Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура - Борис Николаевич Тарасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Догматические формулы нового человека зыбкого времени сфокусировались в исканиях Мережковского в идее Третьего Завета, призванной разрешить взволнованные и напряженные антиномии между христианством и язычеством, духом и плотью, Церковью и общественностью. Для него, как и в определенные периоды для В.В. Розанова, “историческое христианство” является выражением, так сказать, чрезмерности духа, аскетического самоотречения, подчиненности языческому государству; оно игнорирует проблемы пола и “святой плоти”, вопросы организации “религиозной безгосударственной общественности”. Мережковский открывает своеобразное тождество, говоря языком Паскаля, двух бесконечностей, духа и плоти, верха и низа (“небо – вверху, небо – внизу, звезды – вверху, звезды – внизу, все что вверху – все и внизу”) и взыскует их мистического единства через освящение плоти, синтез христианского благовестил и “правды о земле” и в конечном итоге установления на ней Царства Божия. Утопичность такого проекта подчеркнул прот. Г.В. Флоровский: “Здесь очевидное двоение понятий. Мережковский прав, что христианство освящает плоть, ибо есть религия Воплощения и Воскресения. Потому и аскетизм есть только путь. Но он хотел воссоединить и освятить не-преображенную плоть, все эти экстазы плоти и страстей. Синтез был бы возможен только в преображении, но именно преображения и одухотворения плоти Мережковский и не хочет… И получается обманное смешение, блудящий пламень, прелесть…”. Сам Мережковский осознавал, что его идея “святой плоти” скрывает искушение брьба со страстями противопоставить путь их полного высвобождения и говорил, что “мой вопрос содержит опасность ереси, которая могла бы в отличие от аскетизма получить название ереси астаркизма…”. В последних его работах уже отсутствует мысль о “небе” вверху и внизу.
Кредо Мережковского, связанное с утверждением Третьего Завета, по-своему пространно выражено в статье “Тайна русской революции”: “Да будет воля Твоя и на земле, как на небе”. То, что воля Отца совершается на небе, было понятно и принято христианством с бесконечной глубиной и ясностью религиозного сознания. Но что воля Отца должна совершаться и на земле, как на небе, – это, хотя тоже было принято, но не полностью и осталось в христианстве только одним из темных апокалипсических чаяний, не осуществленных во всемирно-историческом действии. Доныне раскрыта в христианстве лишь одна половина учения Христа – правда о духе, о небе, о личном спасении. В будущем должна раскрыться и другая половина этого единого целого – правда о плоти, о земле, о спасении общественном – о том, что люди наших дней называют так плоско и недостаточно, потому что нерелигиозно “социальной проблемой”. И обе эти правды должны снова соединиться во всемирно-историческом действии так, как они уже раз были соединены во Христе. Только религия Троицы, не как отвлеченного догмата, а как живого откровения, совершаемого во всемирно-историческом действии, – только религия Трех, которые суть Едино, – может разрешить и преодолеть страшную антиномию двойственности, заключенную в религии одного Второго Лица, не соединенного с Первым и Третьим”. Отсюда у Мережковского возникает его излюбленная схема развития мировой истории к осуществлению Третьего Завета.
Концепция Третьего Завета восходит к учению средневекового богослова Иоахима Флорского, согласно которому трем лицам Божественной Троицы соответствует три эры (“три порядка, три сущности мира”) с завершающим Царством Святого Духа, то есть вечной справедливости и правды. По Мережковскому, история развивается от религии Бога в мире или воплощения Отца в Космосе (Первый Завет) и религии Бога в человеке – Богочеловеке, или воплощения Сына в Логосе (Второй Завет) к религии Бога в человечестве – Богочеловечестве, или воплощению Духа в соединении Логоса с Космосом (Третий Завет). Конечным итогом такого развития и осмысления Бога, мира и человека должно стать обретение их нерасторжимого единства, преодоление разделенности земного и небесного, плотского и духовного, Отчего и Сыновнего, полное слияние религиозной жизни с мирской и установление Вселенской Церкви, вступление человечества в сверх историческую стадию вечного блага и любви в Царстве Божием.
Историософская схема Мережковского накладывала свой отпечаток и на осмысление роли разных персонажей истории и культуры, в числе которых на одном из самых заметных мест оказывается Паскаль. В той же статье “Тайны русской революции” автор пишет: “Высшая точка христианского Запада достигнута в религиозном опыте Паскаля – в согласовании противоположностей, accorder les contraires”. “Два противоположных начала – с этого должно все начинать”. И даже в конце каждой высказанной истины должно прибавлять, что помнишь противоположную истину”. “Наше (человеческое) величие заключается не в том, что мы находимся в одной из двух (противоположных) крайностей, а в том, что мы находимся в обеих вместе и наполняем все, что между ними. Но может быть, душа соединяет эти крайности только в одной точке, как бы в раскаленном угле. – Противоположные крайности соприкасаются и соединяются в Боге, и только в Боге”. “Только в Иисусе Христе все противоречия согласованы. En Jesus Christ toutes les contradictions sont accordées”. Все “демоническое” в человеке совершается под знаком Двух, а все божественное – под знаком Трех: две в человеке борющиеся, противоположные, низшие истины примиряются в Третьей Истине, высшей, – в Боге. “Два порядка низших – плоть и дух – соединяются в “Третьем Порядке”, высшем, – в “Любви”, “le Troisième Ordre de la Charité”. Что значит для нас этот религиозный опыт Паскаля, верно и глубоко понял родственный ему по духу человек наших дней, христианин и математик Эмиль Бутру: “Все едино, одно в другом, как три Лица Троицы”, – эти слова Паскаля озаряют, как молния, весь наш кругозор”.
Более развернуто свое видение личности и творчества Паскаля Мережковский представляет в книге о французском мыслителе, задуманной еще в середине 1930-х годов. Ее отдельные фрагменты уже после смерти автора публиковались в эмигрантской периодике (Возрождение. 1949. № 5, 6; 1950, № 8; Новый журнал.
1967. № 87). Мережковский подробно описывает жизнь и деятельность французского ученого и мыслителя, обильно цитируя как его собственные сочинения, так и труды исследователей. В одной из глав под одноименным названием он задается вопросом: “Что сделал Паскаль?” и, отвечая на него, обращает внимание на основную идею главного произведения
