Стратегии злых гениев - Валентин Бадрак

Екатерина Медичи являет собой еще один пример использования обширного, на этот раз религиозного, кризиса для утверждения своей воли. Достаточно долго наблюдавшая за развитием борьбы с протестантским движением, королева-мать избрала радикальный путь удара с плеча. Свою собственную стратегию она на протяжении многих лет строила на сталкивании лбами противоборствующих сил, запуская в убийственную мясорубку и родных, и искренних сторонников, и могущественных противников. В организации же Варфоломеевской ночи проявился масштаб центростремительных сил агрессии.

Григорий Распутин воспользовался духовным смятением и личным кризисом царской семьи, ослабившим и управленческие бразды государства. Поражение в войне с японцами, рост упаднических настроений в массах, революционные волнения на фоне замкнутости монаршей семьи, неспособности ее адекватно реагировать на вызовы времени позволили сибирскому псевдопроповеднику не только проникнуть в интимный мир императорской семьи, но и влиять на большую политику.

Иосиф Сталин в течение долгого времени действовал как террорист, оперирующий бомбами замедленного действия. Он может считаться отменным специалистом по производству кризисов, ибо благодаря собственным хитро расставленным ловушкам сумел сфабриковать напряженность в правящей среде. Ничем не проявив себя лично после захвата власти большевиками и держась в фарватере лидеров исключительно за счет намеренного сближения с Лениным и крайней агрессивности по отношению ко всем остальным деятелям партии, Джугашвили превратился в подлинного Сталина тогда, когда оказался представителем Ленина на юге России. Вместо исполнения воли партии и ободрения командиров военных формирований он благодаря ухудшающемуся положению в регионе потребовал для себя исключительных полномочий, в том числе и в вопросах проведения кадровой политики в армии.

Сталин продвигался к власти на фоне микрокризисов, охватывающих небольшие группы влияния. Каждая новая детонация, умело созданная им самим, позволяла направленным взрывом выводить из обоймы управленцев наиболее перспективных, а значит, наиболее опасных для него. Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин постепенно были вытеснены им на обочину политической жизни, а зоны их влияния заполнялись уже Сталиным. Удивительно, что даже после узурпации власти в 1929 году инерция неуверенности в себе заставила его продолжать «подрывать» сознание общества искусственными кризисами. Он словно держал на коленях пульт, позволяющий создавать подземные толчки искусственных землетрясений, каждое из которых должно было уносить с собой потенциальных конкурентов или массы людей, что имело целью устрашить и вторую линию власти, и весь народ.

Адольф Гитлер также ворвался в большую политику благодаря гигантскому крушению немецких идеалов. Дух немецкого народа, не желающий мириться с унизительными условиями Версальского мира и бесперспективностью Веймарской республики, жаждал неповиновения и восстания. И Гитлер, угадав стремления части общества, дал ему ориентиры, побудил к борьбе, поведав о безнаказанности сильного. За этим чисто немецким кризисом последовал другой, уже мирового масштаба. Воспользовавшись почти полным разладом национальной экономической системы, разрухой, повальным банкротством и набирающей немыслимые обороты безработицей, Гитлер своими яростными нападками на власть и предложениями альтернативы добился успеха и оказался в кресле рейхсканцлера. Он устлал свое восхождение к власти трупами тех, кто хоть как-то сомневался в фюрере, он уничтожал людей с методичной последовательностью, насыщаясь убийствами сам и ободряя, стимулируя к актам насилия непосредственных исполнителей, он превратил истребление в систему…

Использование Саддамом Хусейном периода критической истощенности Ирака также очевидно. Свои усилия он направил на то, чтобы в период перемен, заговоров и смен власти подняться, утвердившись с помощью запоминающегося насилия. В поле зрения лидеров-предшественни-ков он попал благодаря невиданной жестокости, их самих он отлучал от власти в тот самый момент, когда они расслаблялись, упиваясь только что достигнутым влиянием. Кризис и война были любимым временем Саддама Хусейна, потому что открывали все новые и новые возможности для расширения полномочий и оправдывали любое пролитие крови.

«Террорист номер один» – Усама бен Ладен – достаточно ловко эксплуатировал кризис ислама и ослабление исламской культуры в сравнении с западной. Технологиям и достижениям науки он противопоставил свой театр смерти, став в нем постановщиком и продюсером массовых трагедий. Его ноу-хау состоит, прежде всего, в умении улавливать тайные стремления исламского мира периода упадка и создавать нестандартное, грозное противопоставление для изменения ситуации. Рецепт убивать не нашел бы ободрения со стороны исламского сообщества, не находись оно в таком сложном, почти безвыходном положении.

Конкуренция и соперничество в деструктивном преломлении

В нашем мире конкуренция и соперничество не только привычны, но давно признаны явлением, стимулирующим развитие и собственно эволюцию человека. Все живое пронизано духом состязания, и это вполне нормально. Стремление к победе лежит в основе естественного отбора – основы физиологического развития живого. Без конкуренции многие достижения человека в науке и искусстве были бы невозможны. Но существует глубокая пропасть между нормальным соперничеством и деструктивным воздействием на конкурентов. Если для победы в обычном соревновании участники направляют усилия на развитие себя, на улучшение своих собственных качеств и возможностей, то деструктивные усилия направляются на уничтожение конкурента, ликвидацию соперника как раздражителя. Деструктивная личность, словно признавая свою неспособность преобразовываться и становиться лучше других состязающихся, если не отбрасывает, то переносит на второй план преобразование своих качеств. В самом состязании ключевым вопросом для деструктивной личности становится поиск возможностей устранения конкурента, что часто является неожиданной для конкурентов, асимметричной стратегией.

Опыт взаимодействия исторических личностей дает множество различных примеров творческой конкуренции – от умиротворенного поиска истины и холодной отстраненности Леонардо да Винчи в споре с Микеланджело до кузнечного накала страстей в борьбе идей Альбера Камю и Жана Поля Сартра. Если, к примеру, отрешенного Леонардо не волновало ничего, кроме истины искусства, то ураганно бешенный Микеланджело стремился к открытому конфликту и противостоянию. Моцарт, конкурирующий с придворными музыкантами, сосредоточился на создании шедевров и демонстрации неподражаемого мастерства, принципиально не участвуя в грызне и тайных интригах. Зигмунд Фрейд и Карл Юнг, Фридрих Ницше и Рихард Вагнер в своих отчаянных диспутах и конкуренции искали истину, искали высшего арбитра в лице аудитории и приверженцев, издавали тома отточенных и выстраданных трудов, никогда не опускаясь до удара в спину или даже грубого высказывания в адрес противника. Титаны, точно осознавая свою роль в истории, никогда не позволяли себе мыслить мелкими категориями, они сосредоточивали энергию на великих и пламенных идеях, честно и самозабвенно трудясь изо дня в день, прежде всего над самосовершенствованием, и это позволяло создавать совершенный продукт. Так или иначе, в основу конкуренции было положено верховенство идеи, лучшее качество производимого на свет изделия, способность привлечь внимание широкой аудитории.