Птица малая - Мэри Расселл

– Я поражен. Это изумительно.

– Да. С полотенцами тоже получается, но моему мастерству есть пределы. – Эмилио снова повернулся к машинам. – Носки, например, вы, парни, отсылаете их в стирку вывернутыми наизнанку и получаете чистыми, но в том же состоянии.

– Э-э, у моего папаши была такая же привычка.

Джон наблюдал, как работает Сандос. Его хватка не была безупречной, и все еще приходилось внимательно следить за своими движениями, но прогресс был налицо.

– Скрепы и впрямь хороши, не так ли?

– Ими намного проще управлять. Они легче. Смотрите: синяки проходят.

Эмилио повернулся и протянул руки Джону. Новые скрепы отличались радикально – не столько клетка, сколько шины на запястьях с электронными датчиками. Пальцы поддерживались снизу плоскими ремешками, соединенными меж собой, но вплотную прилегавшими к кистям. Более тонкие ремешки проходили над фалангами, а набор из трех плоских ремней прикреплял шины к пястям, запястьям и предплечьям. Джон старался не замечать, насколько атрофированы мышцы, и сосредоточился на механизмах, пока Сандос объяснял их устройство.

– Кисти и предплечья ноют, но, полагаю, это оттого, что я стал их активнее использовать, – сказал Эмилио, выпрямляясь. – А вот это лучше всего. Следите.

Сандос подошел к большому столу, предназначенному для сортировки и складывания белья, и наклонился, уложив на него предплечье. Он чуть качнул рукой в сторону, активируя маленький переключатель, и скрепа со щелчком раскрылась, повиснув на кисти против большого пальца. Эмилио вытянул руку наружу, а затем ухитрился вставить ее обратно, обойдясь без посторонней помощи; правда, прежде чем он снова щелкнул переключателем и скрепа захлопнулась, ему пришлось потрудиться.

– Я со всем справляюсь сам, – сказал Эмилио, шепелявя точно трехлетка. И добавил своим голосом: – Вы и представить не можете, что это для меня значит.

Джон широко улыбнулся, радуясь его счастью. Все, включая, возможно, и самого Сандоса, недооценивали, насколько угнетает его хастаакала. Впервые с тех пор, как его искалечили, Эмилио находил дела, которые мог выполнить, вместо дел, которые были ему недоступны. Будто прочитав мысли Джона, Сандос повернулся, затем с самоуверенной усмешкой наклонился, подняв корзину, и застыл, ожидая комментариев.

– Очень впечатляюще, – признал Джон.

Сандос поволок корзину к занавешенной двери, которую распахнул, толкнув спиной. Джон последовал за ним к веревке для белья.

– Сколько здесь? Семь или восемь кило, а?

– Микроприводы тут получше, – сказал Сандос и принялся развешивать белье.

Процесс оказался медленным. Он все делал правильно, но прищепки норовили выскользнуть из его хватки.

– Возможно, мисс Марио следует добавить на большой и указательный пальцы фрикционные подушечки, – с легким раздражением сказал Эмилио, когда это случилось в четвертый раз.

И это тот самый человек, который месяцами маялся со старыми скрепами без единой жалобы! Было отрадно слышать, как он облегчает душу. В нем нет ничего, что нельзя вылечить с помощью беззлобного брюзжания, подумал Джон. Он знал, что все не так просто, но с удовольствием убеждался, что Сандос обрел душевный покой.

– Наверно, я скажу глупость, – предупредил Джон, – но эти скрепы и выглядят изящно.

– Итальянский дизайн, – восхищенно откликнулся Эмилио.

Он вытянул руку перед собой, словно невеста, разглядывающая свое новое кольцо, и произнес с легким английским акцентом:

– В следующем году их будут носить все.

– «Принцесса-невеста»! – воскликнул Джон, немедленно распознав цитату.

– А-а, вижу, вы используете против меня защиту Бонетти, – сказал Эмилио – на сей раз с сильным испанским акцентом.

– Не связывайся с сицилийцем, когда на кону жизнь! – объявил Джон, усаживаясь на низкую каменную стену, ограждавшую этот боковой дворик.

Некоторое время они перебрасывались цитатами из фильмов, пока Джон не откинулся назад, сцепив руки на колене, и не сказал:

– Потрясающе, старина. Никак не думал, что найду вас в таком бодром состоянии духа.

Эмилио застыл с простыней в руках, вдруг осознав, что и впрямь доволен жизнью. Он остолбенел, едва ли зная, что делать с этим чувством. Возник было почти автоматический порыв возблагодарить Господа. Эмилио подавил его, упрямо цепляясь за факты: он развешивает белье, болтая с Джоном Кандотти о «Принцессе-невесте», и получает удовольствие. Вот и все. Благодарить надо Паолу Марино, а не Бога. Эмилио и сам помог себе. Когда он понял, насколько лучше новые скрепы, то попросился на работу в прачечную. Ему нужно чем-то заниматься, а это будет хорошей посильной тренировкой, убеждал Эмилио, естественной терапией для его рук. Теперь он спал и ел лучше, а ночи сделались не такими тяжелыми. И он становился сильнее. Конечно, время от времени, слегка запыхавшись от постоянных наклонов, Эмилио вынужден был останавливаться, но постепенно перерывы делались короче и требовались реже…

Обеспокоенный его затянувшимся молчанием и задумчивостью, Джон оставил свой каменный насест.

– Давайте я помогу, – мягко сказал он и поднял одну из простыней.

– Нет!

Уронив простыню, Джон отшатнулся.

Несколько секунд Сандос не двигался, тяжело дыша.

– Послушайте. Простите, – сказал он затем. – Я испугался, ясно? Не ожидал, что вы окажетесь так близко. Не хочу помощи! Все пытаются мне помочь! Простите, но я это ненавижу. Оставьте меня в покое…

Он отвернулся – сердито, едва не плача. Наконец повторил более спокойно:

– Простите. Напрасно я на вас ополчился. Я запутался, Джон. Столько всего намешано…

Стыдясь своей горячности, Эмилио отвернулся и наклонился к корзине с бельем. Спустя пару минут сказал через плечо:

– Не стойте с глупым видом. Помогите.

Джон растерянно покачал головой, но затем подобрал наволочку и повесил на веревку.

В молчании они довели дело до конца и вернулись в сумрак подвала за новым грузом белья. Опустив корзину на пол, Эмилио тяжело вздохнул, глядя на свои скрепы:

– Да, эти намного лучше, но на скрипке играть я все еще не могу…

Джон забормотал что-то сочувственное, но вдруг увидел, что Эмилио ухмыляется.

– Черт! – засмеялся Джон, и напряжение, возникшее между ними, испарилось. – Не могу поверить, что на это купился. Вы ведь никогда и не играли на скрипке, верно?

– Бейсбол, Джон. Я играл только в бейсбол.

Чувствуя, что к нему возвращается спокойствие, Эмилио открыл стиральную машину и начал выгружать полотенца.

– Сейчас я, наверно, слишком стар и потрепан, чтобы обежать площадку. Но когда-то у меня были здоровые кисти.