Во имя любви к воину - Брижитт Бро

Афганцы все видели, все пережили. Поэтому без особого удивления они стали свидетелями наступления другого рода — прихода гуманитарных организаций и добровольцев. Среди этих последних были те, кто приехал сюда в 1970-е годы и сохранил свое восхищение этой страной. Приезжало и более молодое поколение романтиков. Они читали рассказы Николя Бувье, Эллы Майар, Жозефа Кисселя, представляли голубой блеск озер Банд-е-Амира или то, как они спускаются с гор на лыжах. Теперь, когда границы открылись, они хотели познакомиться с благородством этого народа, не похожего ни на какой другой. У них было множество планов.

После нескольких дней съемок я уже знала всех находящихся здесь французов, поскольку все они жили в тех редких гостевых домах, которые были в состоянии принять иностранцев. И несмотря на то что печное отопление не работало, канализационные трубы замерзли, а ванные комнаты были ужасно грязными, обстановка там была теплой. Мне сразу понравилась группа молодых людей чуть старше двадцати: они только что закончили престижные учебные заведения, хоть и выглядели несерьезно. В них чувствовался сильный внутренний стержень. Родольф Бодо и Эрик Давен бывали уже в Центральной Азии два года назад, и с тех пор у них появилась настоящая страсть к этому региону. Эрик, высокий, приветливый парень, выпускник Высшей коммерческой школы, занимался когда-то развитием бизнеса. Родольф — дипломированный специалист, окончивший Высшую школу экономики и торговли (ESSEC), — был на руководящей должности в компании «Л'Ореаль». Как видно, они выбрали карьеру по своей специальности. Однако одним из их товарищей, Флораном Милези, бывшим выпускником ESSEC, ставшим начальником отдела кадров одной из фирм Гренобля, овладела страсть к путешествиям. Занимая высокий пост, он каждый день мечтал о далеких горизонтах.

Эти трое парней объединились, чтобы вместе сделать репортаж о Южной Африке. Тогда же, в июле 2001 года, в Париже они познакомились с иранским фотографом Резой Дегати, которого сопровождал молодой афганский журналист Фахим Дашти. Первый был очень известен, он сделал много фоторепортажей о генерале Масуде. Второй тоже снимал своего генерала, которого обожал. Именно этим он и занимался, когда я встречалась с Масудом в Панджшире. Трое французов были впечатлены работой этих мужчин, так же как и их смелостью.

Их энтузиазм мог этим и исчерпаться, их пути могли разойтись. Но то лето 2001 года подарило им встречу еще с одним человеком. Рено Эльфер-Обрак собирался поехать в командировку в Афганистан от имени ассоциации «Право слова» и создать радиостанцию «Сопротивление». Проект репортажа о Южной Африке преобразовался тут же в «Кабул: вкус свободы», идею которого трио продало каналу «Arte». Речь шла о портрете столицы с эпохи хиппи до прихода Талибана. Рено Эльфер-Обрак уезжал 10 сентября, и троица решила вскоре последовать за ним. В последнюю минуту что-то помешало, и уехал только Флоран Милези. Он не знал тогда, что Масуд стал мишенью террориста.

Милези ступил на землю Афганистана в тот момент, когда рухнули башни Всемирного торгового центра. Обстоятельства сложились так, что он стал единственным оператором-любителем, который снял, наряду с Си-эн-эн, приход американских бомбардировщиков Б-52.

Я познакомилась с этим трио в посольстве Афганистана в Париже в октябре 2001 года. Мы понравились друг другу, и я сказала им, что ищу возможность вернуться в эту удивительную страну. Ребята были настоящими предпринимателями, они хотели реализовать удивительные проекты — организовать журналистские курсы, издавать газеты и журналы, которые до этого притеснялись долгие годы. Тогда я сказала им: «Если у вас есть что-нибудь для меня, я готова к вам присоединиться». 30 декабря 2001 года все трое приехали в Кабул, чтобы совместно с Резой Дегати и при помощи субсидий ЮНЕСКО создать ассоциацию «Айна» (Афганскую международную ассоциацию новостей[9]). На дари айна означает зеркало. Это зеркало влекло меня.

Я собрала все неистраченные отпускные дни — получилось три месяца. И в июле 2002 года я вернулась в Кабул. Мне предложили возглавить сектор видеожурналистики в негосударственной организации.

Когда Флоран Милези был проездом во Франции, он позвонил мне в Нанси. У этого парня не было недостатка в идеях, и все они были хороши. Сначала он создал мобильный кинотеатр и возил свою команду по Афганистану — везде, где мог проехать его грузовичок. Он показывал короткометражные фильмы перед толпой завороженных детей. Наверное, было здорово слышать, как они сопят, взрываются смехом, видеть, как радость наполняет эти маленькие существа, чьи лица так долго были только суровыми или смиренными. Он также показывал обучающие фильмы о здоровье, гигиене или об опасности игр на разминированных территориях. Он таскал свое оборудование «фокусника» в самые отдаленные деревни, жил как паломник и зависел от гостеприимства жителей. Он спал и в палатке кочевника, и на соломенном коврике… У него было отменное здоровье, на мой взгляд.

На этот раз он искал кого-либо, кто будет обучать молодых женщин телевизионной журналистике: они будут называться camerawomen. Идея невообразимо дерзкая для страны, которая так долго хоронила мечты женщин под глухим покрывалом. «Ты согласна?» — «Еще как!» — «Ура! Но, знаешь, тебе за это ничего не будут платить: у нас нет денег». Я взяла банковский кредит и собрала вещи.

«Айна» размещалась в самом центре города, в двух шагах от одной из наиболее оживленных и шумных его артерий под названием Талик Ашгар. Посреди нее стоял постовой в праздничном мундире. Вооруженный свистком, он пытался наводить порядок в сутолоке грузовиков, машин, велосипедов и тележек, водители которых, похоже, не знали, где находится педаль тормоза или поворотник. Более неорганизованных водителей я не встречала. Бронированная армейская американская техника врезалась во всю эту кучу, расчищая себе дорогу среди средств передвижения, перегруженных баулами, овощами и людьми, сидящими буквально друг на друге.

Здание «Айны» было красивым, хотя и порядком разрушенным. Три строения, окружающих центральное, также пострадали во время войны. Бригада афганцев активно работала там с лопатами в руках. Благодаря им мы с каждым днем все лучше понимали смысл местной поговорки: «Ночь предназначена для сна, день — для отдыха, осел — для работы».

Арендная плата повсюду в городе была высока. Владелец дома потребовал за него 4 тысячи долларов. Одно крыло было предназначено для проживания сотрудников «Айны», другое — для служебных помещений этой организации.

Там я встретила Фахима Дашти. Он больше не был тем мальчиком, с которым я познакомилась в Роджа-Бауддине. Его лицо и длинные руки были отмечены следами взрыва, который убил Масуда. Легкое заикание замедляло с тех пор его речь. Он потерял человека, которого считал одновременно и отцом, и героем, и командиром, и другом. Так же как Зубайр, он вынужден был жить с грузом своей печали. Он не мог больше переносить ни вид камеры, ни даже саму мысль дотронуться до одной из них. Он перешел работать в печатную периодику и руководил великолепным проектом по возрождению информационного еженедельника «Kabul Weekly».