Хранитель Мечей. Одиночество мага. Том 1 - Ник Перумов

– Скажу, что если ты согласишься на почётное прекращение бессмысленного кровопролития, тебя ждёт домашний арест в Святом граде, то есть в Аркине. Мы, скромные чада Святой Матери нашей, должны разобраться в тех грозных событиях, провозвестником которых ты являешься. Поэтому ты нужен нам живым и только живым. И крайне желательно – не озлобленным, готовым к союзу. Ведь если твой долг – защищать Эвиал, неужели ты дашь крыльям Тьмы сомкнуться над его просторами? Святая Инквизиция по-прежнему верит, что наша... наши... недоразумения есть не более чем недоразумения, которые легко разрешить переговорами. Если, конечно, обе стороны искренне желают договориться.

– И что же станут делать со мной... когда я окажусь под домашним арестом? И не станет ли моим домом самая глубокая и тёмная камера церковных тюрем? Они ведь тоже славятся на весь Эвиал, равно как и святость аркинских клириков...

– Вот именно – равно как и святость, – нимало не смутился Иероним. – Святость аркинских архипрелатов – лучший залог их правдивости. Никому не интересно вступать с тобой в поединок, некромант Неясыть. Ты пошёл по кривой дорожке, по заведомо ложному пути, хотя мог бы принести немало пользы. Святой Престол совсем недавно выпустил энциклику. В ней говорится: «Оказывать магам-некромантам всяческое содействие, поелику деяния их на защиту добрых чад Святой Матери нашей от порождений Тьмы направлены, а грехи, оными некромантами при этом творимые, мы, архипрелат Аркинский, милостью Спасителя нашего наместник Его на земле, берём на себя и замаливать усердно станем». Понял теперь? Так что давай даже не будем называть это «сдачей». Скажем так – переход к добровольному сотрудничеству. Добровольному, понимаешь? В этом-то всё и дело. Труп твой, некромант, нам поможет мало. Да и остальным тоже. Что же до камеры... ни в какую камеру тебя никто бросать не собирается. Мы же с тобой сотрудничать хотим. Жить будешь в святой обители. Там внутри парк, мало что не лес, ручей, благолепие... о душе своей задумаешься.

– Эк у тебя гладко всё получается, почтенный Иероним, – с усмешкой покачал головой некромант. – А что ж такой ратью-силой на меня наступали, копьями тыкали, стрелы метали? Могли ведь и убить ненароком! С кем же тогда в один строй-то становились бы, а?

– А без нашей рати-силы ты бы с нами и говорить-то не стал бы, – парировал инквизитор. – Тебя, увы, сперва требовалось в чувство привести. И немало добрых чад Святой Матери нашей за это собственными жизнями заплатили! Имей уважение к павшим, некромант!

– Не о том мы говорим, – процедил сквозь зубы Фесс. – Короче, закончил ты с твоими предложениями, отец Иероним?

– Нет, почтенный некромант Неясыть, – спокойно покачал головой инквизитор. – Что ты скажешь ещё об одном: ты переходишь на нашу сторону, соглашаешься жить в Аркине... разумеется, под неким надзором... хотя если ты дашь слово не бежать и не составлять комплотов... домашний арест может быть заменён на просто поднадзорное проживание... так вот, ты соглашаешься на всё это... и мы отдаём тебе твоих друзей. Твою женщину и этих нечестивцев, отступников орка с гномом. А? Что ты на это скажешь? Они смогут быть с тобой...

Этого удара Фесс, надо признать, не ожидал. Пришлось очень крепко стиснуть зубы и сжать в кулак волю, пришлось несколько раз сказать себе: это всё ложь. Инквизиторы не поколеблются ни на мгновение, соврут родной матери, если только этого потребует их «светлое дело». Иероним лжёт, лжёт нагло и беспардонно. Нет у них ни Прадда, ни Сугутора, ни Рыси. Нету, и всё тут. Их вообще уже нет среди живых. Давно в Серых Пределах – по его, Фесса, вине, и ничего тут уже не изменишь. А раз инквизитор прибегает к такой грубой лжи – то ложь и всё остальное, что он тут наговорил. Только окажись у них в челюстях, некромант Неясыть, забудешь враз, как родных отца и мать звали.

– Ну? Так что скажешь, некромант Неясыть? – допытывался Иероним. – Что ответишь? А, понимаю, понимаю, Тёмные никому не верят на слово, а Святую Инквизицию вообще считают скопищем кровавых палачей, подонков и негодяев...

– А и догадлив же ты, отец Иероним, – ровным голосом сказал Фесс. – Надо тебе прямо сказать, именно так я и считаю. И, боюсь, тебе меня уже не переубедить.

– А собственноручное писание Его святейшества архипрелата тоже тебя не убедит? – невинным голосом осведомился инквизитор.

Фесс покачал головой:

– Нет, не убедит, инквизитор. Ничто, ни слово, ни дело вашего братства меня ни в чём не убедят. Что поделать, вот такой уж я человек недоверчивый.

– То есть ты отказываешься? – тотчас спросил Иероним.

– Разумеется, – кивнул некромант. – Давай, командуй атаку. Вижу, тебе мало уже пролитой крови. Ты хочешь ещё. Что ж, продолжим.

Иероним выразительно пожал плечами.

– Ты готов вот так вот просто обречь твоих друзей на смерть? Нечего сказать, вполне типично для Тёмного. Вполне, вполне типично.

– Мои друзья, инквизитор, – с трудом сдерживая бешенство, проговорил Фесс, – уже давно мертвы. Они погибли в том бою на площади Эгеста, или ты забыл? Они мертвы, и мне уже некого спасать. Ты лжёшь, чтобы заполучить меня, чтобы я оказался под властью Инквизиции, под властью вашего талисмана, гасящего магию, в прочной башне, как говорится, за семью дверьми, за семью запорами. И тогда со мной станут разговаривать не такие, как ты, а опытные дознаватели, отлично ориентирующиеся в сложнейшем искусстве воздействия на пытуемого посредством дыбы, клещей, иголок, тисков и тому подобного. Вот только не знаю, зачем вам нужны будут вырванные под пытками признания – если, конечно, предположить, что я почему-либо выберу ответы, а не просто смерть, хотя бы и тут, в пустыне. Ценность добытых такой ценой «признаний» не тянет и на пресловутый ломаный грош. Так что давай сражаться здесь и сейчас, инквизитор. Другого пути у нас нет. Давай сигнал своим, пусть готовятся. Думаю, вам даже нет смысла ждать утра.

Инквизитор помолчал, задумчиво поигрывая так и оставшимся нераскрытым свитком. Печати на шнурке были точно аркинские, в этом Фесс не сомневался.

– Хорошо, некромант. Сразиться мы с тобой всегда успеем. Я бы предпринял ещё одну попытку...

– Зачем? – перебил его Фесс. – Вы ненавидите меня, я ненавижу вас, и этим всё сказано. Ничто, инквизитор, слышишь меня – ничто, никакие твои слова здесь не подействуют. Вот если бы ты мог показать мне живую Рысь... сейчас, в этот самый момент, я бы убедился, что хотя бы в одном ты не врёшь. Тогда можно было б разговаривать дальше. А так мы только теряем время. Если, конечно, это не было твоей целью изначально – занять меня разговором, лишить сна и отдыха.