Перстень для Избранной (СИ) - Алора Анна

Вера выслушала рассказ женщины, который ничего для нее лично не прояснил, а, скорее, запутал.

Она задумчиво посмотрела на перстень, который лениво, как кот в тепле, казалось, растекся по пальцу. Он был темен. Но не той темнотой, которая чернее ночи. Нет, совсем другой. Казалось, там, в глубине, таится свет, который до поры до времени просто не виден.

— Что за мысли лезут в мою бедную головушку? — подумала Вера, и оторвала наконец взор от перстня.

— Ну, спасибо вам, что доставили вещицу, — сказала девушка и поднялась. Кресло же, не привыкшее к таковым весовым категориям, казалось, облегченно вздохнуло.

— Всего вам доброго, поеду я. А то Петрович уж заждался, — и Вера направилась к двери, распрощавшись с хозяйкой.

Александра же Ивановна про себя облегченно вздохнула, и с удивлением подумала:

— А с какой это стати я вздумала уговаривать ее остаться ночевать?

Таковой добродушности и даже некоторой навязчивости не водилось за Князевой. Женщина она была строгая, сколько лет математику детям преподавала, но справедливая.

И вот так, с бухты барахты, незнакомых людей в доме не привечала, не говоря уж о том, чтобы оставить ночевать. Да не просто оставить, а просить об этом!

Князева помотала головой, будто прогоняя поселившейся в той туман. — Да и немудрено после стольких бессонных ночей, — пришла ей вполне четкая и все странности в собственном поведении объясняющая, мысль.

Она поднялась с кресла, и, проводив девушку, с чувством глубокого удовлетворения закрыла за той дверь.

В голове у пожилой женщины потихоньку прояснялось, и она, предчувствуя, что наконец-то ей удастся выспаться, чуть не пустилась в пляс, несмотря на больные ноги.

Вера же вышла в темноту, которая сгущалась прямо на глазах.

— Брр, — задрожала девушка, настолько после теплого помещения на улице было влажно и зябко. Она поглубже натянула капюшон, и пошла к ожидающему ее, топчащему свежевыпавший снежок Петровичу, который не усидел на кухне. Уж больно в сон потянуло мужика. А негоже засыпать вот так, в гостях, можно сказать, у своей старой учительницы. Надо держать марку, да.

И Петрович, очень рассчитывая на скорое возвращение девушки, решил глотнуть свежего воздуха. Правда, его свежести мужчине хватило минут на семь. Уж больно погоды неприятные да неприветливые в это время. Ноябрь, господа.

Так что возвращение русской валькирии, как он про себя ее назвал, вызвало у него радостную улыбку.

— Ну вот, барышня. А теперича прямо пойдем, вот отсель как раз по лету тропинка всегда выводит, — и подумал, что так-то оно сподручнее, и мимо барского дома идти не надо. А то мало ли чего опять вон с дамочкой приключится.

Однако Вера, поглядев на тропинку, которая едва виднелась, и пропадала чуть ли не в лесу, который был совсем рядом, с великим сомнением сказала:

— Туда? Так там и тропинки толком не видно. Вон темень какая. Да и с какой стати, когда есть освещенная дорога?

Нет уж. Не нужно мне таковых экспериментов. Пойдем, как сюда шли, — и она с достоинством ледокола пошла вперед. Благо фонари действительно освещали улочку, а уж мимо барского дома так и вообще было тяжело пройти.

А там уже не так далеко и застрявший агрегат Петровича.

— А все-таки какое странное тут место, — вдруг подумалось девушке, и она разом остановилась, — Как же я могла забыть, что машина-то не на ходу?

Она обернулась.

Петрович, который шел след в след, чуть не угодил носом в роскошную грудь девушки, глаза которой метали молнии.

— А скажите мне пожалуйста, уважаемый. Куда же мы с вами идем, и, главное, зачем, если машина ваша заглохла? — ее голос наливался силой, и, казалось, с каждым словом звучал все громче и громче.

Петрович отскочил от дамочки на безопасное расстояние, и оттуда успокаивающим голосом негромко сказал:

— Вы это, не волнуйтеся так. Все путем будет. Там же трасса рядом, подберут. На тросах доедем.

Вера махнула рукой, расстроясь окончательно.

— Вот не зря же мне ночевать предлагали. А я, дура, отказалась! Не привыкла, видите ли. А на тросах привыкла? И будут ли еще эти троса, — подумала несчастная валькирия, и из глаз ее чуть не выкатилась слеза.

Однако слезе выкатиться так и не удалось, потому что неожиданно Вера почувствовала, что ее натурально уносит. Уносит как будто течением, тянет будто на аркане, поток непонятной силы. Рука с перстнем при этом ощутимо нагрелась, и с величайшим изумлением девушка увидела, как из перстня, бьет тонкий, но, судя по всему, мощный поток синего света.

Этот поток становился все шире, все мощнее, пока не закрыл собой все вокруг.

Вера только и смогла, что расслышать, как совершенно обалдевший Петрович вопит:

— Барышня…Ой, мамочки, барышня! Да куда вы-то? Стойте, стойте!

Девушка и рада была бы стоять, да только не в ее силах то было.

Властный, мощный поток неведомой силы подхватил ее и унес.

Через мгновенье под засыпанным снегом балкончиком старого барского дома, который непонятно на чем еще держался, воцарилась пустота и тишина.

И только Петрович неверяще глядел вокруг во все глаза, разинув рот и тихо трясясь от страха. И единственная мысль крутилась в его голове:

— Права была бабка-то…

Часть 2 Вот попала, так попала! Глава 1

Ольхор, одетый, как подобает вождю клана, в ниспадающий балахон веселенького желтого цвета, натянул на ступни сорок пятого, как не больше, размера, мягкие сапожки из кожи выверка.

Сапожки так и сверкали на солнце, придавая вождю вид праздничный и где-то залихватский.

На голове Ольхора красовался положенный в таких случаях тюрбан, пальцы были украшены россыпью драгоценных перстней, а на шее висела цепь толщиной чуть не с его запястье.

Ольхор был мужчина в полном соку, внешности наибрутальнейшей. Высокий, мощный, грудь широка да плечи под стать. Волосы цвета меди, в косу заплетенные, как и положено, как и передавали деды-прадеды. Глаза как агаты, твердая линия губ и трехдневная щетина довершали облик вождя. Да за такого, как он, завязалась бы настоящая битва среди особ женского пола, дабы таковые имелись в его ближайшем окружении.

Но увы и ах.

Окружение из таковых особ в наличии имелось, да только интереса в подобных мужчинах, как и в мужчинах вообще, не испытывало.

Что поделать, возраст.

Обе уважаемые дамы были весьма и весьма немолоды. Настолько, что помнили даже дедушку Ольхора, и помнили очень хорошо.

Честно говоря, они бы с радостью отправились навстречу собственных предкам, да вот держало почтенных матрон и не давало обрести покой одно дело.

Наиважнейшее.

Но чрезвычайно простое.

Ольхору жизненно необходим был наследник. Или наследница, даже это не столь важно. Даже ни столько ему самому, сколько племени. Жизнь людей, вверенных ему предками, зависела от этого.

Однако была проблема. Дело в том, что земли, богатые что металлами, что драгоценными камнями, что плодородными лугами, год от года приходили в запустение. Год от года все меньше и меньше рождалось детей, способных дожить до пятнадцатилетнего возраста. А если и доживали, то женщин из рода преследовал странный недуг. Редко кто мог зачать, выносить и родить здорового ребенка. Род старел, и род вырождался.

Что было тому причиной, даже старейшины не помнили, а уж они-то помнили все.

Мужчина с тоской огляделся.

Местность вокруг была замечательная. Плодородная долина, окруженная высокими, богатыми минералами горами, лежала перед ним как на ладони. Заходящее солнце золотило их вершины, играло на покрытом вечными снегами пике Колуэ всеми цветами радуги. Воздух мерцал мириадами мельчайших капелек росы, которая опускалась в подставленные ладони высоких трав и стекала в закрывающиеся чашечки соцветий луговых безвременников.