Солнечные колодцы - Владимир Фирсов

В чуть озябнувшей руке.

Дым махорочный колечком,

Снег вливается в рассвет.

Убегает от крылечка

За калитку

Дашин след.

Много дел у Даши.

Словом,

Все дела, дела, дела.

Ждут телята и коровы

Человечьего тепла.

И тепла хватает, верно…

Федор весело глядит,

Представляя,

Как по ферме

Даша бабочкой летит,

Как ее мелькают руки,

Как бока коров рябят…

Федор гасит самокрутку

И идет будить ребят.

– Время в школу собираться.

Ну, пора, пора, сынки…

На горячий хлеб ложатся

Сала стылого куски.

И, проснувшись через силу,

Восседают вдоль стены

Анатолий и Василий –

Гордость Федора. Сыны.

«Выйдут в люди постепенно», –

Федор думает порой.

Анатолий ходит в первый,

А Василий – во второй.

И глядит отец с улыбкой,

Как они рядком идут.

Батька грамотен не шибко,

Сыновья не подведут.

Путь привычный, путь веселый.

Попрощались у моста.

Восемь верст идти до школы,

Что в деревне Красота.

Не беда!

Довольна долей

Детства светлая пора.

И учительствует в школе

Анна – Федора сестра.

Неказиста Анна вроде,

А, гляди, взяла свое:

Сам директор школы ходит

В женихах у нее.

Говорят, что Анна рада,

Что не чает в нем души…

И в правленье за нарядом

Федор весело спешит.

Глава третья

Дом чем ближе,

Тем больнее,

Тем сильней душа болит.

К дому тридцать верст длиннее,

Чем дорога

На Берлин.

Тучи, словно клубы дыма,

Застилают ясный день.

И проходит Федор

Мимо,

Мимо

Бывших деревень.

Вот еще одна деревня.

Ни дверей

И ни окон.

Помертвелые деревья

Стонут звоном похорон.

Смотрит солнце исподлобья,

Тучи скорбные грустят.

Рядом печи,

Как надгробья,

Трубы

Траурно гудят.

И, прошитые морозом,

С мертвым инеем в ветвях,

На печах

Растут березы,

Как на брошенных церквях.

Будто черный снег,

Над ними

Молча кружит воронье…

Где ж твое, деревня, имя,

Имя звонкое твое?

Там, где речка протекала,

Над перильцами моста

Имя дивное сверкало,

Холостых ребят скликало

Чистым словом – красота!

Эх, бывало, ноги носят

Так, что рвешься в высоту.

– Ты куда? –

Бывало, спросят.

– Да на танцы, в Красоту…

Все равно – зима ли, осень,

Ночь в снегах или в цвету.

– Ты куда? –

Бывало, спросят.

– На свиданье, в Красоту.

Там доверчиво любили.

И, должно быть, неспроста.

В Красоте девчата были

То, что надо, – красота!

Из-за них во дни престолья

Парни глохли от вина,

Выворачивали колья –

И на стену шла

Стена.

Старики, как дым, седые,

Вспомнив молодость свою,

Тоже шли, как молодые,

В том безрадостном бою.

Ну, да это редко было!..

А обычно в Красоте

Песня девичья царила,

В песне пелось о мечте.

Ты мечта моя, мечта!

Дай мне крылья светлые,

Чтоб манила высота

Во края заветные.

Только ты не торопись,

Может, все не сбудется

И моя земная жизнь

В будущем забудется.

Пусть не вспомнят обо мне,

Стану ясным деревом

И сгорю в земном огне

На костре затерянном.

Лишь бы ты жила, мечта,

Человека радуя,

И манила высота

Над весенней радугой.

Ох ты, молодость!

Когда же,

Где же ты найдешь причал?..

Слушал Федор песню Даши

И взволнованно молчал.

Он молчал,

Храня улыбку,

Понимал, что у него

Две любви –

Она и скрипка.

Кроме нету ничего.

И на лавочке, у клуба,

В синеватой темноте

Слушать песню было любо,

Любо думать о мечте…

Вот ребята безыскусно

Просят Федора:

Мол, ты

Не играй уж очень грустно.

Федор встал из темноты:

«Ну о чем играть, о чем?

Все о жизни, все о боли…»

Вот он в пальцы взял смычок,

Как берут щепотку соли.

Вот смычок коснулся зыбко

Самой трепетной струи,

И в лесу,

Заслышав скрипку,

Заскучали соловьи.

Как играл на скрипке Федор!

Он играл и вспоминал

Трудно прожитые годы,

Боль,

Которую познал…

Вспоминал,

Как нарождался

Мир распахнутых сердец,

Как пришел домой с гражданской

В куртке кожаной отец.

Мама плакала от счастья,

И, прижав ее к груди,

Все шептал он:

– Настя, Настя…

Настя… Настенька… – твердил.

А потом совсем негромко:

– Полно, Настя, я – живой! –

И легко над головой

Поднял Федора с сестренкой.

…Горбунов Андрей

С отцом

Были старыми друзьями.

Время гнуло их свинцом,

Мяло вражьими конями.

Вместе тяжкий путь прошли,

Ставший гордостью и болью,

Степи Сальские легли

На виске седою солью.

И, пройдя тропой прямой

По бушующему свету,

Принесли они домой

Землю,

С верой в землю эту…

И, поверив до конца

В мир, который очень молод,

Федор в кожанке отца

Шел в ячейку комсомола…

Брал отец по вечерам,

Тишину села тревожа,

Скрипку в руки

И играл –

Так сыграть не всякий сможет!

И в осенней тишине

Под отцовскою рукою

Пела скрипка о весне,

Песней душу беспокоя.

…Пусть не вспомнят обо мне,

Стану ясным деревом

И сгорю в земном огне

На костре затерянном.

Лишь бы ты жила, мечта,

Человека радуя.

И не гасла высота

Над весенней радугой.

Песня до сих пор жива.

А потом…

Отца не стало.

Что поделать!

Такова

Доля многих комиссаров.

От родных лесов едали,

Где века пески скучали,

Пал солдат своей земли

В жаркой битве с басмачами.

Нет отца.

Но до конца

Надо жить на свете,

Зная,

Что в ответе ты за знамя,

Что на ордене отца!

Нет отца…

И далеко,

Далеко куда-то глядя,

Плачет мама

И щекой

Сиротинку скрипку гладит.

Что ей скажешь?

Ничего.

Как утешишь вдовью долю?

На работе, в поле, в доме,

Что ни слово – про него…

И совсем беда пришла,

Будто в мире горя мало:

Через год

Скончалась мама –

Ношу жизни не снесла…

Помертвели все цвета,

Все желания уснули,

Опустилась высота,

Плечи Федины сутуля.

…Но потом случилось так:

Снял однажды все печали

Горбунов Андрей –

Земляк

И отца однополчанин.

Он вошел в сиротский дом

И сказал:

– Решайте, дети,

Я, как вы, один на свете,

Может, жить ко мне пойдем?..

Так и вышло.

И дела

Ладно шли.

Отцом и братом

Стал Андрей Ильич ребятам.

После школы

С аттестатом

На рабфак сестра пошла.

…О весны нежданной одурь!

Душно, аж невмоготу.

Зачастил тогда-то Федор

Из Славеней –

В Красоту…

…А теперь…

Ушла деревня.

В мир, в котором нет окон

Только черные деревья

Не уходят

С похорон.

Смотрит солнце исподлобья.

Тучи скорбные грустят.

Смотрят печи,

Как надгробья,

Трубы траурно гудят.

То крича, то замирая,

Мерзлый ветер очи жжет.

Только школа – та, что с краю,

Пепелище стережет.

Вот колодец.

След недавний.

И над школою – дымок.

Здесь сосватал Федор Дарью

В тот, давно минувший срок,

И колодец тот же самый,

Что пятнадцать лет назад,

Тот же снег.

Вот только сани

С бубенцами не скользят.

А скользили,

А летели

Ясным лебедем в снегах!

Девки плакали и пели,

Жениха, мол, проглядели,

И вздыхали: ах да ах!

Но об этом лучше после…

Федор к школе повернул,

И дверей тягучий поскрип

Память прошлого спугнул.

В школе людно.

Слишком людно.

Духота – не продохнуть.

Ребятенок плачет в люльке,

А другой

Хватает грудь.

Будто в мир какой-то древний

Смотрит школьная доска.

Здесь и школа,

И деревня,

Жизнь и смертная тоска.

Все знакомы, даже страшно.

– Здравствуйте, –

И, сняв рюкзак,

Лишь спросил:

– А как там Даша?

Как в Славенях… тоже так же?

Так же там… или не так?

– Живы! –

С искренним участьем

Вся семья произнесла.

Понял Федор:

Ноша счастья

Непомерно тяжела…

Федор шел, верней – тащился

Без дороги, без тропы.

Что он мог?

Ну поделился

Долей ячневой крупы.

А душа?

Что делать с нею,

Вынуть и сказать: бери?

К дому тридцать верст

Длиннее,

Чем дорога на Берлин.

Глава четвертая

А в Славенях –

Все, как было.

Те же избы в два ряда.

Телефонные

Уныло

Провисают провода.

Голоса их на чужбине

Были Федору слышны.

Провода гудят и ныне

Так же, как и до войны.

…Директивы, директивы

(Как приказы на войне)