Беглец - Олег Бубела

— Если все происходит по его воле, то тогда твой Единый — очень большая сволочь! — твердо заявил я. — Они могут это подтвердить, — кивнул я на детей. — За последние десятицы им многое пришлось вынести, так что любовью к Нему они после ваших слов явно не воспылают!

Священник задумался, но быстро нашел ответ.

— Пути Единого неисповедимы! Может, мы просто своим жалким умишком не можем охватить всю грандиозность его замыслов.

— Железная отмазка! — похвалил я священника. — Главное, что после такого заявления тот, кто верил, проникнется еще больше. Только я, как и раньше отказываюсь верить в Единого, который, как выясняется, может сделать со мной все, что ему заблагорассудится. Зачем мне такой бог, от которого никакой пользы нет, кроме вреда?

За этими препирательствами я и не заметил, что мой желудок настойчиво просит опустить в него что-нибудь, и желательно съедобное. Не обращая внимание на недовольного святого отца, я огляделся по сторонам и объявил детям:

— Привал!

После этого я свернул с дороги на удобную лужайку. Отпустив коней, я достал мясо из сумки и разделил по-братски — детям по половинке кроличьей тушки, а мне целую. Священник тоже остановился и стал копаться в своих сумках, доставая свои продукты. Усевшись на слегка сырой травке, мы начали с аппетитом поедать холодное мясо. Через несколько минут к нам присоединился святой отец, начавший поедать свой хлеб с луком. Бедняга даже давился, глядя жадными глазами на мясо в наших руках, да так, что я даже его пожалел и оторвал от своей тушки довольно приличный кусок.

— Угощайтесь, — я протянул мясо священнику.

— Я не приму еду из рук нечестивого! — с жаром сказал мне в ответ святой отец.

— Как будет угодно, — пожал плечами я и принялся дальше уплетать мясо.

Алона, посмотрев на меня с неуверенностью, тоже оторвала кусок от своей порции и собиралась протянуть его священнику, но я сказал тоном, не терпящим возражений:

— Сестренка, не нужно разбрасываться едой. Святой отец все равно не так голоден, как мы, так что просто не оценит такой жертвы. Ешь, следующий привал будет еще нескоро!

Алона смущенно посмотрела на меня, но больше не пыталась протягивать мясо священнику. Нет, после этой выходки этот святоша совсем перестал мне нравиться. Если раньше я воспринимал его как наивного человека, или просто личность, воспитанную на церковных догматах, то сейчас я видел в нем просто жалкого святошу, который не может быть приличным собеседником. Надо же, не стал брать еду из рук нечестивого! Подозреваю, что если бы на его месте был православный поп, он бы не только взял еду, но и стал убеждать меня, что я очень хороший человек, что в моей душе еще сохранился свет истинной веры... ну, и так далее. А вот теперь я жевал и думал, это все священники здесь такие недалекие, или только избранные, один из которых по счастливому стечению обстоятельств попался мне по дороге?

Когда дети справились со своими порциями, я разделил то, что еще не успел доесть на три части и поделился с ними, понимая, что их растущие организмы нуждаются в калорийной пище. Так мы и жевали под завистливыми взглядами священника, давившегося хлебом, после чего вытерли жирные руки о траву, попили воды из фляжек и снова забрались в седла немного отдохнувших лошадей. К моему неудовольствию, священник тоже поднялся и с трудом забрался в седло. Я уже надеялся, что он оставит свою затею путешествовать с нами, так как его болтовня уже перестала меня интересовать. Я-то надеялся на мирное убеждение, интересный рассказ о всяких чудесах и прочие сказки, а он только поливает меня своим презрением и грубо пытается сбить с истинного пути! Да-а-а, плохо учился ты, батюшка. Наши попы тебе сто очков форы дадут, да еще и в христианство обратят мимоходом, причем особо не напрягаясь. Если у вас все служители церкви такие, то мне жалко этот мир.

— На чем мы остановились? — уточнил священник, пристраиваясь сбоку от меня.

— Мы остановились на том, что Единый виноват во всех бедах, что приключались с нами, — напомнил я ему.

Священник поморщился:

— Не искажай мои слова, сын мой! — укорил меня он.

— Так, давайте договоримся, святой отец. Я еще могу называть вас святым отцом, потому что мне так привычнее и удобнее, но попрошу запомнить, что у меня только один папа и это точно не вы, поэтому не обращайтесь ко мне со словами "сын мой". У меня есть имя — Алекс, если очень трудно его произносить, то можете просто на "вы", — милостиво разрешил я.

Священник только еще раз поморщился. Ну, что поделаешь, не могу я терпеть хамства по отношению к себе. С кем только можно, я стараюсь перейти на ты, завязывая приятельские отношения. Но чтобы первый встречный тыкал тебе, да и еще требовал уважения — на это у меня терпения просто не хватало. Если раньше я еще мог просто молчать в тряпочку, не обращая на это внимания, то после попадания в этот мир у меня такого овечьего смирения явно поубавилось.

— Хорошо, Алекс, продолжим, — с явным неудовольствием ответил священник. — Я лишь просил не искажать мои слова. Я ведь не говорил, что все беды посылает Единый, я лишь сказал, что все происходит по его воле. А не задумывался ты, что он посылает тебе испытания, чтобы ты мог стать сильнее, крепче духом?

— Знакомая песня, — пробормотал я, отметив, что на "вы" церковник переходить категорически не желает. — Все, что не убивает нас сегодня, завтра сделает сильней!

— Именно, сын... Алекс! Ты все правильно понял! Единый просто испытывает нас, чтобы мы совершенствовались и росли над собой, для того, чтобы однажды сделать то, что угодно ему.

— Хорошо пели, святой отец, — усмехнулся я. — Но под конец дали такого петуха! Я не раб Единому, чтобы угождать ему. Я поступаю, как нужно мне, как нужно моим близким, а на его замыслы мне просто нас... начхать! И не нужно при этом говорить, что так и задумано Единым, все равно не убедите, — я хитро прищурился. — Ведь, если говорить вашими словами, Единым так и было предусмотрено, чтобы я вышел таким вот неверующим, а, святой отец?

После моей тирады священник надолго заткнулся и я наслаждался получасом тишины, снизошедшим на меня милостью Единого... Тьфу! С кем поведешься, так тебе и надо!

Дорога, по которой мы ехали, стала оживленнее. Нам все чаще попадались встречные путники на лошадях, повозках, которые неизменно останавливались и просили священника их благословить. Посмотрев один раз на представление, я больше не задерживался и оставлял святого отца благословлять в одиночестве, уезжая с детьми вперед. Однако, несмотря на все мои надежды, священник оказался настойчивым и неизменно нас догонял, хотя заговаривать больше не пытался, видимо, еще не придя в себя от моего последнего аргумента.