Ключи от цивилизации - Райдо Витич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересно.
— Очень, — заверил, но в голосе нотка сарказма проскользнула.
— Вы не согласны?
— Года через два-три у тебя особого интереса и удивления ничего уже не вызовет. Рутина это все.
Свернул в какой раз налево и толкнул дверь в небольшой коридорчик, а за ним огромное помещение — спортивное поле.
— Слева бассейн, справа тренажерный зал, прямо вход на стрельбы. Наша раздевалка по лестнице вверх. Видишь? С зеленым лабиринтом на дверях.
И подтолкнул Чижова к дверям справа. Там еще один коридорчик и холл с широкой лестницей вниз:
— Там столовая, досуговый центр.
— По деньгам как?
— По чему?… А-а, дензнаки. У тебя будет жетон. Ты на полном обеспечении федерации, патрульный. Полном.
Неплохо, — оценил Николай.
Еще один коридор, другой. Одна дверь была приоткрыта и слышался голос. Мужчина притормозил, прислушиваясь, о чем там речь.
— …при потери потенциала осциллирование в живой системе прекращается осциллятор сворачивается в тор, а живая система начинает быстро стареть и умирает…
"Это не о том ли, что мне капитан говорил?" — подумал Николай и обратился к Ивану:
— Извините, товарищ капитан, это что? Лаборатория времени, да?
— Лекционная для старших классов.
И видя как ухо Чижа тянется к аудитории, хмыкнул:
— Понял. Не хватает вводного материала по квантовой физике и торсионным полям. Хорошо, просвещайтесь, рядовой. Только никуда не уходи! — палец выставил. — Мне еще тебе твою комнату надо показать и место прибытия завтра.
— Не уйду, — заверил тот, мысленно уже нырнув на лекцию.
Иван взял «пулю» у своего жетона и, надавив на основание, выпустил луч света прямо в глаза мужчины. Тот отпрянул поморщившись.
— Все, свободен, — подтолкнул его Иван к лекционной. — Слушай дядю… заглянул, кто там преподает. — Чеснокова! — хлопнул по плечу, вталкивая Чижа в помещение.
А сам пошел ему за жетоном. Снимок радужки и физиономии при нем, отпечатков большого пальца выше головы во всех документах — что еще надо? Действительно, зачем парня за ерундой гонять — пусть делом занимается, уровень своих знаний повышает.
Но присмотреть за ним надо. Мало ли, новенький все-таки, восьмерка.
Нажал на наушник и на капсюль:
— Сван? Я тебе файлы с видом нашего нового напарника выслал, он сейчас в пятой аудитории лекцию Чеснокова слушает. Присмотри.
Вечером Сван пришел с визитом вежливости к Стасе, фруктов принес. Сел, больную ногу на соседний стул положив, начал чистить женщине апельсин и рассказывать:
— Прикинь, сестренка, новенький всерьез слушал про фотоны, торсионные поля, квазары, теорию относительности и квадратуры мировых констант. У меня уши повяли через пять минут, а ему хоть бы что. Говорю: "пацан, ты жив? Понял что-нибудь?" А тот мне: " все понял, братка — мир вокруг абсолютен, но для себя лично относителен, как мы для него относительны, но для себя абсолютны. А каждое абсолютное, относительно внутри". Во, выдал!
— А как он вообще? Что думаешь, сработаемся? — оторвалась от персика Стася.
— Да-аа… кто его знает, вроде ничего пацан. Но это в деле смотреть надо.
— Дел у нас в ближайшие две недели не предвидется. Нас не выпустят пока в норму не придем, и новеньких в карантине как раз две недели продержат.
— Это да, — согласился. Кинул женщине очищенный апельсин. Себе чистить стал.
— Кто еще в пополнении, знаешь?
— Один молодой совсем, видел сегодня. В прививочный Чижа отводил и этого встретил. На жетоне наша группа.
— Восьмерка?
— Нет, девятка. Аким зовут.
— Познакомились?
— Нет. Завтра встреча века в тренажерном зале. Там весь состав и увидим. Кстати, ты как? Слышал, ахово? Чего так? Вроде спаяли, слатали, что не получилось?
— Кто ж их знает? У медиков как у физиков спрашивать — терминологией замучают, голову задурят.
— Снова тканевой синтез делали?
— Хуже — контроллер стабилизатор впрыснули. Ладно отпустили.
— Уже плюс, — согласился. — Тебе витаминный напиток в постель или ну его?
— Ну его, — отмахнулась — апельсина хватит.
В дверь деликатно постучали. Сван уже коснувшийся зубами сочной мякоти, замер, вопросительно на Стасю уставившись. Та неопределенную мордочку скорчила, на панель нажала, открывая дверь.
В комнату робко прошел Чиж с двумя пакетами наперевес. В одном апельсины, в другом персики. Стася хмыкнула — цитрусово-персиковая диета никак у нее наметилась.
— Привет. Я это… — замялся. — Вот, — выставил пакеты. — Извиниться, короче.
— Принято, — усмехнулся Сван. Мужчина глянул на него и смутился:
— Я не вовремя.
— Не-а. Мы обычно к полуночи только собираемся, а сейчас девять, — улыбнулась Стася. — Да, проходи ты! Нечего порог оббивать. Свана ты уже знаешь… и апельсины лишними не бывают.
Мужчина хохотнул, пряча хитрый взгляд, Чиж на стол фрукты бухнул, чувствуя неловкость и от своего присутствия и от презента не в лузу — фруктами весь стол забит был. Гора шкурок возле Сван намекала, что близка аллергия на цитрусы.
— Не угадал я.
— Не парься. Садись. Под кофе самое то пойдут. Стаське столько не съесть, будем вдвоем давиться.
— Я ненадолго.
— Хорош ломаться, здесь все свои и приходят друг к другу запросто. Не тушуйся, брат.
— Как прививки? — спросила женщина, переключая мужчин на другую тему.
— Нормально, — пожал плечами Николай, усаживаясь.
— Рука не отвалилась? — прищурилась хитро.
— Ну-у… есть такое, — улыбнулся.
В дверь опять стукнули, на этот раз с душой — ботинком.
— У тебя видно сегодня день посещений, — засмеялся Сван.
— Если с апельсинами — буду ругаться, — заявила, нажав панель. Дверь открылась и в комнату ввалился Иван с увесистым пакетом слив в сахаре и… цитрусами.
— О-о-о! — закатила глаза Стася. Мужчины засмеялись.
— Чего? — не понял Иван. Пакет на стол плюхнул, отодвинув корки. Апельсин взял, чистить начал. — Общий сбор что ли? Раз так, я вовремя. Объявляю: группа укомплектована.
— Ура, — без энтузиазма бросила женщина.
— Вот именно. Иштвана через сутки на общий режим переводят, а из-за тебя, мать, мне целый бой с Рыговым принять пришлось. Ты, о какие косяки плечом билась?
Чиж приуныл, голову склонил, чувствуя себя виновным. Сван прищурился, приметив его пришибленный вид. Дольку в рот сунул, пожевал, на Стасю покосился — та лежала, спокойно на капитана поглядывала.
— В сортир не вошла, — усмехнулась.
— Это я виноват, — признался Николай.
— Молодца, — оценил Сван и получил недоуменный взгляд Федоровича и Чижова.
— Я в смысле, что признался. Сработаемся, — кивнул. Иван руки в бока упер:
— Так и думал, что ты ее помял.
— Я не хотел.
— Давайте тему сменим? — бросила Стася. Иван лишь отмахнулся.
— Короче, напарник, нас семеро всего и каждый… Каждый! — палец выставил. — Друг, брат, ты сам. У нас все просто: один за семерых, семеро за одного. А уж сестренку обижать…
— Да понял я! — руки выставил. — Что мне теперь, харакири себе сделать?
— Ладно, — сменил гнев на милость Иван, видя искреннее огорчение Николая. На стул бухнулся, очищенный апельсин Стасе кинул. Та словила его и глаза закатила — четвертый!
— А можно я…
— Кушай! — отрезал и давай себе чистить, рассказывая. — Новеньких еще двое. Девятки. Аким Шалович. Двенадцатое подразделение охраны внешнего периметра. Перевели к нам по собственному желанию. Говорит, три рапорта писал — не брали и вот, добился. Второй — Ян Пацавичус. Только академию закончил. Распределен в отдел космографии, хотя просился к нам. Короче, взяли.
— Молодняк, — недовольно проворчал Сван.
— Чиж тоже молодой.
— Чиж свой, — заметила Стася, с тоской разглядывая апельсин. — У него двадцать боевых за спиной, а у этих сколько? Натаскивать замучаемся.
— Я замучаюсь. Ваше дело, други мои, себя в норму привести. Две недели мы на приколе, а потом опять в строй. Успеешь Стася? Или опять косяки сшибать начнешь?
— Не начну. Буду максимально осторожна. Кстати, выпиши мне на завтра пропуск в архив.
— Зачем?
— Так. Все равно больше никуда нельзя, а лежать я не смогу.
— Мутишь ты.
— Нет, серьезно.
— Фильмы посмотри, с Чижом вон позанимайся, разъясни, что не понял… раз уже у вас тесный контакт произошел.
Стася не сдержалась, кинула апельсин в спину капитана. Тот обернутся успел, поймал и обратно отправил:
— Не балуйся, а кушай.
Николай головой мотнул, слабо веря своим ушам и глазам. Странные отношения. Неплохие, даже очень хорошие, а все же непривычные. И приятно, что тебя сразу безоговорочно, даже не глядя на косяк со Стасей, за своего приняли, и неуютно — не знает ведь еще никого, чтобы тем же ответить. И грустно, что вернуться нельзя домой к своим, и заноза в сердце оттого, что не сильно и хочется возвращаться.