Братья не виделись уже давно — года три, а то и четыре. Засиделись до ночи, и тут неожиданно возникла проблема — у Валерия Алексеевича закончились сигареты. Брат не курил, к соседям за полночь стучаться не будешь. А с табаком в стране было плохо, даже табачные бунты тогда случались в России. Где спекулянты торгуют сигаретами — некурящий брат тоже не знал. Спасла положение Галина. Она полезла в шкаф, вытащила пакет с меховыми шапками, проложенный моршанской армейской махоркой — от моли, — и торжественно презентовала шурину несколько горстей зверского зелья. Иванов возликовал, потребовал газетку, свернул огромную «козью ножку» и отправился на балкон.

Конечно, зашла речь и о причине приезда Иванова во Владивосток. Тот смеялся, отшучивался. Потом показал интерфронтовское удостоверение, командировку. Старший брат по-прежнему смотрел на Валерия Алексеевича с некоторым недоверием, как на обманщика, право. Но тот, привыкнув уже, что в семье его за серьезного человека не считают, махнул рукой, выпил еще рюмочку и завалился спать, благо в крайком партии завтра не обязательно было идти спозаранку.

Засыпая, Иванов успел еще подумать, что семья брата отнеслась к проблемам русских в Латвии как-то чересчур отстраненно, как будто не были там никогда и не жили там; у Юры, по крайней мере, родители, друзья, брат младший, в конце концов. Да и вообще, даже вспоминая о Москве и Ленинграде, владивостокцы говорили: «В России!»

— А здесь-то что, черт возьми? Вы-то где тогда живете?! — сквозь дрему успел еще удивиться Валерий Алексеевич и мгновенно заснул.

Глава 17

Сияло солнце! В Сибири давно уже наступила зима. Зима еще только начинала подкрадываться к Латвии. Но здесь, на широте субтропиков, на самом краю огромной страны — во Владивостоке — зимою еще и не пахло. Ласковая вода на городском пляже была теплой, а еще — она была такой прозрачной, невесомой, какой никогда не встретишь на Балтике. Тут же, на берегу, среди мокрой гальки, валялись маленькие морские звезды. Далеко впереди никак не кончалось, уходя за горизонт, в блистающий туман, Японское море. А вокруг — на угрюмых, серых сопках — расцвел, раскинулся просторно на берегах красивейшей в мире бухты, заполненной военными кораблями, большой, энергичный, совершенно сказочный город. Так странно звучало после Латвии подчеркнутое в названиях: остров Русский, улица Русская. Столбили предки далекий край за собой, не то что теперь.

С утра Валерий Алексеевич вместе с братом спустился вниз, к Золотому Рогу. Вместе они сели на рейсовый катер, как на троллейбус, купили билетики с голубым якорьком и надписью «морской транспорт», и тут же буднично, деловито зашумела вокруг катера вода, открылась со всех сторон панорама Владивостока, перекрываемая, правда, периодически высокими бортами стоящих по берегам бухты эсминцев, ракетных крейсеров, противолодочных и десантных кораблей — Иванов не успевал следить за подсказками старшего брата — просто вертел головой туда-сюда, пока она не стала отваливаться от напряжения и восторга.