Человек находит друга - Конрад Захариас Лоренц

волчьего воя. Она выла долго, не меньше полминуты, а потом молнией кинулась на меня. Я оказался в центре тайфуна собачьей радости. Она прыгала мне на плечи, чуть не сорвала с меня пиджак — она, Стаси, сдержанная, корректная, обычно ограничивающаяся свое приветствие легким помахиванием хвоста, а для выражения любви клавшая голову мне на колени, не больше; она, молчаливая Стаси, теперь свистела, как паровоз, и визжала даже еще более пронзительно, чем минуту назад выла. Потом она отпрыгнула в сторону, подбежала к калитке и оглянулась на меня через плечо, умоляя, чтобы я ее выпустил. Для нее само собой разумелось, что с моим приездом ее арест кончился и она опять может вести прежнюю жизнь. Как не позавидовать крепости этой нервной системы! Душевная травма, едва ее причина исчезла, не оставила никаких следов, кроме тех, для уничтожения которых достаточно было повыть полминуты и полторы минуты исполнять пляску восторга, после чего собака уже готова была вернуться к нормальному существованию!

Когда я направился в дом, жена, увидев, что рядом со мной бежит Стаси, вскрикнула: «Боже мой! Куры!» Но Стаси даже не взглянула на кур. Вечером, когда я взял ее в комнаты, жена предупредила меня, что Стаси теперь «не следит за чистотой». Однако манеры Стаси вновь стали безупречными. Она по-прежнему помнила и исполняла все, чему я ее обучил, то есть была точно той же собакой, какой ее сделали неполных два месяца занятий со мной. В течение девяти месяцев глубочайшей собачьей тоски она преданно сохраняла все, что получила от меня. И теперь для Стаси начались недели ничем не омраченного блаженства. Во время летних каникул она была моей неразлучной спутницей, и мы почти ежедневно совершали длинные прогулки по берегу Дуная, и иногда и купались. Но всему наступает конец, и, когда пришла пора упаковывать чемоданы, возникла опасность, что уже описанная трагедия повторится вновь. Стаси притихла и уныло ходила за мной по пятам. На сей раз тот бесспорный факт, что собака не понимает смысла человеческих слов, стоил бедняжке Стаси немало мучений. Я решил взять ее с собой, но не мог объяснить ей этого. Сколько ни повторял я ей, что не брошу ее, она все время оставалась в крайне нервном напряжении и не отходила от меня ни на шаг. Однако под конец мне все же удалось вывести ее из этого состояния. Незадолго до отъезда Стаси снова уединилась в саду, по-видимому, с теми же намерениями, что и в прошлый раз. Я оставил ее в покое до самой последней минуты, а затем позвал таким голосом, каким обычно звал на прогулку. Тут она все поняла и в восторге запрыгала вокруг меня.

Однако побыть с хозяином Стаси было суждено лишь несколько месяцев, потому что в октябре меня призвали на военную службу. При расставании повторилась былая трагедия с той только разницей, что Стаси сбежала и два месяца вела дикую жизнь в предместьях, совершая одно преступление за другим. Я твердо уверен, что именно она была таинственной «лисицей», опустошившей крольчатник на загородной вилле одного муниципального советника. В конце декабря Стаси, худая как скелет, со слезящимися глазами и воспаленным носом, вернулась домой, и моя жена окружила ее заботливым уходом. Однако держать Стаси в доме после того, как она поправилась, оказалось невозможным, и ее отослали в зоопарк, где она делила клетку с огромным таежным волком, который стал ее супругом. К сожалению, этот брачный союз оказался бесплодным. Позже, когда я работал невропатологом в тыловом госпитале, мне удалось взять ее к себе. Потом меня отправили на фронт, а Стаси и ее шестерых щенят я отослал в Вену, в Шенбруннский зоопарк, где в самом конце войны она погибла во время воздушного налета. Но один из наших альтенбергских соседей купил ее сына, и все наши нынешние собаки — это его потомство. Хотя Стаси провели со своим хозяином меньше половины своей шестилетней жизни, она была самой верной собакой из всех, с которыми мне приходилось иметь дело, — а мне приходилось иметь дело с очень большим числом собак.

Глава четвертая

ОБУЧЕНИЕ

Существует множество книг об обучении собак, написанных людьми гораздо более компетентными, чем я, и у меня нет намерения превращать эту главу в трактат о собачьем воспитании. Я хочу только поговорить о нескольких легко прививаемых навыках, которые облегчают взаимоотношения любого владельца с его подопечной. Обычному современному владельцу собаки вряд ли окажется полезным пес, приученный по команде «брать вора», или приносить тяжелые предметы, или разыскивать потерянные вещи, — мне хотелось бы спросить у счастливого хозяина такой умной собаки, сколько раз в году его верному спутнику приходится использовать свое умение на практике. Самого меня собаки никогда не спасали от грабителей, и единственной моей собакой, которая подала мне предмет, оброненный на улице, была молоденькая сука, вовсе не обученная приносить предметы. Это был интереснейший случай: Пиги II, дочь Стаси, трусившая позади меня по городской улице, внезапно ткнулась носом мне в ногу, а когда я поглядел на нее, она потянулась мордой к моей руке, сжимая в зубах кожаную перчатку, которую я обронил. Не знаю, что она думала в ту минуту и действительно ли сообразила, что предмет, упавший позади меня и пропитанный моим запахом, принадлежит мне. Разумеется, после этого я начал часто «терять» перчатки, но Пиги ни разу даже не взглянула на них. И, во всяком случае, мне было бы интересно узнать, сколько собак, обученных «искать потерянное», хотя бы раз принесли хозяину вещь, потерянную по-настоящему.

В «Кольце царя Соломона» я уже исчерпывающим образом изложил свой взгляд на людей, отдающих собак на обучение профессиональному дрессировщику. Три урока, о которых речь пойдет ниже, чрезвычайно просты, и можно только удивляться тому, как редко владельцы собак берут на себя труд обучить своих псов этим командам: «Лежать!», «Место!» и «Рядом!»

Но прежде я хотел бы сделать несколько общих замечаний об обучении собак и начну с вопроса о поощрении и наказании. Считать, что последнее действеннее первого, — это глубокое заблуждение.