Дело Кольцова - Виктор Фрадкин

Возвращение Кольцова в Испанию на этот раз было связано, в частности, с дополнительным и весьма непростым заданием: обеспечить организацию 2-го Международного конгресса писателей в защиту культуры от фашизма. Как и по поводу парижского конгресса, так и по мадридскому было специальное решение Политбюро.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б) О СОЗЫВЕ МЕЖДУНАРОДНОГО АНТИФАШИСТСКОГО КОНГРЕССА ПИСАТЕЛЕЙ В ИСПАНИИ.

21 марта 1937 г.

№ 47. п. 31–0 Международном антифашистском конгрессе писателей.

1. Согласиться с предложением испанских антифашистских писателей о созыве в Испании Международного антифашистского конгресса писателей в текущем 1937 году.

2. Для организации и созыва конгресса создать организационную комиссию по созыву антифашистского конгресса, составленную из строго проверенных антифашистских писателей.

3. Предусмотреть введение в состав организационной комиссии от СССР: тт. Кольцова, Эренбурга, Алексея Толстого и Вишневского.

Надо ли говорить, что подготовка подобного форума в раздираемой гражданской войной Испании — задача несколько иная, чем это было два года назад, когда писатели собрались в мирном, процветающем Париже. Другой была обстановка, другими были и сложности. Можно не сомневаться, что одной из целей этого конгресса, по указаниям, полученным из Москвы, становится опровержение фактов, изложенных в книге Андре Жида «Возвращение в СССР» и компрометация самого Жида, как пособника фашизма.

Конгрессу писателей в Испании предшествовала, естественно, большая организационная работа. Как и три года назад, к ней был привлечен Эренбург, по-прежнему живший во Франции и имевший больше возможностей для общения с зарубежными писателями. Учтя опыт предыдущего Парижского конгресса, постарались не допустить в Испанию писателей, «ненадежных» с точки зрения советских властей.

9 июня 1936 г. Эренбург пишет Кольцову:

…Я был в Тр. Теплицах на съезде словацких писателей. Приветствовал съезд от имени советских писателей. Съезд прошел хорошо, дискуссии были интересные. Присутствовали представители всех политич. направлений, включая крайне-правые. Резолюция была принята единогласно. Единогласно постановили вступить в Межд. ассоциацию защиты культуры и приветствовать Союз писателей. Когда были прочитаны две телеграммы, один из правых писателей предложил послать третью, «чтобы уравновесить политический эффект». Его спросили «куда», он не смог ответить. Тогда конгресс разразился хохотом и дальнейших прений не было.

Все, о чем Вы мне писали в Прагу, улажено. Я не знаю, должен ли я ехать в Лондон. Если это необходимо, сообщите. Пока что не предпринимаю в этом отношении никаких шагов.

Выдержки из письма от 26 июня 1936 г.

…У нас в Англии нет базы. Я разговаривал с товарищами из полпредства. Они советовали опереться на Честертоншу (та, что была в Москве), но не думаю, чтобы это было исходом. Хекслей и Форстер не хотят ничего делать, имя дают, но не больше. Это объясняется политическим положением в Англии, и здесь ничего не поделаешь. С другой стороны, они чистоплюи, то есть отказываются состоять в организации, если в нее войдут журналисты или писатели нечистые, то есть те, у которых дурной стиль и высокие тиражи. Мне очень трудно было наладить что-либо в Англии, так как я из всех стран Европы наименее известен в Англии и так как я не знаю английского языка. Все же я со многими людьми беседовал и пришел к выводу, что в отличье от других стран, в Англии нам надо опереться почти исключительно на литературную молодежь и на полу-писателей полу-журналистов. Все надо начинать сызнова.

…Касательно отдельных стран. Очень хорошо все с испанцами. Я с ними наметил такую программу. В конце октября они устраивают конференцию испанских писателей «для подготовки к съезду». Из теоретических проблем — вопрос о роли писателя в революции и проблема национальных культур (каталонская и пр.). Мы их объединяем с португальцами, кстати. Из практических — создание государственного издательства, связь с рабочими клубами, организация домов отдыха для писателей, библиотеки и пр.

Хорошо все с чехами. Там наконец-то создана настоящая организация.

Ничего серьезного нет в Скандинавии (за исключением Исландии). Как прежде, разрыв между лево-буржуазными и пролетарскими писателями.

Перед отъездом я встречался со свитой Ж. и убедился, что Ж. настроен довольно зловредно.

В этом письме Эренбурга под «Ж.» подразумевается Андре Жид.

Участниками конгресса в Испании были: Лион Фейхтвангер, Анна Зегерс, Вилли Бредель, Андре Мальро, Жюльен Бенда, Андре Шамсон, Пабло Неруда, из испанцев — Антонио Мачадо, Хосе Бергамин, Рафаэль Альберти и другие. В конгрессе приняли участие многие эмигранты, осевшие в СССР. В советскую делегацию входили: Михаил Кольцов — руководитель, Алексей Толстой, Александр Фадеев, Всеволод Вишневский, Владимир Ставский, Агния Барто, Виктор Финк, Илья Эренбург, Иван Микитенко. Среди иностранных делегатов особенно известных имен маловато. Кто-то не приехал из-за политических разногласий, а кому-то не хотелось заседать под бомбами и снарядами генерала Франко.

Открыл конгресс глава испанского правительства Хуан Негрин. Выступили несколько испанских писателей. А завершился первый день следующим образом:

«Сегодня же правительство чествовало конгресс обедом на пляже, в ресторане Лас Аренас. Здесь все было более непринужденно, впрочем, тоже с речами. Говорил министр просвещения, затем Людвиг Ренн, Толстой, Эренбург. Писатели сидели вперемежку с министрами и военными, знакомились, беседовали и болтали. Анне Зегерс очень понравился плотный, добродушный испанец в очках, остроумный и веселый, к тому же изумительно говорящий по-немецки. Он давал ей справки и быстрые, живые характеристики испанцев, сидевших за столом. „А вы здесь какую должность занимаете?“ — ласково спросила Анна, щуря близорукие глаза. „Я здесь председатель совета министров, я у вас выступал сегодня на конгрессе“, — ответил Негрин.

К концу обеда, под аплодисменты, прибыла прямо из Барселоны запоздавшая часть конгресса. Английским писателям их правительство отказало в паспортах. Мальро взялся переправить эту группу и нескольких немцев-эмигрантов без особых формальностей в Испанию. Сейчас он не без эффекта ввел своих клиентов в зал. Под шум и аплодисменты он шепнул, мальчишески мне подмигнув: „Контрабандисты вас приветствуют“.

Ночью город основательно бомбили, — возможно, что по случаю конгресса. Делегаты дрыхли мертвым сном после дороги и дневных переживаний. Так они могли проспать все. Я приказал телефонистке „Метрополя“ разбудить немедленно всю мою делегацию и торжественно повел ее в подвал. Сирены выли, зенитная артиллерия стреляла непрестанно, звук — как будто раздирают огромные куски полотна. Издалека слышались глухие взрывы бомб. „Каково?“ — спросил я тоном гостеприимного хозяина. Все были взволнованы и очень довольны. Вишневский спросил, какого веса бомбы. Но я не знал, какого они веса. Черт их знает, какой у них вес. Толстой сказал, что наплевать, какой вес, важно, что это бомбы. Он был великолепен в своей малиновой пижаме здесь, в погребе.