Загадка Старого Леса - Дино Буццати

Он приказал Маттео держаться подальше от мальчика; Бернарди в тот день было велено освободить духов от сбора хвороста и запретить им покидать свои деревья: пусть вообще не смеют показываться в чаще. Так никто не сможет прийти Бенвенуто на помощь.

Полковник сказал мальчику, что ему нужно сделать кое-какие замеры в Старом Лесу, и предложил отправиться туда вместе. Бенвенуто хотелось поиграть с товарищами по пансиону, как обычно, но у него не хватило смелости отказать дяде.

Полковник попросил Ветторе приготовить четыре бутерброда, положил в сумку фляжку с водой, полевой бинокль и компас. Через лужайку он прошел в лес, шагая быстро и широко. Бенвенуто еле поспевал за ним.

У кромки Старого Леса они обнаружили хворост, аккуратно сложенный в большие кучи. Духи каждый день собирали сухие ветки и бревна, выполняя обещание, данное полковнику, а торговец из долины, с которым Проколо заключил договор, отправлял в лес маленький грузовик, чтобы забрать все это.

Полковник и Бенвенуто углубились в чащу и направились к Рогу Старика — в той стороне были места самые дикие, безлюдные и неизведанные. Деревья, казалось, становились все чернее, выше и толще, мрак — все гуще, птицы пели где-то далеко, на самых макушках елей. День выдался пасмурный, небо было плотно затянуто облаками.

Путь оказался нелегким — Проколо вел мальчика в гору, склон был крутым, под ногами мешались сломанные ветки; поваленные деревья преграждали путь, воздух отравляли гнилостные испарения, и дышалось тяжело; чем выше они взбирались, тем угрюмее, темнее и враждебнее становился лес.

Так шагали они три часа, потом подъем закончился. Судя по всему, они вышли на плоскогорье, над которым возвышался Рог Старика. Но где они находились, понять было сложно: вокруг стеной стоял лес, и не открывалось никакого обзора. Полковник наверняка проходил здесь, когда освобождал из пещеры ветер Маттео. Однако он не узнавал этих мест.

Наконец им попался холм, с вершины которого просматривался кусок леса; Рог Старика, однако, не был виден.

Стоя на вершине холма, Проколо достал из кармана длинную измерительную ленту, испещренную красными делениями. С помощью этой ленты и бинокля он собирался определить расстояния до соседних объектов.

— Возьми отвес, закрепи на конце ленты и держи ее так, чтобы она свободно свисала, — сказал полковник Бенвенуто. — Я выйду на ту маленькую поляну — вон туда, видишь? — и буду делать замеры. А потом вернусь к тебе.

Отдав это распоряжение, Проколо быстро спустился, оставив мальчика одного. Через двадцать минут дошел до леса у подножия холма и направился к поляне. В бинокль он различил телеметрическую ленту, но племянника разглядеть не смог из-за тени, которую отбрасывали высокие ели.

— Эй! — крикнул полковник.

— Эй! — откликнулся Бенвенуто.

— Эээй-эй-эй! — отозвалось чуть погодя эхо.

Осмотревшись вокруг, полковник снова углубился в лес, но пошел не к холму, где его ждал Бенвенуто, а в противоположную сторону. Итак, он бросил мальчика.

День был хмурым, на небе висели свинцовые тучи, и не чувствовалось ни дуновения ветра. Ели казались угольно-черными.

Вскоре Проколо вытащил из кармана компас, чтобы понять, в каком направлении следует идти. Но вдруг споткнулся и упал. Компас он выронил, и тот разбился о камень.

Полковник выругался. Поднявшись на ноги, он огляделся, подозревая неладное, но в лесу все было спокойно. Ели стояли невозмутимо, словно высеченные из гранита колонны.

Деревья не давали проникать свету, и полковнику так и не удалось отыскать магнитную стрелку, которая выпала из компаса. Не доносилось пения ни одной птицы. Тишина была настолько глубокой, что Проколо слышал тиканье часов в кармане своего жилета.

Глава XX

Словом, Себастьяно Проколо заблудился. В военной академии его, разумеется, учили, что в лесу можно ориентироваться по мху, который покрывает стволы с северной стороны; этот способ изложен в любом справочнике по топографии. Тем не менее полковник напрочь забыл о мхе.

Сначала он даже не думал беспокоиться, ведь солнце было еще высоко. Но сумерки постепенно сгущались, и лес становился совсем неприветливым и дремучим. В конце концов полковник решил шагать вниз по склону, надеясь таким образом попасть в долину. Однако он ошибся. Спуск закончился, и впереди выросла гора. Вечером ели выглядели громадными. Полковник устал, но все-таки не сдавался и продолжал идти.

В семь часов пополудни (это известно доподлинно) он стал звать Маттео; но ветер не появлялся. В половине восьмого несколько раз окликнул Бернарди; но ответа не было. В восемь часов Себастьяно Проколо позвал Бенвенуто и услышал лишь далекое эхо, долетевшее непонятно откуда, а потом лес снова накрыла тишина.

Солнце спряталось за облаками, уснули птицы, на лес опустилась ночь, проникнув в каждый его уголок. Проколо остался один в глухой, черной чаще, один был и Бенвенуто. В половине десятого совсем стемнело.

Полковник сел на землю и прислонился к ели. Вокруг простирался лес, вековой Старый Лес, который жил своей таинственной жизнью. Тишина постепенно заполнилась лепетаньем тонких, еле уловимых голосов. В десять часов просвистел ветер.

— Маттео! Маттео! — закричал Себастьяно Проколо, воспрянув духом.

Но это был не Маттео, а какой-то другой ветер; не обращая внимания на полковника, он колыхал вершины деревьев. А на зов Проколо откликнулось раскатистое эхо, которое мало-помалу растаяло, и в воздухе повис лишь хрупкий отзвук.

Себастьяно Проколо уронил голову на грудь. В почтенном, царственном лесу ночь вступала в свои права и стряхивала с природы сонное дневное оцепенение. Возможно, как раз теперь духи выходили из стволов и отправлялись по своим загадочным делам. Возможно, они столпились вокруг него, Проколо, невидимые в потемках. Возможно, на небо выплыла луна, закутавшись в мантию из облаков. Возможно, мрак уже никогда не рассеется. И солнце не взойдет. Земля навеки погрузится во тьму, такое было вполне вероятно.

Себастьяно Проколо не захватил с собой спичек и, как ни старался, не мог разглядеть стрелок на циферблате карманных часов. Он покашлял — не для того, чтобы приободриться, конечно, а просто чтобы прочистить горло. Терпкий, удушливый запах еловой хвои, тяжелые смрадные испарения от гниющей древесины дурманили и вселяли тревогу.

Удары колокола в поселке могли бы подсказать полковнику, который час, но из долины сюда не доносилось ни звука; не долетал и голос Бенвенуто, плутавшего непонятно где и, ясное дело, не помнившего себя от страха; далекого рокота автомобилей тоже не было слышно, как, впрочем, и любого другого отголоска человеческой жизни. Полковник сидел, ожидая начала нового дня, и впервые попытался распознать разные лесные шорохи. В ту ночь он насчитал их пятнадцать.

1. Еле различимый гул, который, казалось, шел из-под земли, словно предвещая землетрясение.

2. Вздохи листвы.

3. Стон ветвей под натиском ветра.

4. Шуршание опавших листьев.

5. Треск сухих веток, шишек и шелест листьев, которые падали на землю.

6. Далекое журчание реки.

7. Громкое хлопанье крыльев — по-видимому, это была какая-то крупная птица (скорее всего, тетерев).

8. Копошение и мягкие шаги зверей (белок, куниц, лис или зайцев), бродивших по лесу.

9. Дробный, суетливый топот насекомых по стволам и легкий стук, если они в полете натыкались на деревья.

10. Назойливое жужжание большого комара.

11. Шорох змеи (предположительно — ужа) в траве.

12. Крик совы.

13. Звонкий стрекот цикад.

14. Вой и визг какого-то животного — очевидно, на него напали волки или филины.

15. Таинственное бормотанье.

И все же два или три раза в ту ночь наступала настоящая тишина, торжественная тишина вековых лесов, которая не поддается описанию и не сравнима ни с чем на свете, — мало кому из людей доводилось слушать ее.

Глава XXI

В конце концов полковник задремал. Когда он проснулся, ночь была на исходе. Мрак, хотя и по-прежнему густой, уже не льнул к деревьям, тени потихоньку выцветали.

Проколо сразу уловил странный шепот, сновавший по лесу. Поблизости кружил ветер — это, наверное, была его болтовня; однако в чаще явно началось какое-то брожение, в воздухе разлилось нечто волнующее, томительное. Так, по крайней мере, показалось полковнику.

До него донесся голос незнакомого ветра, качавшего вершины елей. Сначала это был лишь тихий посвист, из которого затем родились вполне четкие фразы, и полковника бросило в дрожь.

— …вот именно, — говорил ветер. — Его, похоже, бросили… здесь, в лесу, мальчик совсем один… похоже, его бросили… мальчик… один… Полковнику чудилось, будто ветер без умолку твердит все те же слова, — то ли Проколо не мог толком разобрать его путаных речей, то ли это действительно было так. Проколо сидел не шелохнувшись, окутанный темнотой. Его дыхание стало частым, прерывистым и тяжелым: если бы не шум ветра, это дыхание можно было бы услышать на расстоянии нескольких метров.