Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник - Джим Батчер

Вы когда-нибудь слышали рык разгневанных волков? Не сказал бы, что этот звук способствует релаксации.

– Видал, как волк разбирается с бычьими мослами? – спросил я. – Впечатляющее зрелище. А по сравнению с ними человеческие кости все равно что жареная кукуруза.

– В центре Чикаго не бывает никаких волков! – возопил Рудольф, надежно отгородившийся от реальности. – Это все твои фокусы!

– Строго говоря, ты прав, – ответил я. – Это не волки, а оборотни. Но насчет фокусов ты погорячился.

Рудольф издал пронзительный писк. Так скрипят замерзшие дверные петли.

Откуда-то снизу донесся стон:

– Иисус, Мария и Иосиф! Рудольф, придурок, что ты творишь?

Рудольф тут же перевел взгляд на Брэдли.

Именно такого момента я и ждал. Я направил волю в защитный браслет на левом запястье, поднял руку повыше и прошептал:

– Defendarius.

Когда Рудольф снова взглянул на меня, между нами мерцала светопрозрачная полусфера. Щит искажал образы, и Рудольф теперь выглядел не таким рослым и поджарым. Пистолет у него в руке задрожал, но каким-то чудом не выстрелил.

– Черт возьми, что тут происходит? – проблеял Рудольф.

Брэдли поднялся на ноги. Вид у него был ошарашенный и весьма недовольный. Первым делом Брэдли с тревожным любопытством уставился на мой щит и легонько потряс головой. Затем повернулся к Рудольфу, осторожно положил руку ему на предплечье и надавил, заставляя опустить пистолет.

– Какого хрена? – Рудольф попытался стряхнуть его ладонь.

– Такого, что твоя жалкая карьера висит на волоске. – Брэдли надавил чуть сильнее.

Этот кубический парень был сильнее полудюжины Рудольфов. После недолгого сопротивления усатый щеголь сдался и опустил пистолет.

Посмотрев на меня, Брэдли обратил взгляд во тьму, где не прекращались порыкивания.

– Отзови их, Дрезден.

Я взглянул на Брэдли и крикнул:

– Ладно, ребята, спасибо! Похоже, у нас наладился диалог.

Рычание стихло. Наступила тишина. Я не сомневался, что Альфы отступили, да и заметил их только потому, что они сами захотели показаться.

Как я и говорил, хорошие ребята. А в образе волков еще лучше.

– Убери пушку, – велел Брэдли. – Прямо сейчас.

Рудольф бросил на него свирепый взгляд, но послушался. Я опустил левую руку и расслабился, позволив щиту померкнуть, и мы остались в сумраке, где виднелись только силуэты, пока наши глаза не привыкли к новому освещению.

– Я опишу это в рапорте, Брэдли, – предупредил Рудольф.

– Вперед, – равнодушно ответил тот. Я с трудом различал Брэдли, но понимал, что он внимательно смотрит на меня. – Я тоже умею писать. А вы только что направили оружие на гражданского без всякой причины.

– На чьей ты стороне? – прошипел Рудольф.

– Дрезден торопится, – напомнил Брэдли.

– Чего? – оторопел Рудольф.

– Не глупите, – хмуро посоветовал Брэдли. – При желании он перешагнул бы через наши трупы. Вам повезло, что остались живы. А насчет стрелковой дисциплины… Она у вас неважнецкая.

Красавчик Рудольф выругался и зашагал прочь.

Я проводил его взглядом, а затем посмотрел на Брэдли и протянул ему руку:

– Спасибо. И приношу свои извинения.

– Даже близко ко мне не подходите. – Брэдли поежился, отступил на полшага и кивнул на велосипед. – Езжайте по своим делам. Но держитесь от меня подальше.

Я же говорил. Единственные наши зеркала – это другие люди.

Какое-то время я грустно смотрел на темный силуэт Брэдли. Но недолго. Близился ведьмин час.

А вместе с ним приближалась титанша.

Так что я приналег на педали.

Глава 5

К замку Марконе, приземистому каменному зданию с башенками по углам, я подкатил в половине первого. В старинных держателях над бойницами горели самые настоящие факелы. На стенах дежурили стражники в броне – кто в современной, кто в классической. Из бесполезных машин у входа в замок соорудили нечто вроде двух концентрических баррикад, и, чтобы добраться до двери, требовалось обойти обе преграды по синусоиде, причем на глазах у вооруженных эйнхериев.

Дюжинами сновали вестовые, все на велосипедах. В воздухе пульсировали всполохи магической энергии, повсюду оживали обережные чары и охранные заклинания, причем весьма серьезные, для создания которых требуется немалое время, а над замком кишмя кишели крылатые силуэты.

Но я нисколько не смутился и уж тем более не испугался.

Справа от двери замка стояла женщина, а слева еще одна, точно такая же. Обе в черной коже и кольчугах, длинноволосые, но с выбритыми висками. Оружия у них я не заметил, если не считать черных и очень твердых на вид ногтей, а черные глаза – то есть полностью черные, без намека на белки – смотрели умно и безжалостно.

На подходе к двери я сбавил скорость, и две пары черных глаз уставились на меня, как двуствольные ружья.

– Смотрите-ка, кто здесь! – воскликнул я. – Ха и Эм[6]. Как жизнь, девчата?

– Сейдрмадр, – сказала та, что слева. Буду называть ее Ха, поскольку, если честно, я не смог бы отличить их друг от друга.

– Рожденный от звезд, – пробурчала Эм. – И все равно я думаю, что его следует разорвать на куски.

– Это самый логичный план действий, – согласилась Ха.

Двадцать пальцев с очень неприятными на вид когтями пришли в боевую готовность.

Эти девицы – персональные телохранительницы Ваддерунга, и я их побаиваюсь. Поверьте, никто не пожелает связываться с теми, кому сам Одноглазый доверил последнюю линию обороны.

С другой стороны… Не люблю забияк.

– Полегче, дамочки, – сказал я. – Или проверим, как вам работается при абсолютном нуле.

Две головы синхронно склонились набок.

– Зимний Рыцарь, – сказала Эм.

– В самый неподходящий период сезонного цикла, – заметила Ха.

– Вероятность пятьдесят процентов, что перед смертью он нейтрализует одну из нас.

– В результате конфликта с этим сейдрмадром возможно двадцатипятипроцентное снижение уровня личной охраны шефа.

– Неприемлемо, – заключила Эм.

– Неприемлемо, – согласилась Ха.

Спрятав за спину руки со страшными когтями, обе вернулись к строевой стойке вольно и принялись сканировать взглядом ночь так, словно меня не существовало.

– Что ж, мне тоже было приятно повидаться, – сказал я. – Что вы предпочли бы найти в рождественской корзинке? Живых мышей или колокольчики из прессованного зерна?

Этими словами я вернул их внимание. Обе головы вновь склонились набок.

– Легкомыслие, – произнесла Ха.

– Безумие, – добавила Эм.

И обе метнулись ко мне.

Трудно объяснить, насколько стремительным было это движение. Я начал вскидывать руки, и, когда они находились примерно на уровне пояса, удар в грудь швырнул меня на бетон. За ним последовало резкое карканье – оглушительное, громче пневматического автомобильного гудка, – треск разрываемой плоти, рычание и… всплески?

Секунду-другую я лежал как очумелый и не мог продохнуть. Ха – если это была она – сидела на мне верхом, обеими ногами сжимая бока и упираясь ладонями в грудную клетку. Но смотрела она не на меня.