По ту сторону реальности. Сборник мистики и фантастики. Том 1 - Антология

– Давай не будем трогать этот вопрос, – вмешался Сухов, – тем более мне трудно понять, как слово может освобождать. Но, может быть, ты скажешь, как ваша религия разрешает «малые», частные проблемы человека. А спрашиваю я вот почему: в пустыне я немного одичал и начал разговаривать сам с собой, и не только… Я стал беседовать со своим телом и его отдельными частями, – сконфуженно произнес Сухов и рассказал, что, проснувшись сегодня утром, он по инерции пошарил рукой справа – никого, поискал слева, тоже – никого. Потом заглянул под «гумно» – стоит. «Я и говорю: Что стоишь, кого дожидаешься?»

– Вот и я говорю, хороший вопрос ты поставил, – улыбаясь ответил Саид: Обычно «неверные» имеют целью перенести аспект рассмотрения от «что» к «как», уйти от содержания к форме. Они не дают голове соединить причину со следствием и поставить вопрос: почему я здесь и испытываю неудобства плоти, когда мог бы быть дома и праздновать свое бытие с подругой. Для них важно не «что» ты делаешь, а «как» делаешь, лишь бы был при деле, не важно каком. А по поводу того, о чем он спросил, то могу заметить, чтобы обнаружить физическую изоляцию, достаточно иметь глаза, руки и хорошую потенцию, а чтобы узнать одиночество, необходимо испытать его. По сути, человек не склонен замечать свое собственное одиночество, как и трусость, пока не обнаружит теплую водицу в своих штанах. Хорошо, если этот урок пойдет тебе впрок, – заметил Саид. И видя, как Сухов нервно бросает свою саперную лопатку в песок, которая неизменно становилась в вертикальное положение, предложил ему почтить Бытие кружением в зикре, чтобы оно отозвалось добрыми намерениями в его будущей жизни.

– Опять ты за свое, – усмехнувшись, произнес Федор и высказал надежду на его практическую помощь при встрече с Абдуллой.

Саид встал и, поправляя подаренный Суховым нож, выразил сожаление и рассказал о предчувствии, что если он не уйдет с этой стоянки, то может пролиться кровь. «И очень жаль, если ты этого не понял, – сказал в заключении Саид и закружился в танце, напевая слова:

Танец – это вовсе не то, когда ты все время прыгаешь,Когда, выпив, ты подобно пылинке, взлетаешь в воздух.Танец – это когда ты уходишь из обоих миров,Рвешь сердце и дух твой возносится.

– Осматривая строения стоянки со стороны башни, Сухов услышал шорох и падение камней. Он осторожно приблизился к месту шума и увидел пожилого человека в очках, который суетился возле разобранного проема в стене. На его вопрос, кто он такой, человек представился ученым и хранителем музея, а в данное время он пытается спрятать величайшие ценности новой республики свитки и фолианты, которые могут погибнуть во время военных действий. Сухов взял одну книгу и, раскрыв ее на первой попавшейся странице, прочитал первую строчку про себя: «Избранной госпоже и детям ее, которых я люблю по истине». Такое начало его очень заинтересовало, потому что явно указывало на письмо к женщине. Он прочитал короткое послание апостола вслух. Потом, устремив взгляд на работника музея, спросил, о какой такой истине и заповеди, «данной от начала», апостол так усердно печется. Работник музея, озабоченный своим делом и не желавший много говорить, коротко ответил, что он всего лишь хранитель, а не священник, призванный пояснять «темные» места Книги. Но как ученый, которому свойственно не передвигать камни, а знать, что пишется в книгах, он все же заметил, что апостол воюет против поверхностных людей, которые исповедуют Христа, родившегося без отца – из пустоты. Очевидно, они просто забыли или не поняли предыдущей истины от Ветхого Писания, что всякому человеку, а тем более пророку и посланнику, посланному свыше, должно родиться от чресл мужа.

Продолжая листать книгу, Сухов увлекся ее содержанием и плохо слушал, что говорил смотритель, и очнулся только тогда, когда услышал требование вернуть книгу. Коротко, не желая слышать возражений, Сухов сказал что книгу он экспроприирует и оставляет у себя – на время, – добавил он, видя обиженное лицо ученого.

Захлопнув ее, он продолжил осмотр помещений стоянки. Когда Сухов вошел в комнату женщин, они с визгом подняли длинные подолы юбок и, закрывая лицо, оголили с медным отливом животы, которые заворожили его взгляд. «Отставить», – как можно мягче, но требовательно произнес Сухов, и они наперебой заголосили, что пришел их новый муж. Самая младшая – Гюльчатай, покружив вокруг него в танце, неожиданно села ему на колени и прислонилась щекой к его небритой щеке. Сухов осторожно уклонился от ее объятий и попытался объяснить, что у него на родине есть жена, которую он очень любит. Гюльчатай, не понимая отказа нового мужа, сказала, что она сейчас далеко и он может полюбить ее как новую жену. Он возразил, что у них принято иметь только одну жену.

– Как одну? – недоуменно сказала она и, загибая пальцы, стала перечислять обязанности женщины: она – мелет, печет, варит, возит, стирает, кормит, обрабатывает шерсть и она же стелет постель… И все одна! Но это же трудно, возразила она.

– Конечно, трудно, – согласился Сухов.

А в нашем просторном доме лучше устроено, – лукаво проворковала она и рассказала, что если «старшая» жена приведет в дом одну новую рабыню- жену, то она не мелет, не печет и не варит. Если приведет двух, то не возит и не кормит. Если трех – не обрабатывает шерсть… И Гульчатай остановилась, прервав речь на полуслове. А Сухов украдкой загибая пальцы, вычислив, что последняя обязанность осталась не удел, спросил: так кто же тогда стелет постель? И она, рассмеявшись, ответила, что эта обязанность достается той, которая привела четверых новых женщин в дом.

– Да, а… Восток дело тонкое, – сделал заключение Сухов и удалился на башню, чтобы продолжить письмо для своей возлюбленной: «Душа моя рвется к вам, ненаглядная Екатерина Матвеевна, как журавль в небо… Однако, случилась у нас небольшая заминка, полагаю суток на трое, не больше. Мне, как сознательному бойцу, поручили сопровождать группу товарищей братского востока. Народ оказался покладистый, душевный и с огоньком. А ноги мои теперь идут по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный к тому обязывает».

И был вечер, и было утро – день пятый. Сухов принадлежал к редкому поколению людей, посланных в мир, но не узнанных в мире. Он мог по непонятным причинам забыть обычную просьбу или важное поручение красного командира, невыполнение которого, как потом оказывалось, лучшим образом влияло на ситуацию. Порой ему служили камни, о которые он мог запнуться в бою и упасть именно тогда, когда шашка или пуля противника свистели над головой. Даже его задница однажды сослужила ему, когда неожиданная слабость в желудке и укромное место по этому случаю спасли его от резни басмачей. Сам он стал красноармейцем и оказался в пустыне не потому, что хорошо понимал задачи пролетариата, а потому, что война делала мужчин героями, а эта валюта высоко ценилась среди другой половины человечества. После странных бесед с Саидом, кое-что успев вычитать из Книги, которую он носил за поясом, Сухов, подобно пророку Аввакуму, «встал на стражу свою» и, лежа на башне, наблюдал, что скажет ему Дух и как лучше пожаловаться на свою судьбу. Бог молчал, но не язык Сухова: «Вот, опять пишу к Вам, разлюбезная Екатерина Матвеевна, поскольку выдалась свободная минута. Лежу я на вершине башни, как кот Васька на завалинке, и ни об чем не воздыхаю, как только об Вас, незабвенная Екатерина Матвеевна. А потому зря убиваться не советуем – напрасное это занятие…»

Короткий утренний сон, драпированный одним и тем же цветом, повторяющийся в деталях, как старая заезженная пластинка, был прерван топотом копыт и криками людей Абдуллы, ворвавшихся на стоянку. Сухов, не торопясь, завершил письмо извинением, что опять вышла заминка и ему необходимо поспешить на помощь товарищам. Сверху Абдулла показался Сухову человеком небольшого роста, щепетильным, но не глупым, потому что приказал своим людям не проливать кровь и не трогать женщин, ибо сегодня священный день. Федор Иванович быстро смекнул, где он может застать Абдуллу и поспешил опуститься по винтовой лестнице. Через оконный проем он проник в смежное помещение наподобие коридора, которое вело в спальню женщин. Абдулла уже был там и о чем-то разговаривал с женщинами. Сухов прислушался к обрывочным фразам, которые не всегда были ему понятны. Абдулла нестрого осуждал женщин за то, что они не смогли достучаться до сердца «рыжего кота» по имени Федор.

– Может, он импотент? – высказала предположение одна из женщин.

– Не думаю, что это так, к тому же это не довод для женщины четвертой ступени постижения «Фана», – возразил Абдулла и, обратившись к самой младшей, сказал: Или ты забыла, что сказала Айша через Пророка: «Благословенны жены ансаров, застенчивость не стоит на их пути к знаниям об их религии…» В любом случае, даже если «рыжая борода» подсох в пустыне, ты бы смогла разбудить его чувства. А теперь мы имеем человека неудовлетворенного и злого… Ну да ладно, Аллах на нашей стороне, – мирно сказал Абдулла и позвал любимую женщину Джамилю. Он нежно привлек ее к себе и повел в другое помещение, где был Сухов. Когда они оказались одни в помещении, Абдулла прижал ее к стене. Джамиля еще раз неуверенно возразила, сославшись на священный день и что людям своим он объявил о том…