Без гробовой доски - Мария Шелкопряд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то само собой получилось, что разговорившись с Ольгой, я не заметила, как мы стали громко распевать частушки про вампиров. У покойницы оказался приятный голос, под стать клекоту птичьих черепушек.
На небольшом местном рынке, куда мы отправились пополнять запасы для кафе, Ольга подбила меня поторговаться за овощи. Продавцы грозили ей пальцем, а мне со смехом уступали. К вечеру я уже валилась с ног от усталости, подумывая о том, что умереть, было бы совсем не плохо, хоть на рынке скидок бы уже не делали. Но Ольга со смехом убедила меня в том, что это происки лени и не нужно переставать дышать.
Вернувшись в кафе, я стала ждать Руслану у окна, размышляя о плюсах ранней смерти и вообще иной формы существования. Было бы здорово, например, лежать в земле и чувствовать, как сквозь тебя растут цветы…
После смерти ничего не нужно потреблять, источник энергии приходил из другого, загробного мира, наполняя каждую клеточку тела и заставляя порой глаза пылать. Всем бы радоваться и быть счастливыми, но находились и недовольные. Как утверждали особо продвинутые трусы и паникеры, свет в мертвых глазах — дьявольский, а сила, дававшая мертвецам возможность двигаться, соответственно — адская. Однажды, самый главный паникер кинулся утверждать, что в мертвецов вселяются черти, а когда его убили эксперимента ради, он заявил что мир наказан за свои грехи и мы уже в Аду. Чем закончилось существование этого типа, история умалчивала…
Вспомнив о таинственных Огнях Смерти, я поймала крутившуюся рядом кошку, но в ее черепе ничего не полыхало. Зато скелет удивил меня, утробно замурлыкав у меня на коленях без помощи всяких голосовых связок. Оставалось надеяться, что прежде чем я вернусь в Аллию, я успею увидеть хотя бы самый крошечный огонек.
При мысли о родном Городе становилось грустно, бросить всю семью, друзей и Алика для меня просто немыслимо. Вот если бы забрать их с собой во внешний мир! Смешно сказать, обречены на смерть не те, кто умер, и «влачили жалкое существование» в виде трупов, а те, кто жив.
Несправедливость никуда не исчезла после Конца Света…
Спугнув кошачий скелетик, из подсобки вышел покойник, которого я здесь еще не видела. Сохранился он, пожалуй, хуже всех кого я сегодня повстречала, не считая продавца без половины головы. Немного напоминая о Руслане, на голове парнишки торчал единственный сохранившийся пучок волос, с ядовито-радужными прядями. Назвать этот хохолок ирокезом язык не поворачивался. Одежду мертвеца составляла странная спецовка, заляпанная краской так, что казалась сделанной не из материи. Лицо, лишенное кожи, контрастировало с прической и одеждой, почти пугая угрюмым выражением. Один из глаз вообще неведомо как держался в оплывшей черными Слезами Смерти голой глазнице черепа. И в целом… мертвец производил впечатление бойкого воробушка.
— Привет! — он присел на соседний стул, в свою очередь, с интересом разглядывая меня. — Ты та самая Танит, которую привезла Руслана?
— Да. А ты тот самый Никита?
— Единственный и неповторимый! Как тебе у нас?
— Очень-очень нравится!
— Рад слышать. А теперь посмотри на меня внимательно и запомни: самый проверенный и действенный способ сохранения своего облика после смерти это не правильно подобранный раствор, как тебя все будут уверять, а отсутствие экспериментов! Как бы тебе ни хотелось, не вздумай повторять за всякими «дриадами» и прочими эпатажными гражданами их подвиги!
— Что еще за дриады? — удивилась я.
— Девушки-деревья. Они выращивают в своих телах цветы и, притворяясь колючими кустами, пугают вампиров в Черном Лесу и не только.
— Звучит заманчиво, — задумчиво протянула я. Неужели я наткнулась на что-то по мотиву похожее на баллады про Элоизу?! — А где этот Черный Лес?
— Ха! Посмотри на мое лицо и передумай. Корни не так уж легко потом извлечь! — Никита подвинулся ко мне поближе, чтобы я могла лучше рассмотреть глубокие растерзанные раны. — Черный Лес это к северу отсюда, за бывшей Астраханской областью. Хотя я плохо учил географию, может, там совсем другое название. В любом случае, без проводника по бездорожью туда можно полгода добираться и никого не встретить.
— Ничего так, симпатично вроде. Только не могу понять, зачем тебе цветы? Это пережитки мексиканской Святой, или как ее еще называли, «Сахарной Смерти»? — я сама придвинулась ближе и тщетно попыталась представить, какие именно цветы хотел вырастить на себе Никита. Судя по ранам на остатках мышц и мяса, это были свирепые плотоядные мутанты.
— То, что сейчас перед твоим носом — неудачная попытка оформить череп с помощью колючего кустарника. Знаешь, этакая тема леса и брутальности, колючки на каждом выступе лица… но потом терпенья не хватило, и моя гениальная задумка… завяла!
— Неужели? Как такое вообще могло случиться?!
— Очень просто. Флористика и ландшафтный дизайн не мой конек, — засмеялся Никита. — Теперь я еще не придумал, что делать с этим безобразием дальше, оставил пока так.
— Ясно. А я попытаюсь вернуться домой. Вот если не получится, тогда мне нужно будет изучить подробнее все варианты «загробной жизни».
— Вернуться в Город? Это самоубийство и невозможно, в общем-то. Подумай о том, хочешь ли ты возвращаться в место, где тебя всегда будет ждать пылающая печь. Независимо от того, хорошая ты или плохая. Просто потому, что кто-то считает, что у тебя нет права жить дальше, после смерти. И это чье-то ущербное мнение будет осуждать тебя даже за малейшую симпатию другой точке зрения!
— Знаешь, это слишком тяжелый выбор — жить долго-долго или остаться с дорогими мне людьми. Я ведь больше никогда их не увижу, если не вернусь…
Никита хлопнул себя по лбу:
— Ой! Я же забыл спросить! У тебя есть парень?
Я оторопела от такого перехода, внезапно смутившись. Первая, нелепая мысль от этого вопроса — так ко мне еще никто не «клеился». Я пыталась лихорадочно сообразить какой смысл у вопроса Никиты на самом деле, но тут над нашими головами прогремело:
— Конечно, есть! Он прямо за
