Поп и пришельцы - Елена Хаецкая

Отец Герман произнес, глядя в его могучую спину:

– Здесь есть ксерокс?

– Налево по коридору, – не оборачиваясь бросил Опарин.

– Мне нужно выйти в город, – сказал Машуков. – Ненадолго. Потом вернусь.

Опарин выдал ему две разовые карточки – на один выход и один вход.

– Мрыхов спит? – осведомился он.

Отец Герман ответил «да» и ушел. Опарин погасил лампу и переместился на диван. Там он сидя задремал, смутно грезя о странном: о маленькой лохматой собаке с бантиком на ухе, потом о девушке Ляле – будто она рисует эту собаку, а сразу вслед за Лялей появился Мрыхов с бритвой в прыгающих пальцах. Лица у Мрыхова не было. И у Ляли – тоже. Все выглядело как-то очень плохо.

В неприятной дреме Опарин продолжал помнить о том, что сегодня к одиннадцати часам привезут водителя, осуществлявшего 12 сентября рейс «Шексна – Зареченск» – тот самый, которым ехала последняя жертва. Иван Ильич на миг проснулся и тут же опять увидел мимолетный сон – девушка Ляля пытается нарисовать в пустом овале какое-то лицо. Потом опять проснулся. Вместе с водителем прибудет также адвокат компании «Козулин и Пек». Адвоката очень хотелось отравить, но поскольку этого Иван Ильич пока позволить себе не мог, то предстояло выработать «некую стратегию». Думать над «стратегией» он был сейчас не в состоянии. Ему казалось, что в голове у него болит намозоленный мозг.

Затем вернулся отец Герман и попросил десяток каких-нибудь фото для опознания.

– Кого вам? – спросил Иван Ильич, не пошевелившись и не открывая глаз, но совершенно бодрым голосом.

– Каких-нибудь бравых парней, – пояснил отец Герман.

Иван Ильич встал, неожиданно легко, пересел опять к столу и из ящика вынул папку. В папке имелись картонные листы с наклеенными снимками. Герман Васильвич перелистал, выбрал один – где действительно имелось несколько портретов молодых мужчин с квадратной челюстью, молвил «угу» и отправился искать ксерокс, а потом за Стасиком.

Стасик успел проснуться и теперь горько плакал. Он пробудился в КПЗ один, несколько раз дернул на себя дверь, но она не открывалась. Тогда Стасик испугался, что его заперли. Завидев отца Германа, он разом обрадовался и ослабел.

– Идем, – сказал ему отец Герман. – Хорошо выспался?

– Как в раю, – прошептал Стасик и послушно сполз с койки.

По дороге они зашли к автомату, где уже включили электротитан, разливающий скверный, отдающий пластиком кофе. Взяли два стаканчика. Опарину Герман Васильевич сделал двойной крепости и сладкий. Пластмассовые стаканчики, по всей вероятности, входили в программу воспитания из молодых сотрудников лакедемонян, поскольку кофе в титане был огненный, а пластмассовые стенки тонкие.

– Молись, – сказал отец Герман Стасику, вручая тому стаканчики, и тот действительно весь путь до опаринского кабинета проделал с молитвой.

Опарин проглотил почти кипящий кофе так же жадно и с тем же безразличием к свойствам напитка, как вчера «Байкал». Открыл свои виевские очи и устремил их на Германа Васильевича.

Эксперимент отца Германа прошел быстро и с блеском. Мрыхова усадили на диван и для пробы дали ему первый попавшийся картон с фотографиями разных людей. Стасик никого не опознал и испугался – съежился, веки покраснели, стали мокрые. Тогда отец Герман положил ему на колени ксерокопию, которую сделал несколько минут назад. Опарин, не стесняясь, зевал во весь рот и разглядывал план эвакуации 11-го этажа, висящий на стене рядом с огнетушителем. Стасик, осторожно держа лист за уголки, склонился и принялся водить над ним лицом, а потом вдруг побледнел.

– Узнал кого-нибудь? – спросил Опарин и снова схватил необъятной пастью побольше воздуха.

Робко Стасик указал на снимок в углу. Одним прыжком, как барс, Иван Ильич перемахнул через комнату и очутился возле дивана, а там навис над Мрыховым глыбой, готовой обрушиться и раздавить.

– Кто? – спросил он.

– Вот. – Стасик поскреб черным ногтем по угловому изображению. – Это Громов Анатолий.

– Рыков, – поправил отец Герман вполголоса.

– Рыков, – послушно согласился Стасик.

Могучие щупальца Ивана Ильича схватили Мрыхова, переместили к столу, засадили за бумагу. Велено было написать показания. Чтобы не нервировать бедного Стасика, Опарин с отцом Германом вышли в коридор. Опарин страшно зевал и ежился.

– Рыкова из числа подозреваемых придется исключить, – сказал ему Герман Васильевич.

Опарин подавился посреди зевка, сразу обрел бодрость и насторожился.

– Мрыхов опознал его – что больше? Через час привезут водилу, произведем еще одно опознание, и можно будет объявлять в розыск.

Отец Герман понимал ход мыслей Ивана Ильича и вполне им сочувствовал. Вероятно, убийца садился на автобус в Шексне – на автовокзале райцентра пассажиров много, и отследить тех, кто ездит регулярно, практически не представляется возможным. Несколько остановок он присматривается к другим пассажирам и выбирает одиночку из числа приезжих. Затем выходит вместе с ним, некоторое время идет следом через перелесок и там совершает нападение. Тело забрасывает валежником, выбирается на шоссе в стороне от места преступления и либо садится на автобус на следующей остановке, либо берет попутку. Туриста начинают искать нескоро. Уехал человек с палаткой и байдаркой, либо на ягодный промысел – спохватятся о нем не ранее, чем через пару недель. А тогда уж, даже если и найдут тело, точное время смерти установить невозможно. С Ольгой Пестровой, можно сказать, повезло. Нашли сразу. Теперь из водителя душу вытрясут, пока он не вспомнит все вплоть до последней бородавки у старухи с заднего сиденья.

А тут еще свидетель – Стасик Мрыхов. И неподалеку от места преступления отирались двое подозрительных типов. И одного опознали…

– Это не Рыков, – повторил отец Герман. И внезапно спросил: – Иван Ильич, вы верите в Бога?

Иван Ильич, не привыкший удивляться, ответ дал конкретный:

– Крестили в детстве.

– А в чудеса?

– Иногда наблюдал, – не стал отпираться Опарин.

Отец Герман вынул из кармана снимок. Это была переснятая фотография из книжки солдата, отретушированная и раскрашенная – губы розовым, глаза синим, волосы коричневым. Вокруг стриженой головы молодого человека в камуфляжном костюме было нарисовано желтым маркером сияние, а внизу, на рамке, изображен букет роз, перевитых лентами.

– Что это? – спросил Опарин и, морщась, поднес снимок к глазам. – Какая-то иконка… Где вы это взяли?

– Купил утром в церкви, – объяснил отец Герман. – Это десантник Анатолий, мученик за веру. Его недавно прославили как местночтимого святого.