Восток. Запад. Цивилизация (СИ) - Демина Карина

- Как-нибудь.

Не надо ему отвечать. Да и Эдвин смотрит так, с опаской.

- Если вздумаю дурить, вырубай, - сказал ему Чарльз.

И Эдвин кивнул.

Отлично. Может, он и высокомерный ублюдок, но в целом положиться можно.

- А ты не задумывался, почему влюбился? Вот в нее? Ты, избалованный мальчик с Востока. Ты привык к очаровательным леди, нежным и хрупким, таким… таким неприспособленным к жизни… а она? Она ведь не похожа на них. У нее грубая кожа. И манеры ужасные. Она…

- Иди на хрен.

- У нее и тебя ничего общего. И тебе бы в ужас прийти, а ты влюбился. Может, дело в том же? В её крови? А?

Не слушать.

Этот ублюдок ничего не понимает в любви.

- И ты ведь счастлив, правда? И никакой разницы нет, по собственному выбору или так. Да и нужен ли вообще этот выбор? Главное, что попроси она умереть, ты же умрешь, так? Просто, чтобы она была счастлива… это ведь несложно, сделать счастливой свою женщину…

- Эй, - на плечо легла рука, и Чарльз понял, что почти переступил границу из соли.

Выдохнуть.

Успокоиться. Сердце стучит, колотится о ребра со страшной силой. Из прокушенной губы течет кровь, и Чарльз сглатывает.

- А ведь она даже в полную силу не вошла. Что будет, когда войдет? – он уже совершенно не походил на призрак.

Ублюдок.

Змееныш, чтоб ему… настоящий змей.

- И удержится ли? Это ведь так безумно сложно, удержаться от любви… всем ведь хочется, чтобы их любили. Просто так. И сильно. Чем сильнее, тем лучше…

- Уходи.

- Вот так? Разве я могу?

- Эдди попросить, чтобы сыграл?

- Думаешь, его силенок хватит? Нет, - улыбка Змееныша была безмятежна. – Это он может думать, что призвал меня…

- Про тебя и думать забыли.

- Неправда. Ты ведь думаешь. Каждый раз, глядя на свою дорогую сестру… ту, что носит моего ребенка. Кровь от крови. Сила от силы…

Он отступил на шаг от границы и разом утратил краски.

- Уже недолго осталось ждать… недолго… твой шаман ни на что не способен.

Туман рассыпался, а боль в прокушенной губе осталась. И не только в ней. Двинул Эдвин от всей души. Хорошо. Надо будет поблагодарить.

После.

А туман рассеивался. Медленно так. Он словно уходил сквозь камни, оставляя призраки-тени.

Людей.

Или…

Эдди по-прежнему сидел в круге. И он же стоял по другую сторону его рядом с… нет, быть того не может. Эва? Эванора Орвуд? Что она делает здесь?

- Эва? – кажется, Орвуд-старший тоже хотел получить ответ на этот вопрос. – Эва, что ты здесь делаешь или… Эва, немедленно вернись!

Глава 7 Где все-таки задаются вопросы и приходят ответы, которые, правда, мало что меняют

Эваноре было страшно.

Немного.

А еще страшно любопытно, но уже много. И когда появилась Кэти, хотя узнать её в этой вот девочке было сложно, Эва даже подпрыгнула. Неужели, получилось?

- Ишь ты, - сказала Кэти прежним голосом, в котором, правда, теперь не было раздражения. – Какая…

- Здравствуй, - Эва неловко улыбнулась.

- И тебе не хворать. Чего надо?

- Ты… как бы это сказать… чтобы помягче. И… понимаешь, ты…

- Померла, чего уж тут, - Кэти пошла дрожью, и девочка вытянулась, меняясь на глазах. Шрамы на лице её исчезли.

Она и вправду была очень красива.

- Ты… не сердишься?

- На кого? На тебя что ль?

- Пусть бы и на меня.

Странно, но выглядела Кэти такой… такой живой.

- С чего мне на тебя сердится? Хотя… ты живая. Обидно. Ты живая, а я вот… и за что, спрашивается? Это все мамаша… надо было послать его, но нет, решила, что тепериче все можно…

- Расскажи, - попросила Эва.

- Об чем?

- О ней. О… тех людях, которые пришли на аукцион. Ты знаешь их?

- Я? – Кэти рассмеялась хриплым смехом, словно воронье карканье. – Думаешь, я такая важная, что предо мной представляться надобно? Мол, господин Хороший пожаловал. Я для них – очередная шлюха.

- Ты не такая.

- А какая?

- Не знаю. Но… ты ведь помнишь себя, раньше? – Эва ухватилась за эту мысль, чувствуя, что вот-вот разорвется нить беседы. – Я видела. Девочка. Ты… ты была…

- Была, - Кэти встряхнула головой, и светлые кудри рассыпались по плечам. И сама она вновь изменилась. – Вот такой была. И папенька у меня имелся. Важный такой. В сером костюмчике ходил. И еще часы… лица не помню, а часы помню. Большие. Серебряные. На цепочке. Цепочка тоже с узором. Часы он прятал вот тут.

Кэти похлопала себя по груди.

- А цепочка свисала. Мы с сестрой любили играть с нею. У тебя есть сестра?

- Есть.

- И у меня. Она… не помню тоже. Почти уже. Мы не особо дружили, хотя вот иногда… я все потом думала, почему так вышло, что украли меня?

- Кто?

- Кто ж знает. Просто одного дня я уснула в своей кровати. У меня была своя кровать. И своя комната. Большая. Игрушки. Куклы. Фарфоровые головы и мягкие тела. Платья нарядные. Моя нянюшка их шила. И я помогала. Сестра тоже… мы жили в большом доме. И садик имелся. И… однажды я проснулась оттого, что в мою комнату забрался человек. Бросил тряпку на лицо. Вонючую. И я уснула. Чтобы потом проснуться в другом месте… в страшном месте.

- Мне… жаль.

- Меня?

- Её. Ту девочку.

- Она была глупой и слабой. И плакала много. Поэтому её побили. Её никогда раньше не били. И не запирали в чулане. Там крысы… она никогда не видела крыс. И не думала, что станет одной из них, - по фарфоровым щекам девочки покатились слезы. Крупные, прозрачные.

- Я… - Эва не знала, что сказать.

- Молчи уже…

- Это она, да? Мамаша? За это ты её… убила? Добила?

- За это. Откудова знаешь? Хотя… раз ты тут, то знаешь. Я ведь не одна была… имелись… и имеются такие от любители. Девочек. Мальчиков… и те, кто готов за деньги забраться в нужный дом. Иногда они устраиваются на работу. Конюхами там. Или сад копать, или еще чего. Сперва, конечно, нужно найти такой дом, в котором дети есть…

Вздох.

И тоска подползает к ногам, трется о колени, выпрашивая ласку. Здесь она тоже имеет обличье, огромной старой собаки.

- Оно-то можно и проще. Пройтись вон по Квинсти, там бедняков много. Плодятся, что крысы… и продать готовы за гроши, хоть детей, хоть родителей. Кого угодно. Так мамашка и делала большей-то частью. А еще можно в работном доме. Или в приюте. Там-то тоже многие… рады подзаработать. Бродяжек кто искать станет?

Все это было настолько ужасно, что хотелось заткнуть уши.

Не слышать.

Не знать.

- Имена, - за спиной Эвы развернулись черные крылья ворона. – Назови имена.

- И зачем мне?

- Не знаю. Ты об этом заговорила, значит, надо.

- Надо. Наверное, - она больше не плакала, фарфоровая девочка-кукла с неестественно огромными глазами. – Но назову… кого знаю… только… небось, сгорело все. В доме. Когда уходить велели, то сказали, бумаги не трогать. Мол, от них и так ничегошеньки не останется. Но… она была осторожной тварью, эта стерва. И опытной. Хранила все… не только там хранила. В банк пойдешь. Я скажу… там надо нумер. И слово. И ключ… ключ в другом банке.

Она тихо хихикнула.

- Вот весело-то будет… она писала, кому платила. И приютским, и… из работных. И констеблям, и…

- Суд эти документы не примет.

- А ты и вправду в суд пойдешь, тот, кто меняет обличье? Мне в детстве нянюшка рассказывала сказку о вороне, который оборачивался человеком. Или о человеке, что становился вороном? Он прилетел к разбойникам, укравшим прекрасную принцессу, и всех заклевал. Никакого суда…

Эва хотела было обернуться, но не смогла.

- Сделаешь?

- Все, что смогу.

- Хорошо… из чистых домов они редко кого берут. Все же опасно. Расследование. И детей ищут. Многие к магам идут. И ладно, если сразу, но ведь не успокаиваются. Есть такие… одного раза почти к самому убежищу пришли… потом, позже… искали тоже… нет, с чистыми домами одни проблемы. Так что только по особому заказу. За особые деньги.