Мертвое царство - Анастасия Александровна Андрианова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Моё имя – Изгень Ганеальн, я незаконнорождённый, но родной сын почившего князя Страстогора.
«Изгень Ганеальн» – я даже мысленно не мог повторить это имя не запнувшись, а вслух и вовсе не отважился бы. По бокам от мальчишки стояли стрельцы, но не клали руки на оружие, выказывая уважение и к месту, и ко мне лично. Я это оценил, но не стал даже внимательнее приглядываться к лицу Изгеня, чтобы попытаться выцепить в нём хоть какие-то черты Страстогора. Пришёл бы он в числе первых таких же самозванцев – я бы призадумался, долго всматривался бы, а потом ещё мучился бы бессонницей долгие ночи, но теперь, когда со смерти истинного князя минуло пять зим, я понял: если Страстогор и оставил незаконных сыновей, мне ни за что самому не понять, кто говорит правду, а кто лжёт в попытке завладеть княжьим теремом.
– Чем подтвердишь свои слова, Изгень?
От звуков моего голоса Рудо, мой пёс, поднял голову, сонно взглянул на меня и опустил снова, убедившись, что никакая опасность нам не грозит.
– Взгляни на это, Лерис Гарх.
Мальчишка шагнул ближе. Мои дружинники, стоявшие по бокам от кресла, насторожились и схватились за палаши. Я не препятствовал им, пускай всем показывают, что я не дамся просто, как не давался все пять зим. Пускай полнятся слухи о моих зверствах и ярости, пускай остаётся Холмолесское желанным, но неприступным, как прекрасная вдовствующая княгиня.
Мальчишка замер, остановленный палашами, и протянул мне что-то на вытянутой руке. Я подался вперёд и увидел, что Изгень показывает подвеску с филином.
– Что с того?
– Это ведь филин. А филин…
– Знак Страстогора, знаю. И что, я стану его сыном, если намалюю филина у себя на лбу?
Изгень стушевался, его стрельцы занервничали. Трудно предугадать, чего они ожидали, когда просили приёма. Что я вскочу с кресла и уступлю терем мальчишке? Сколько таких наглецов было за пять зим, я и считать перестал!
– Отец подарил эту подвеску моей матери, чтобы мы с ней ни в чём не нуждались, – упорствовал Изгень, взяв себя в руки и согнав краску с пухлых щёк.
– И так не нуждались, раз подвеска сохранилась до этих пор. Давай по-честному. Кто прислал тебя? Пеплица? Мохот? Передай им, что ни с десятым, ни с сотым «сыном» Страстогора я не отдам им Горвень. Не стоит тратить моё время и испытывать терпение. Я принимаю таких, как ты, только потому, что верю в душе, что Страстогор и впрямь мог наплодить наследников – истинных, тех, кому и терем отдать не жалко.
– Ты противишься любым доказательствам. Твоё сердце чёрство, так говорят. Ты не желаешь видеть в тереме законного наследника, потому что сам давно решил, что состаришься и умрёшь самонаречённым князем!
Я лениво взмахнул рукой, приказывая дружинникам уводить мальца и его стрельцов. Я всё для себя понял и не собирался больше с ним говорить, но и вредить ему мне не хотелось, пусть ступает с миром.
Изгень хотел уколоть меня, укорить и застыдить, но ни ему, ни кому-то другому никак не удавалось понять: единственное, чего я всегда желал, – это процветание моего княжества.
* * *На открытом ярусе гулял ветер, а внизу княжий двор роился мирно и деловито, как улей. Мне всегда делалось светлее на душе, стоило посмотреть на течение жизни вот так, сверху, или выйдя в город.
По первости, едва заняв опустевший терем, я часто спрашивал себя: правильно ли я поступаю? Не беру ли на себя больше, чем мне положено? Не лучше ли уступить стольный град кому другому? Но шло время, и понимал: некому уступать, да и незачем.
Поначалу каждый день кто-то да пытался куснуть побольнее Холмолесское княжество – и начали всё соседние князья и княгиня, ощерились, заслали гонцов и грозили войсками. Но я оставался непоколебим, чем злил всех ещё больше. Наверное, будь я один, и не занял бы терем никогда, но за мной стояли городские воеводы и, к моему удивлению, народ. Само того не ожидая, Холмолесское получило трёх князей разом: меня, самонаречённого; вольного шутовского, который собрал своё княжество внутри существующего, да князя лесного, что и без того правил лесами, но при мне расширил свои угодья и свою власть. Другие князья нам троим были ни к чему, все самозванцы уходили ни с чем, пусть я и надеялся в душе, что обнаружится среди них истинный наследник, который станет правителем более справедливым, чем я сам. Но надежды мои таяли с каждым таким мальчишкой, как сегодняшний Изгень с фальшивой подвеской-филином.
Сам того не замечая, я затосковал. Нилир, городской воевода, отбыл к западным границам княжества, проверяя заставы и войска. Лесной и скомороший князья никогда надолго не задерживались в Горвене, а мой сокол, ближайший подручный, вернейший княжий гонец, летал в неведомых землях, и даже воробьиные стаи давно о нём не слыхали. Без него мне было труднее всего.
По двору промчался всадник на дорогом тонконогом коне. Я узнал и серебристого коня, и всадника в серо-голубых одеждах – гонец-сокол княгини Пустельги, никого постороннего стражи не пустили бы во двор. Промчался, спешился и вскинул голову, будто почувствовал мой взгляд сверху.
– Так и не обзавёлся личной дружиной? – рассмеялся сокол, сощурив на меня глаза. – Не боишься, что достанут стрелой?
– Если достанут, значит, так Господин Дорог распорядился, и ни один страж меня не защитит, – ответил я. – Что, снова Пеплица сватов засылает? Ответь ей то же, что и всегда.
– Больно нужен ты ей. В залу спустишься или мне к тебе подниматься?
Я устало махнул рукой.
– Спущусь. Велю налить нам сбитня. Или чего крепче.
Гонца-сокола княгини Пеплицы нарекли Канюком. Имя-то птичье, да не соколье. После того, как пять зим назад одного за другим убили троих соколов, князьям пришлось нелегко. Сокол ведь не всё равно что простой гонец. Сокола нужно посвящать во все княжьи дела, он и воин, и переговорщик, и личный князев помощник, ему любое дело можно доверить, даже то, которое дружине не поведаешь. А что самое главное – сокола необходимо знакомить с нечистецами. С теми, кто издревле делит Княжества с людьми. С лесовыми, водяными и их подручными. Без того сокол не полетит споро сквозь дремучие леса Великолесья, не проскочит напрямик мимо Русальего озера, а если будет, как все прочие, держаться Трактов, то не доскачет так быстро, как мог бы пронестись лесными тропами.
Готовили Канюка, насколько я знал, наспех. Со временем он понабрался опыта, с нечистецами повидался, но так и остался с ястребиным именем.
Ещё мне думалось, мой собственный
