Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152 - Электрон Приклонский

В три часа привезли масло. С трудом открываю глаза: опять почти не спал. Пока горючее еще не доставлено, тщательно промываю масляный и воздухофильтры и сменяю масло во   всей системе. К концу работы подкатывает «Студебеккер» из РТО, и с него сбрасывают три полные двухсотлитровые железные бочки – полную заправку. Мы, все четверо, не мешкая ни минуты, принялись заливать газойль в баки.

Уже порядком развиднелось, когда на ухабистой дороге появился, подпрыгивая, как разыгравшийся козлик, зеленый «Виллис». Не к нам ли? Маленькая юркая машинка тормознула под самым правым бортом самоходки, и я разглядел на переднем сиденье рядом с шофером какого-то незнакомого лейтенанта. Позади сидели замполит гвардии майор Каневский с бледноватым Ефимовым. Бывший командир наш, едва шофер заглушил мотор, томным, страдальческим голосом попросил подать ему из ниши его полевую сумку и связки брошюр, попрощался и пообещал прислать письмо, но никто из нас не проронил в ответ ни слова, сделав вид, что углублен в работу. Майор вылез из «Виллиса» и, кивнув головой на выскочившего вслед за ним лейтенанта, просто сказал:

– Вот вам, товарищи, новый командир машины, гвардии лейтенант Филатов. Знакомьтесь и поспешите на передовую. Там жарковато.

И «Виллис», подняв за собой облачко пыли, исчез за поворотом деревенской улицы.

Гвардии лейтенант, невысокий, но плотно сбитый, проводил взглядом начальство, весело поздоровался с экипажем и спросил у меня, сколько потребуется еще времени на заправку. Нам оставалось перелить ведрами в бак последнюю бочку, поэтому докладываю, что машина к бою готова.

– Даю десять минут, – покосившись на начатую бочку, сказал командир и, ловко забравшись в башню, стал «смотреть приборы», как поется в песне, и проверять работу рации.

Едва была завинчена последняя броневая пробка, последовала команда: «Заводи! Вперед!»

Хороший, кажется, у нас новый командир: деловит, весел и прост.

В 14.00 с комбатом в башне (он пожелал руководить действиями батареи из нашей машины) неосторожно выдвинулись за окраину села и очутились посреди какой-то выжженной поляны, перед угрожающе подступившим к ней с трех сторон густым черным ельником. Постояли, присматриваясь к опушкам, минуты две. И вдруг поднялся настоящий содом: так растявкались немецкие минометы (пушки, на наше   счастье, сквозь ельник почему-то не били), что в несколько минут всю поляну затянуло дымом от рвущихся мин, а одна из них оглушительно лопнула прямо на лобовой броне нашей самоходки. Маленький осколочек, каким-то чудом ухитрившийся пролететь сквозь щель в маске, оцарапал руку Березовского. Комбат приказал отойти назад, поближе к остальным машинам, а минут через десять, докладывая по требованию командира полка про обстановку на нашем участке, дважды подчеркнул, что ранен, хотя даже перевязки ему не понадобилось.

Обстановка обыкновенная: позади – совхоз, впереди – лес с противником, посредине – «ничья» поляна, где лежат вперемежку убитые солдаты, наши и чужие. Наших больше, и на одном из них, упавшем на левый бок, лицом к ельнику, а спиной к нам, горит одежда; легкий ветерок то гасит, то снова раздувает пламя. До убитого всего-то десятка четыре метров, и в смотровую щель хорошо видна выцветшая на спине и плечах гимнастерка и спирали обмоток на ногах. Вдоль околицы, немного позади, – наши машины; возле самой изгороди полудугой тянутся неглубокие окопы с пехотой. Справа от моей самоходки, метрах в ста, стоит перед окопом машина из другой батареи и часто стреляет вправо по лесу. Комбату захотелось узнать, кто там так развоевался и что в своем секторе видит.

– Кто установит с ним связь? – вопрошает старший лейтенант.

Ребята переглядываются. Минометный обстрел продолжается, хотя и не так интенсивно. Вполне возможно связаться по рации или голосом, подъехав вплотную к той машине.

– Разрешите мне! – обращаюсь к Березовскому. Какой-то бес неудержимо подталкивает меня на лихачество.

Комбат с удивлением смотрит в мою сторону. Интересно, выпустит ли он под огонь механика-водителя? Весь подобравшись, дожидаюсь ответа.

– Действуйте, – нимало не колеблясь, разрешает комбат.

Выскальзываю через квадратный люк на моторную броню, затем сползаю по наклонной корме на землю и, переждав очередную серию разрывов, стремглав мчусь к беспокойной самоходке, перепрыгивая через неглубокие минные воронки. Вылазка моя протекала успешно: только один раз по пути туда пришлось с размаху броситься носом в землю, а на   обратном – немного проползти. Пехотинцы из недалеких окопов равнодушно смотрели мимо меня, но внимательно наблюдали за опушкой. Благополучно возвратившись в свою машину, я доложил, что та самоходка – из третьей батареи и ведет огонь вдоль старой, заросшей подлеском просеки, потому что наводчик заметил на ней какое-то подозрительное движение. Комбат наш как будто успокоился, но спустя минуту свистнула из леса болванка, затем другая. «Пристреливаются, гады!» – подумал я. Особенно неприятно было то, что нельзя понять, откуда именно в нас стреляют. Очевидно, подкрались без шума и копоти «примусы» – приземистые «Артштурмы» – и, не видимые в чаще, спокойненько упражняются в стрельбе по неподвижной цели. После третьей болванки, с резким свистом рассекшей воздух над самой кашей машиной, «раненому» срочно понадобилось, по его словам, «установить личную связь с пехотным командиром», и Березовский, торопливо покинув машину, перебежал в спасительный окоп. Тактика его очень примитивна, и сущность ее просвечивается насквозь.

Дело от этого, однако, не пострадало. Немцы здесь так и не посмели сунуться вперед, так как на них через некоторое время сильно нажали слева, где были машины и из первой, Федькиной, батареи. В результате нам удалось пробиться через лес на противоположную опушку. Пехоты нашей совсем мало, а разветвленные овраги сильно затрудняли наше маневрирование. После боя буксировал подбитую Федькину самоходку. Его самого тоже ранило, но он замены не попросил и остался при машине, которую еще надо ремонтировать. В сумерках уже вытаскиваю из глубокого, в буйных порослях оврага еще чью-то ИСУ. Пробоинка в рубке ее, слева, странно маленькая. За ужином (наконец-то явилась, «как мимолетное виденье», наша «кормилица») начштаба предупредил нас, что немцы стали применять новое противотанковое ружье – реактивное. Небольшие габариты и вес ружья позволяют скрытно переносить его с места на место и поражать наши машины с короткой дистанции внезапно, а слабый звук выстрела затрудняет обнаружение огневой позиции. Особенно опасно оно в такой местности, как здесь, лесистой и сильно пересеченной, а также в населенных пунктах. Дырку от его пули мы сегодня уже видели: нестрашная, но все-таки, как говорится, не было печали...