Я-легенда - Ричард Метсон

 В доме он подправил выкрошившуюся штукатурку и, в качестве последнего штриха, чтобы сменить обстановку, заменил картину на стене, заклеив ее новой.

 Однажды начав работу, он почти всегда получал от нее удовольствие. Теперь же работа давала ему возможность погрузиться, раствориться, дать выход бурлящей в нем безудержной энергии, она нарушала унылое однообразие будней: транспортировку тел, внешний ремонт дома после налетов, развешивание чеснока.

 Пил он теперь весьма умеренно. Почти весь день ему удавалось воздерживаться, лишь вечером он позволял себе выпить, - но не много, не до бесчувствия, а, скорее, в качестве профилактики, для расслабления, - пропустить стаканчик на ночь. У него появился аппетит, исчез маленький животик, и он набрал около четырех фунтов. Теперь, утомившись за день, он крепко спал по ночам, без снов.

 Однажды ему пришла мысль переселиться в какой-нибудь шикарный отель. Но, размышляя в течение дня о том, что потребуется для налаживания жизни, он понял, что накрепко связан с этим домом.

 Сидя в гостиной и слушая "Jupiter simphony" Моцарта, он размышлял, где и как, с чего ему начать свои исследования.

 Скудный набор достоверных фактов, некоторые детали, уже известные ему, маячками обозначали область его интересов. Но где искать ответы - пока было абсолютно неясно. Возможно, он чего-то не замечал, что-то не так воспринимал или не так оценивал. Возможно, что-то очевидное до сих пор не привлекло его внимания и не вписалось в общую картину, и потому картина не была цельной. Чего-то не хватало.

 Но чего?

 Он недвижно сидел в кресле - запотевший бокал в правой руке - и пристально рассматривал фреску.

 Теперь это был канадский пейзаж: дремучий северный лес, окутанный таинством зеленых полутеней, надменный и бездвижный. Гнетущее спокойствие дикой природы. Вглядываясь в ее безмолвные темно-зеленые недра, он размышлял.

 Вернуться назад. Возможно, ответ где-то там, в одном из запечатанных родников его памяти. Придется вернуться, - сказал он себе. Придется вернуться, - приказал он своему сердцу.

 Вывернуть себя наизнанку и вырвать свое сердце - вот что означало вернуться.

 В ту ночь снова бушевала пыльная буря. Сильный порывистый ветер омывал дом песчаными струями, проникал в стены через поры и трещины, и все в доме на толщину волоса было покрыто слоем тонкой песчаной пыли. Пыль висела в воздухе, оседала на кровать, оседала в волосах и на веках, оседала на руках и на губах, забивая поры. Песок был под ногтями, скрипел на зубах, пропитывал одежду.

 Проснувшись среди ночи, он лежал, вслушиваясь, пытаясь отделить от прочих звуков затрудненное дыхание Вирджинии. Но, кроме рева ветра и дробного шума скребущегося за стеной шторма, ничего не услышал. На мгновение, то ли наяву, то ли во сне, ему почудилось, что его дом, сотрясаясь, катится между огромными жерновами, которые вот-вот сотрут его в порошок...

 Он так и не смог привыкнуть к пыльным бурям. От непрестанного свиста ветра и вибрирующего визга скребущегося в окна песка у него начинали болеть зубы. Эти бури были непредсказуемы, к ним нельзя было подготовиться и нельзя было привыкнуть. И каждый раз его ждала бессонная ночь, он ворочался в постели до утра и отправлялся на завод измученный, разбитый и нервный.

 Теперь к этому добавлялась тревога за Вирджинию.

 Около четырех часов тонкая пелена дремотного сна отступила, и он проснулся, ощущая, что буря закончилась. Его разбудила тишина, но в ушах словно продолжал шуметь песок.

 Он слегка приподнялся на локте, пытаясь расправить сбившуюся простыню, и заметил, что Вирджиния не спит. Она лежала на спине, недвижно уставившись в потолок.

 - Что-то случилось? - вяло пробормотал он.

 Она не ответила.

 - Лапушка??

 Она медленно перевела взгляд.

 - Ничего, - сказала она. - Спи.

 - Как ты себя чувствуешь?

 - Все так же.

 - О-о.

 Еще мгновение он лежал, внимательно вглядываясь в ее лицо.

 - Ладно, - сказал он, поворачиваясь на другой бок, и закрыл глаза.

 Будильник зазвонил в шесть тридцать. Обычно его выключала Вирджиния, но в этот раз ему пришлось перескочить через нее и сделать это самому. Поза и взгляд ее оставались прежними, без движения.

 - Что с тобой? - с беспокойством спросил он.

 Она взглянула на него и покачала головой.

 - Не знаю, - сказала она. - Я просто не могу уснуть.

 - Почему?

 Словно не решаясь сказать, она прижалась щекой к подушке.

 - Ты, наверное, еще не окрепла? - спросил он.

 Она попыталась сесть, но не смогла.

 - Не надо вставать, лап, - сказал он. - Не напрягайся.

 Он положил руку ей на лоб.

 - Температуры у тебя нет, - сказал он.

 - Я не чувствую себя больной, - сказала она. - Я... словно устала.

 - Ты выглядишь бледной.

 - Я знаю: я похожа на привидение.

 - Не вставай, - сказал он.

 Но она была уже на ногах.

 - Не надо меня баловать, - сказала она. - Иди одевайся, со мной будет все в порядке.

 - Лапушка, не вставай, если тебе нездоровится.

 Она погладила его руки и улыбнулась.

 - Все будет хорошо, - сказала она. - Собирайся.

 Бреясь, он услышал за спиной шарканье шлепанцев, приоткрыл дверь ванной и посмотрел ей вслед. Она шла через гостиную, завернувшись в халат, медленно, слегка покачиваясь. Он недовольно покачал головой.

 Сегодня ей надо еще отлежаться, - подумал он, добриваясь.

 Умывальник был серым от пыли. Этот песчаный абразив был вездесущ. Над кроваткой Кэтти пришлось натянуть полог, чтобы пыль не летела ей в лицо. Один край полога он прибил к стене, над кроваткой, а с другой стороны прибил к кровати две стойки, так что получился односкатный навес, немного свисающий по краям.

 Как следует не побрившись, потому что в пене оказался песок, он ополоснул лицо, достал из стенного шкафа чистое полотенце и насухо вытерся.

 По дороге в спальню он заглянул в комнату Кэтти.

 Она все еще спала, светлая головка покоилась на подушке, щечки розовели от крепкого сна. Он провел пальцем по крыше полога - палец стал серым от пыли. Озабоченно покачав головой, он пошел одеваться.

 - Хоть бы кончились эти проклятые бури, - говорил он через десять минут, выходя на кухню. - Я абсолютно уверен...

 Он на мгновение застыл. Обычно он заставал ее у плиты: она жарила яичницу или тосты, пирожки или бутерброды, и готовила кофе. Сегодня она сидела у стола. На плите фильтровался кофе, но больше ничего не готовилось.

 - Радость моя, если ты неважно себя чувствуешь, тебе было бы лучше пойти в постель, - сказал он. - Я сам займусь завтраком.