Приключения Оги Марча - Сол Беллоу

- На днях мне непременно надо будет с вами поговорить. Это очень срочно.

Поговорить не откладывая не удалось. К нам тут же присоединился Оливер, обративший к Моултону и Игги весьма странные речи.

- В каких только судах я не бывал! - говорил он. - Пусть теперь попробуют замолчать инфекцию! - И еще: - Все-таки проучил я эту сволочь желтопузую!

Слушая все это, я и сам испытывал странное чувство, словно бинты на моей голове, карты, иностранная валюта в кармане, мои тяготы и мучения мне только привиделись и сам я порождение фантазии какого-нибудь мистика-теософа.

За ужином Тея сказала:

- Говорят, город бурлит каким-то скандалом. Ты в нем, случайно, не замешан?

Слова ее мне не понравились. К чему так ставить вопрос? Я объяснил ей суть дела, а вернее, дал версию происшедшего. Тем не менее она озабоченно нахмурилась. Говоря о Стелле, я понял, что намеренно расписываю ее пылкую любовь к Оливеру. Тея, однако, мне не поверила. -

- Оги, - проговорила она, - почему бы нам не уехать отсюда? По крайней мере до конца сезона. Давай уедем от этих людей.

- Куда же ты хочешь отправиться?

- Я подумывала о Чильпансинго.

Чильпансинго - место равнинное и потому жаркое. Ноя согласился. Я был готов ехать. Непонятно только, чем мы там займемся.

- Там очень интересная фауна, - сообщила Тея.

Мой окончательный ответ прозвучал уклончиво:

- Ну, думаю, скоро я смогу туда перебраться.

- У тебя плохой вид, - заметила Тея. - Но чего другого ждать с таким образом жизни? До приезда сюда ты не имел пристрастия к алкоголю.

- У меня не было нужды пить, - отвечал я. - Впрочем, и сейчас я знаю меру.

- Да, - горько сказала Тея. - Меру, достаточную, чтобы забыть о своих ошибках.

- О наших ошибках, - поправил я.

Мы сидели расстроенные, грустные, сердитые, и над нами витала тень разочарования. Наконец после долгого раздумья я произнес:

- Нет, я поеду с тобой в Чильпансинго. Потому что быть с тобой мне хочется больше всего на свете и для меня это самое главное.

Она поглядела на меня с теплотой, от которой я уже успел отвыкнуть. И я даже подумал, не ожидает ли нас в Чильпансинго что-либо приятнее, чем ловля змей, но Тея ничего на этот счет не сказала.

Все мы для своего удобства создаем некий иллюзорный мир, в котором и пребываем. И часто закрываем глаза на то, чего не можем достичь. Но мир уже создан, и создан таким, каков он есть. И как мы ни гордимся своей выдумкой, как ни упорствуем в иллюзиях, важно не слишком перегибать палку - несоответствие выдуманного мира и мира реального, когда мы его обнаружим, исчерпывалось бы лишь удивлением, а не страданиями или чем-то похуже.

Глава 18

Итак, я согласился на поездку с Теей в Чильпансинго, и какое-то время, весьма непродолжительное, мы оба были исполнены благодарности. Я оценил перемену Теи в отношении ко мне, ее снисходительность, она же была счастлива, что я вновь признался в своем к ней чувстве. Поэтому в тот вечер, когда должно было состояться новоселье Оливера, она сказала:

- Пойдем посмотрим, как это будет.

И я понял, что ей хочется доставить мне удовольствие, потому что я мечтал пойти. Мечтал! Мне просто не терпелось оказаться там, а в доказательство моей благонамеренности я целых два дня безвылазно просидел дома. Я вгляделся в лицо Теи - она улыбалась, подтверждая, что не шутит. И я подумал: «К черту! Пойдем, и все!»

К тому времени я уже хорошо знал, как воспринимает Тея фальшивое человеколюбие большинства людей, да и вообще большинство людей. Она их терпеть не могла. И вся ее эксцентричность объяснялась тем, что этой фальши она противопоставляла иную форму гуманности. Думаю, что стремление к идеалу в людях неискоренимо и ничто не может удержать их на пути к нему. Удержать их вообще мало что может. Планка требований, которую ставила перед человечеством Тея, была высокой, но вовсе не свидетельствовала о капризном высокомерии, потому что, обсуждая со мной того или иного человека, она чаще всего выступала страдающей стороной - людей не презирала, а скорее боялась. Те, с кем Тея вступала в конфликт, ее пугали, а обычное людское лицемерие и инциденты, которые я приписывал рядовым сбоям в работе социального механизма, производили на нее самое тягостное впечатление. Жадность, зависть, самодовольная грубость восприятия, проявления ненависти и агрессивности, обман и всяческие склоки удручали ее, и я понимал, что в этом смысле ее выход в свет мог оказаться опасным. И, конечно же, я сознавал ее нежелание идти, но сам хотел этого так сильно, что решил: если я терплю ее змей, пусть и она пересилит себя хотя бы на один вечер.

Поэтому я надел выходной костюм и снял свой тюрбан из бинтов, оставив лишь маленькую повязку на выбритом участке. Тея нарядилась в вечернее платье с черным шелковым rebozo[187], но на прибытие наше и внешний вид никто не обратил внимания. Такого скопища подонков, как на этом празднике, мне еще не приходилось видеть. В виллу ломилась уличная толпа, какие-то бродяжки мужского и женского пола. Казалось, все людские пороки собрались сюда как на смотр: педерасты, бандиты и наркоманы, маргиналы всех сортов - пьяные, громогласные, радостно приветствующие вступление Оливера в свои ряды. Потому что ни для кого уже не было секретом, что Оливером интересуются официальные органы и этот пир он решил устроить напоследок. Кажется, Тея единственная в городе этого не знала.

Некоторые гости уже не вязали лыка. Другие валялись в траве, готовые вот-вот отключиться. Японский сад был вытоптан, в пруду с рыбками плавали бутылки из-под текилы. Напитки выхватывались из рук официантов и разливались самостоятельно, стаканы передавали друг другу. В патио играл наемный оркестр, музыку было плохо слышно из-за шума, тем не менее более трезвые пытались танцевать.

Тея хотела тут же уйти, но едва открыла рот, чтобы объявить об этом, как я увидел стоявшую под апельсиновым деревом Стеллу, которая незаметно подала мне знак. Досадуя на попытки Теи немедленно увезти меня прочь, я старался не встречаться с ней взглядом, и когда Моултон - в смокинге, но в шортах - пригласил ее на танец, радостно препоручил ему свою спутницу. Я посчитал, что антипатия Теи к Моултону преувеличена и никакого вреда не будет, если она пройдется с ним в танце.

Я только сейчас понял, что с того момента, когда Стелла сказала мне в суде о своем желании поговорить, меня не покидало ожидание. Не знаю даже, почему это так меня взволновало, но я был полон смутных подозрений, что мне предназначена некая роль в пьесе, которая вот-вот начнется. И я поспешил отделаться от Теи, оставив ее танцевать, хотя и помнил, как жалобно и сердито она просила меня ее не оставлять. Нет, ничего страшного с ней не произойдет, а я тем временем узнаю нечто важное. В этом не касавшемся меня деле я должен был разобраться лучше, чем в своем собственном, наверно, потому, что остро ощущал всю необязательность и странность своей поездки в Чильпансинго, всю несообразность моего там пребывания; мне хотелось чего-то ясного и определенного, возможности действовать, проявить активность, поверить в то, что определенность и активность действительно существуют. И при этом в глубине души я знал, что, отвечая на призыв Стеллы, поддаюсь слабости. Нет, я тут ничего не замышлял, не планировал. Считал, что этот соблазн никуда не ведет. Просто красивая женщина пожелала мне довериться. Осознавать это было очень приятно, поскольку повышало мою самооценку: разве не естественно для такой женщины обратиться за помощью к кому-то ей под стать? Я и позабыл, что упал с лошади ничком и следы падения до сих пор заметны на моем лице - такого рода вещи легко забываются, - зато мне вспомнилось, что в последний раз для приватного разговора меня вызывала Софи Гератис и окончилось это нашими объятиями. И как же я расценивал подобный поворот? Но какой-то ополоумевший противоестественный жучок любовного инстинкта кружился, жужжа над чистым, как кристаллы сахара, уважением, о чем я, правда, не догадывался, не думал об этом. И конечно, меня переполняла величайшая серьезность; я знал, что эта женщина попала в беду и обратилась ко мне за помощью - за чем же еще могла она ко мне обратиться? Она оказала мне милость, и я был ей обязан заранее, еще до того как она успела произнести хоть слово.

Она сказала:

- Мистер Марч, я рассчитываю на вашу помощь.

Совершенно ошеломленный, я пролепетал: -

- О да, конечно… сделаю все, что в моих силах. - Я содрогался от готовности помочь. Мысли туманились, кровь играла. - Чем я могу быть вам полезен?

- Наверно, сначала мне надо объяснить вам, в чем дело. Давайте выберемся из этой толпы туда, где потише.

- Да, - согласился я и оглянулся.

Она истолковала мое движение так, будто я проверяю, нет ли поблизости Оливера, и заверила:

- Он появится не раньше чем через полчаса.