Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр

В уборной? Я потрясена. Теперь я совершенно точно знаю, что королева – очень дурная женщина, заслуживающая наказания. Я бы никому не позволила войти ко мне в уборную, пока я там нахожусь. Какой ужас!

– Какое безнравственное поведение, миледи, – бормочет миссис Эллен. – Это неслыханно, так опозорить его королевское величество!

– Вот именно, – угрюмо вторит матушка. – Когда советники сообщили его величеству, что обвинения подтвердились, он разрыдался перед ними и стал призывать меч на голову той, которую так нежно любил. Милорд был при нем и написал, что это было зрелище, достойное жалости, – наблюдать, как мужество изменило королю. В результате королеву посадили под арест в Хэмптон-Корт. Она была в ужасном состоянии, стонала и плакала и один раз вырвалась у своих стражей и побежала в часовню, где король стоял мессу, в надежде смягчить его сердце личной просьбой. Она, наверное, думала, что ее чары спасут ее. Но ее поймали и, визжащую, потащили обратно, не дав приблизиться к нему.

– Она совсем юная, – замечает миссис Эллен.

– Да, – соглашается миледи, – едва семнадцать. Но достаточно взрослая, чтобы отличать дурное от хорошего.

– И все-таки, сударыня, говорят, ее никогда не учили достойному поведению. Я слышала, что ее бабушка пренебрегала ее воспитанием, а теперь вы говорите, что ее совратил учитель музыки, когда она была совсем ребенком. Да, она совершила серьезный проступок, но неужели некому ее пожалеть? Бедняжка, должно быть, вне себя от горя, помня ужасную судьбу, что постигла ее кузину, Анну Болейн.

Я и раньше слышала это имя – Анна Болейн, но его произносили только шепотом по углам, так что я не знаю, кто она и что такого ужасного с ней случилось. Мне бы хотелось вмешаться и спросить, но я не смею, потому что боюсь окрика – или еще чего похуже – от матушки.

– Разумеется, она помнит, – говорит миледи, – и оттого-то так буянила и рыдала на допросах. Она, конечно, все отрицала, но показаний свидетелей, принесенных под присягой, было достаточно, чтобы опровергнуть ее ложь.

– Ее пытали? – грустно спрашивает миссис Эллен.

– Нет. Король отослал ее в Сионское аббатство, где она оставалась все Рождество.

– Я слышала об этом, – кивает миссис Эллен. – Она до сих пор там?

– Нет. – Миледи выдерживает паузу. – Неделю назад парламент издал акт, объявляющий ее изменницей, и постановил лишить ее жизни, всех ее титулов и владений. В прошлую пятницу, несмотря на отчаянное сопротивление, ее доставили на лодке в Тауэр, и там в понедельник палач отрубил ей голову.

У меня перехватывает дух. Это ужасно, ужасно, хуже, чем в самом страшном сне. Палач отрубил ей голову. Как? За что? Она была очень дурная, но не настолько ведь, чтобы рубить ей голову. Меня тошнит. Наверное, было много крови. Я ненавижу кровь. Когда я порезала палец, кровь так и хлестала и было больно. Когда тебе отрубают голову, то это, должно быть, больнее в сто раз. Гораздо больнее, чем когда порежешь палец. Значит, должно быть гораздо больше крови. А что бывает, когда тебе отрубают голову? Ты умираешь, вот что.

Представляя себе все это, я дрожу от страха. Еще я плачу, сама не замечая как. Миссис Эллен, с побелевшим лицом, опускается рядом со мной на колени и крепко прижимает меня к себе. Потом поднимает глаза на матушку:

– Она еще мала, чтобы понять, миледи! Для нее это слишком!

Моя матушка стоит и смотрит, как я всхлипываю. В ней нет ни капли жалости, когда она стоит вот так, в роскошном, отороченном мехом платье и украшенном бриллиантами капоре. Она разгневана тем оскорблением, которое королева нанесла ее крови.

– Джейн, – строго произносит она, – ты родилась в семье, родственной королевскому дому. Люди нашего круга ведут публичную жизнь. Мы обладаем властью, положением, состоянием, но мы также имеем долг и обязанности и, как женщины этой семьи, должны быть безупречны. Если аристократка или королева грешит, подобно королеве Екатерине, она подвергает опасности наследство своего мужа, его титулы, земли и богатства. В данном случае сама королевская династия была под угрозой, ибо, если бы королева родила ребенка одному из этих изменников, она могла бы легко выдать его за ребенка короля, и тогда безродный ублюдок сел бы на английский престол. Жена обязана хранить верность мужу, адюльтер для аристократки является тяжким преступлением и справедливо наказуем смертью. Таков закон.

Я не знаю, что такое «адюльтер», но знаю, что такое «смерть». Едва я подросла, я стала интересоваться, для чего в церкви сделаны склепы, и мне объяснили. Капеллан рассказал мне, что когда Бог решает, что время жизни людей на земле истекло, Он призывает их предстать перед своим престолом в Судный день. Если они были праведные, Он посылает их в рай, где они могут жить вечно и счастливо, с Господом нашим Иисусом, Блаженной Девой Марией, среди святых и ангелов. Но если они были грешники, то Он посылает их в ад, на муки вечные. Капеллан рассказал мне, что ожидает грешников в аду, и я знаю – это правда, потому что в одной церкви в Лестере есть ужасная картина на стене, куда я даже не смею взглянуть, чтобы не видеть жестоких дьяволов, разрывающих плоть грешников своими вилами. Миссис Эллен говорит, я не должна думать об этой картине, ведь я не такая уж великая грешница, чтобы заслуживать вечного проклятия. И если я буду хорошо себя вести, и молиться, и соблюдать заповеди, и получать отпущение грехов, то попаду прямиком в рай.

Миссис Эллен говорила мне, что большинство людей умирают от болезни, или старости, или от несчастного случая, как Сэм-кровельщик, который упал с лестницы и свернул себе шею. Она рассказывала, что храбрые солдаты погибают на войне и что для многих людей умереть – все равно что заснуть, но, конечно, никого нельзя убивать намеренно, отрубая голову, особенно если он ничем этого не заслужил.

Наш король, мой внучатый дядя, приказал казнить королеву. Короли могут делать что только им вздумается – я знаю. Еще меня учили, что короли стоят выше прочих людей и им нужно повиноваться. Я никогда не встречала короля, но слышала о нем много разных историй и видела его портрет, который висит в большом зале. Он, большой мужчина, гигант в роскошных одеяниях, пузатый и рыжебородый, стоит, положив руку на бедро и расставив ноги. Вид у него пугающий, на лице страшная гримаса. По-моему, он похож на людоеда. Может быть, он и есть людоед. Он велел отрубить королеве голову. Но может быть, он сейчас грустит и жалеет об этом.

Теперь мне становится немного легче, хотя есть еще много вопросов, потому что я многого не понимаю. Но матушка уже собралась уходить.

– Дальнейшие разъяснения для ребенка я оставляю на ваше усмотрение, – обращается она к миссис Эллен, задерживаясь в дверях, – но ради бога, пусть держит язык за зубами. Если она когда-либо поедет ко двору, она не должна опозорить нас своей болтовней.

После ее ухода миссис Эллен принимается наводить порядок, убирая мои игрушки перед ужином. Мы с Катериной сидим на полу, и я помогаю ей одевать тряпичную куклу, а сама все думаю об ужасной смерти королевы.

– Давай уложим Полли в кровать, – пыхтит Катерина, встает и ковыляет к маленькой колыбели в углу. Она бережно укладывает куклу и укрывает ее, очень плотно.

– Не с головой. – Я через силу улыбаюсь. – Она не сможет дышать.

– Тебе пора спать, Катерина, – говорит миссис Эллен.

Горничная тащит протестующую Катерину наверх.

Миссис Эллен закрывает сундук с игрушками, разглаживает передник, садится в свое кресло у камина и берется за штопку.

– Ты не должна слишком много думать о том, что произошло с королевой, Джейн, – говорит она мне.

– Это ужасно, – отвечаю я.

– Ужасно, но, я бы сказала, необходимо. Она была очень глупая и очень дурная. Ей следовало наперед знать, как это опасно.

– Но чем она провинилась?

Миссис Эллен складывает крохотную рубашку Катерины, где дырка теперь совсем не видна. Она делает такие мелкие стежки, что они едва различимы.

– Поди сюда, дитя, стань рядом, – зовет она, и я подхожу, кладу ладони на мягкую ткань ее фартука.

– Миссис Эллен, как королеве отрубили голову? – Мне не терпится узнать, но в то же время страшно услышать ответ.

– Топором, Джейн.

– Таким, как Пекинс рубит дрова?

– Таким, но больше и острее.

– Ей было больно?

– Думаю, она ничего не почувствовала. Это очень быстрая смерть.

Я замолкаю. Мне хочется еще кое о чем спросить, но я знаю, что это неприлично – говорить о голых людях.

– А почему королева лежала в постели со своим кузеном? – наконец решаюсь я.

– Наверное, потому, что она считала себя его женой. Женатым людям можно спать в одной постели.

– Но она же была женой короля. Разве можно быть женой двоих мужчин сразу?

– Нет. Но говорят, будто Дирэм признался, что она прилюдно пообещала стать его женой, так что все считали, что это все равно что жена. Королева все отрицала, но она наверняка лгала, потому что люди слышали, как Дирэм звал ее «жена», а она его – «муж».