Когда любовь соперница у смерти - Владимир Колычев

Я ожидал услышать нечто вроде «мы еще встретимся», но парни молча забрались в машину и уехали.

Глядя вслед отъезжающей машине, я нашарил в кармане носовой платок. Вернулся за столик, задрал вверх голову, чтобы остановить кровь.

– Больно? – вкрадчиво спросила Арина.

– И больно. И глупо. Вот скажи, чего я добился? – спокойно, без всякого душевного надрыва спросил я.

– Ты вырос в моих глазах.

Банально. Но ведь вся история взаимоотношений мужчины и женщины сплошь и рядом состоит из таких вот банальностей. Драки, убийства, заговоры, войны – все в этой куче, на вершине которой возвышаются победители и под которой погребены проигравшие. И как бы я ни старался убедить себя, что совершил глупость, мне все-таки было приятно осознавать себя на вершине успеха, наградой за который могла стать Арина.

В ответ я гордо промолчал. Зачем слова, если вся значимость события была заключена в одержанной победе. Триумфаторам вовсе не нужно быть ораторами: и так все ясно…

Глава 5

Я остановил машину на перепутье двух дорог. Одна – галечная и ухабистая – вела прямо и вниз по склону к большому селу на прибрежной равнине. Другая – узкая и асфальтированная – тянулась вправо, к оврагу, пересекала незатейливый, но с виду надежной конструкции мост, а затем поднималась вверх по косогору, где в окружении голоствольных сосен гнездился нужный нам дом с башенками.

Четыре башенки с темно-красными черепичными шпилями, а посредине – одна большая башня с парапетом зубцовых бойниц на верхнем срезе, с конусным куполом и флюгером. Мне показалось, что в одной из бойниц в лучах заходящего солнца блеснуло стекло. Возможно, кто-то наблюдал за нами – либо через подзорную трубу, либо через прицел снайперской винтовки.

Мне приходилось видеть новомодные дома в готическом стиле, но все они, как на подбор, казались мне забавным сочинением на тему давно ушедшей эпохи. В одной строчке – белоснежная минеральная облицовка, в другой – декоративные фахверки, в третьей – пластиковые окна и современные крыши с водосливом. И уж точно ни одно из таких строений не произвело на меня гнетущего впечатления. А тут я вдруг почувствовал себя еретиком перед лицом святой инквизиции: слишком уж убедительным показался мне этот эрзац средневекового замка. Казалось, особняк был сложен из тяжелых блоков, настолько тяжеловесным и массивным казалось это строение. Стены серые, не отделанные даже облицовочным кирпичом, не говоря уже о декоративном камне. Оконные рамы деревянные, изготовленные, возможно, из обычной сосны или даже лиственницы, но мне казалось, что их вырезали из дуба. И крыша у дома из настоящей черепицы, как будто снятой с какого-то средневекового замка в Европе и привезенной сюда, в российскую глушь.

Башенки я заметил и на стыках стен, окружавших дом. Это были именно стены, а не просто забор – высокие, тяжелые, монолитные. Ни дать, ни взять, крепость, по всем правилам средневекового искус-ства вознесенная на вершину косогора. И если стены настолько крепкие, как мне казалось, то засевшую за ними группу вооруженных людей можно было взять только штурмом. Взвод спецназа, как минимум, и лучше с вертолетом…

– Серьезный домик у твоего Гарика, – озадаченно потер я кончик распухшего носа.

И даже боли не почувствовал, так одолело меня раздумье.

– Во-первых, он не мой. А во-вторых, поехали отсюда.

– Почему?

– А вдруг он меня увидит? – поежилась Арина.

– Пусть видит. Домой его к бабушке пригласишь, чайком напоишь.

Эх, если бы все было так просто, как хотелось. Выпьет Гарик чайку, а кружку оставит мне. Мыть я ее не буду, отвезу в Черногайск, отдам экспертам на обследование. И тогда уже будет видно, что делать с парнем – снимать с него подозрения или высылать за ним группу спецназа.

Глядя на этот дом-крепость, я уже сейчас испытывал желание поскорее убраться из этих мест. Его мрачный вид наводил тоску, а интуиция подсказывала, что где-то рядом витает смерть. И меня могут убить, и Арину…

– Шутишь? – вымученно улыбнулась она.

– А почему нет? Чайкý жалко?

– Чайкý? А если он кровь пьет? – совершенно серьезно спросила девушка.

Похоже, панихидные настроения одолевали ее не меньше моего. Но виновато в этом было не только гнетущее впечатление от особняка на косогоре, но еще и наступающий вечер. Серые краски, мрачные тона…

Я выжал педаль сцепления и включил первую скорость. Машина покатилась под уклон медленно, но в зеркале заднего вида я увидел столб пыли. Вернее, это был небольшой смерч, который, обогнав мою «Ниву», сметая с проселка пыль, понесся к селу. Уж не злые ли силы послали его вслед за нами?.. Вслух я ничего не сказал, но, глянув на бледное лицо Арины, понял, что думает она о том же.

Селом Запалиха называлась по праву – здесь были и церковь златоглавая, и даже двухэтажный универмаг. Улиц несколько, и главная из них в центре была покрыта хоть и старым, но асфальтом. Избы преимущественно деревянные, с резными наличниками и узорными ставнями, но я увидел здесь и кирпичные дома, длинные, многоквартирные, своего рода бараки. У одного дома стоял трактор, возле которого кружил мужик в грязной спецовке, возле другого на завалинке сидел дед с темным морщинистым лицом – лето на дворе, он в ватной фуфайке и в шапке-треухе, а в зубах дымилась «козья ножка» с самосадом. Женщина в расписном платке и с полными ведрами на коромысле, длиннокосая девчонка в дешевом, выцветшем ситцевом платье – на этом, пожалуй, деревенский колорит в моде и заканчивался. Все девушки, что попались на нашем пути, как и местные парни, сплошь были в джинсах, а там уж на усмотрение, кто в кофточке, кто в футболке. И транзисторные приемники, как в стародавние времена, здесь никто не носил. МР3-плееры с гарнитурой и компакт-диски в руках казались здесь делом обычным. Как и спутниковые антенны над шиферными крышами домов.

Но как бы ни одевалась селянская молодежь, деревенская особинка в их поведении, конечно же, присутствовала. Мы с Ариной проезжали мимо компании молодых людей, которые все как один повернули головы за нами вслед. В городе же на мою машину и внимания никто не обратил бы.

Нам пришлось проехать почти все село, прежде чем мы оказались возле деревянной избы, обитой вагонкой и выкрашенной в яркий зеленый цвет. Видно, что это было старое строение, но покоилось оно на бетонном фундаменте, поэтому не покосилось от времени. Понравился мне и забор – из тесаных поперечных жердин, размером с тонкое бревно, намертво крепившихся к толстенным деревянным столбам. Ограда была срублена относительно недавно, чего не скажешь о воротах и калитке: доски их почти черные от времени, трухлявые, и открывались они со скрипом.

– Дедушка только забор доделал, а ворота не успел, – сказала Арина, заметив, как я, взявшись за одну такую доску, дернул ее, проверяя на прочность.

– Давно его не стало? – спросил я, осматривая двор из-за калитки, поскольку внутрь войти не решался, из-за крупного двортерьера, не лающего, но с рычанием скалящего на меня клыки.

От ворот к дому вела протоптанная в траве тропка, у порога она разветвлялась и дальше тянулась к огороду в одну сторону и в другую – к дощатому курятнику с притершейся к нему поленницей с шатким навесом из рубероида. Яблонька во дворе, груша и еще березка перед окнами дома – вот и вся растительность. Видно, что от солнца здесь не прятались, а, напротив, открывали для него пространство, впрочем, как и везде в сибирских деревнях.

Арина открыла калитку, нехотя и как-то с опаской погладила узнавшего ее пса.

– Ну и как нас зовут? – спросил я, не решаясь к нему приблизиться.

А он не мог схватить меня, потому что сидел на цепи. Впрочем, он уже успокоился и с интересом наблюдал за мной.

– Трезор его зовут, – сказала Арина.

И с сомнением наморщила носик, как будто не была уверена в том, что собаку зовут именно так, а не иначе.

Я полез в багажник машины, достал из чемодана банку тушенки, быстро вскрыл ее и вывалил содержимое перед псом. Трезор заинтригованно вытянулся в струнку, внимательно глядя мне в глаза. Но есть не стал, хотя чувствовалось, что он голоден.

– Давай знакомиться, Трезор. Меня зовут Петрович!

Мои слова прозвучали, как волшебное заклинание, иначе как объяснить, что после них пес радостно завилял хвостом и набросился на тушенку. Контакт налажен, можно идти дальше.

Подъезд к дому перегораживала скамейка с выставленным на ней эмалированным ведром, под крышкой которого я увидел сухие гранулы комбикорма – видимо, для кур, чей клекот доносился до меня.

Скамейку я поставил вдоль дома, а корм отнес в курятник, дверь в который была подперта изнутри тонкой жердиной. Я сам вырос в деревне и хорошо знал, как нужно кормить кур.

– Ты прямо как хозяин, – одобрительно сказала Арина.

– Кто-то же должен был покормить этих красоток.

– Ну да, сама бы я не догадалась, – без всякой иронии, с упреком к самой себе сказала она.