Русская фантастика 2014 - Василий Головачёв

— К Рони сегодня нельзя! — заявила она.

Председатель Огородников набычился:

— Кто вы такая?

— Что случилось? — вмешался Корнев.

— Рони плохо, — объяснила Егорова. — После пожара. Температура повысилась. И он… стонет.

— Но не помирает же? — Огородников отстранил Егорову: было видно, что он из тех, кто привык добиваться своего и воспринимает любое препятствие как личное оскорбление.

— Ничего страшного, — тихо сказал Корнев, проходя мимо зоотехника. — Это все стресс. Мы быстро.

Войдя в павильон зверинца, Сталинович свернул в неприметный коридор, отпер своей карточкой дверь и через пункт мониторинга провел комиссию в обширное помещение зимнего вольера. Рони действительно лежал на правом боку, как в раннем детстве, и косил карим глазом. При появлении людей он издал полувздох-полувсхлип и шевельнул передними ногами. Клочки бурой шерсти неприглядно топорщились. Мокрый живот казался вздутым, как при обострении гастрита.

Председатель Огородников в изумлении остановился.

— Это мамонт?! — вопросил он громко.

— Да, — подтвердил Сталинович и добавил с ноткой родительской гордости в голосе: — Наш Рони.

— Но он совсем не похож на мамонта… — Огородников беспомощно оглянулся на Веронику. — Шерсти почти нет… Где шерсть?! И бивни мелкие…

— Генетически Рони — мамонт, — заверил Корнев. — Вида Mammuthus primigenius. Но выносила его самка непальского слона. Естественная фенотипическая коррекция. К тому же он еще очень молод.

— И кто на это клюнет? — саркастически осведомился Огородников. — Вы собираетесь каждому, что ли, рассказывать об этой вашей… коррекции?

— Если понадобится, расскажем.

— Черт те что! И он у вас больной! Едва дышит. И воняет! Как его показывать, объясните!

Корнев вдруг понял, что председатель Огородников боится. Сдерживает рвущийся страх, психологически закрывается от него, но боится. Оставалось загадкой, что его напугало — обстановка вольера или возможный гнев начальников.

— Он не предназначен для показов, — сказал Корнев. — Он наш первый уникальный образец, первый опыт. Если вы хотите увидеть взрослых и полноценных мамонтов, проект необходимо продолжить.

Рони вновь тяжко вздохнул. Изогнул хобот, засунув кончик в приоткрытый рот.

— Пойдемте отсюда, — призвал Огородников. — И соберите персонал. Буду выступать…

Небольшой конференц-зал жилого корпуса был Рассчитан на три десятка человек, но поприсутствовать на внеплановом собрании пришли почти все сотрудники станции и практиканты, заметно превысив лимит. Из столовой принесли дополнительные стулья. В президиуме расселись члены комиссии, Корнев пристроился сбоку. Сталинович занял кресло по центру в первом ряду, закинул ногу на ногу, небрежно постукивая шлепком стека по коленке. Смотрел он исключительно на Огородникова — буравил взглядом.

Председатель Огородников встал и с минуту молчал, дожидаясь тишины. Потом похлопал себя по карманам, словно искал заготовленные тезисы, и сбивчиво начал:

— Дамы и господа! Будущее… э-э-э… фундаментальной науки… э-э-э… скрыто во мраке будущего… и подчинено… э-э-э… неизгладимым… разносторонним… э-э-э… вариантам… Но мы всегда видим свет в конце… Да!.. Наша задача — сделать науку… э-э-э… продуктом конкурентоспособности!

Тут, по-видимому, он оседлал любимого конька, речь его оформилась и потекла плавно, хотя и состояла в основном из модных заклинаний: «прогрессивные инновации», «модернизационная стимуляция», «драйверы доходности», «инфляция монетарности», «хеджирование рисков», «креативное мышление», «критерии сальдирования», «аутстаффинг персонала», «делегирование статусности».

Корнев быстро потерял нить рассуждений и перестал слушать. Но было ясно, что председатель разочарован осмотром вольера и прямо-таки жаждет свое разочарование выплеснуть на людей, которые от него зависят. Дело плохо, одна надежда — на Веронику. На Веруню. Но стоит ли на нее надеяться?

Когда невыспавшиеся практиканты начали открыто позевывать, Огородников закруглился:

— Мы должны объединить… э-э-э… продуктивную деятельность, чтобы достойно отвечать… э-э-э… особым вызовам времени.

Сталинович сразу поднял руку.

— Вопросы? — удивился Огородников; под взглядом Сталиновича он немного робел.

— Вы тут рассказывали про конкурентоспособность, — напомнил Сталинович, продолжая постукивать стеком. — У вас где-то есть еще один мамонт?

Огородников замешкался.

— Позвольте, как вас по фамилии? — уточнил он.

— Сталинович.

— Не по отчеству… По фамилии.

— Сталинович.

— А по имени-отчеству?

— Виссарион Иосифович.

В зале раздались смешки. Огородников окончательно онемел. Он никак не мог сообразить, издеваются над ним или нет. Все же справился с собой и сказал:

— Уважаемый, наличие… э-э-э… мамонта или его же отсутствие ничего не говорит о конкурентоспособности…

— Значит, наша фирма — монополист? — перебил Сталинович.

— В некотором смысле…

— Тогда мы можем требовать особые условия для себя, не так ли?

— Мы стремимся к эффективному менеджменту и оптимальной доходности, поэтому… — завел было Огородников привычную шарманку.

— Нет-нет-нет! — прервал его Сталинович, поднявшись из кресла и сурово помахивая стеком. — Об эффективности можно рассуждать, если есть с чем сравнивать. А если нет, то извините…

Корнев почувствовал, что дело идет к скандалу, и вмешался:

— Спасибо за познавательное выступление и интересные вопросы. Коллеги, не нужно сегодня обсуждать аспекты дальнейшего развития проекта. Мы ведь только познакомились с членами комиссии, нам еще предстоит обсудить формат сотрудничества. Мы учтем все пожелания, претензии и решим проблемы. Главное — проект живет. Наш мамонт до сих пор остается уникальным опытом, который служит научным и образовательным целям. Нас поддерживает Институт биологии и биотехнологии. Не думаю, что в агентстве захотят резать курицу, несущую золотые яйца. Сейчас я предлагаю сделать перерыв на обед, угостить наших гостей, а затем продолжим экскурсию по станции. Спасибо за внимание!..

Пока сотрудники шумно покидали конференц-зал, Вероника подошла к Корневу:

— Можно тебя на пару слов?

— Конечно, пойдем ко мне.

Они разместились в кабинете, и Корнев дал Веронике время осмотреться.

— Я ожидала большего, — сказала она после затянувшейся паузы. — А у тебя только картина Голобокова. «НИИ генетики» — так, кажется, называется? Кстати, подлинник?

— Подлинник, — отозвался Корнев, бросив взгляд на картину, изображавшую парочку плакатных ученых в белых халатах на фоне панорамного окна, за которым среди сугробов паслись мамонты. — Геннадий Голобоков не слишком популярен сегодня. Хватило и моей зарплаты. Но разыскать ее было целой проблемой… А чего именно ты ожидала?