Избранница Фортуны - Сьюзен Нэпьер

– Зато они привлекательны кое-чем другим.

Он усмехнулся ее досаде, блондинка же утратила для него интерес, как только начала заигрывать с одним из бронзово-загорелых парней, торчащих у бара. Хотя не было еще и одиннадцати утра, спиртное лилось рекой. Может быть, Никлас Фортуна прав, беспокоясь о дочери. Правда, у нее уже есть защитник. Финн не для того проводит многие часы в спортивных залах, развивая свое прекрасное тело, чтобы портить его излишествами. Душа любой компании, он благодаря своей жизнерадостной натуре не испытывал необходимости в искусственной стимуляции настроения, хотя обмануться на его счет было нетрудно. На вечеринках его редко видели без стакана в руке, и только Мэгги да бармен знали, что стакан гораздо чаще наполнялся содовой, чем водкой или джином.

– Вряд ли. И не нужно ревновать, Мэгги. Тело, конечно, эффектное, но твои очки интригуют гораздо сильнее.

То, что Никлас назвал ее по имени, и сладкая хрипотца голоса напомнили Мэгги, как он целовал ей руку на выставке драгоценностей, и она машинально оглянулась в поисках Финна, решив, что только он может быть причиной этой неожиданной фамильярности. Но Финна в обозримых пределах не было. Очевидно, они с Лори воспользовались возможностью уединиться, полагаясь на ее обещание – Господи, сохрани – сбить с толку отца Лори. Но вышло совсем наоборот. Пока она соображала, как отреагировать на его слова, Никлас еще больше усилил ее смятение, нагнувшись и сняв с нее очки.

– Я не ревную, – заморгала она. – А очки ношу, потому что мне в них удобно. И я пришла сюда искупаться в бассейне, а не в море мужской пошлости.

Могу я получить свои очки обратно?

– Предпочитаю видеть глаза собеседника, особенно если это женщина. – Он сложил очки и небрежно опустил в нагрудный карман своей белой рубашки.

Рубашка была с короткими рукавами и выставляла на обозрение волосатые мускулистые предплечья. По контрасту с ними бицепсы рук были гладкими и девственно чистыми, покрытыми тем же оливковым загаром, что лицо и шея. На фоне белых брюк и туфель резко выделялся толстый ремень черной тисненой кожи. Воображение подсовывало еще пару пистолетов в кобурах. Темное изуродованное лицо с резкими морщинами как нельзя более подходило бесшабашному герою вестерна.

– Почему же? – Мэгги взбесилась от такого мужского шовинизма. – Вы полагаете, что женщина не сумеет убедительно солгать, если смотреть ей в глаза? Мне как раз кажется, что глаза мужчин гораздо более красноречивы…

– А кто говорит о лжи? Я только хотел сказать, что женщина обычно пользуется глазами более выразительно, чем мужчина, взглядом добавляя нежные оттенки в свою речь, – сказал Никлас с неожиданной мягкостью. – Твой проказливый язык более неискренен, чем глаза. Так что же ты собиралась солгать мне?

В ее вспыхнувших глазах не было ничего нежного, и он рассмеялся, отчего грубые линии лица приятно смягчились.

– А очки-то дорогие – авторская работа. Не хотелось бы потерять их или повредить.

Он сунул руки в карманы и прислонился к низкому каменному парапету, за которым открывался волшебный вид на залив Хаураки. Субботнее утро было прекрасным, дул легкий бриз, и море белело от парусов рыбачьих лодок и спортивных яхт. В далекой дымке виднелись очертания Малого Барьерного острова, примерно третьего по величине птичьего заповедника в архипелаге Вайкики.

– Знаете, существуют товары без фирменного знака, качеством не хуже, а стоят вполовину меньше…

– Благодарю вас, но, когда мне понадобится лекция по экономному ведению хозяйства, я обращусь к своему счетоводу. Это такие очки, какие мне хотелось купить. А теперь не могу ли я получить их обратно?

– Но куда же вы их положите? – Серебристые глаза окинули ее хлопчатобумажный саронг. – Пускай побудут у меня в кармане. Получите их обратно, когда мы расстанемся.

– У вас это звучит как бракоразводный контракт, – пожаловалась Мэгги, инстинктивно затягивая потуже узел над левой грудью, удерживающий саронг.

– Я не верю в разводы. Что до контракта, то лучше считайте это просто формой вымогательства.

– Следует ли мне сделать вывод, что вы вдовец? – осмелилась поинтересоваться Мэгги. Последние дни Финн очень много говорил о Лори, но о настоящем и их общем будущем; ее прошлое оставалось в тумане. Впрочем, как-то он упомянул, что Лори не любит говорить о матери. Для Мэгги это было знаком какого-то неблагополучия.

– Моя жена умерла, да.

Хриплый ответ заставил ее поколебаться, но недолго.

– Ваша жена… ваша бывшая жена?

Мышцы на его торсе вздулись от напряжения.

– Занимайтесь своими делами, черт возьми… миссис Коул.

– Пытаюсь. Но вы же мне не даете, – сообщила она. Босиком Мэгги доставала ему только до середины груди, но упрямство добавило столько росту, что взгляды скрестились на равных. – Вы преследуете меня своими домыслами и нападками, Никлас. – Теперь уж она пустила в ход фамильярность, которую он позволил себе первым. – Ну что ж, если хотите, поиграем в «холодно, тепло, горячо»… Или вы не любите, когда «горячо»? А глаза у вас, наверно, от матери. Для мужчины они слишком выразительные. Похоже, вы не сохранили нежных воспоминаний о жене. Если бы она была жива, вы жили бы в браке?

Какое-то мгновение казалось, что сейчас он развернется и уйдет, но, должно быть, ей не удалось сдержать триумфальный блеск в глазах, потому что он остался стоять.

– Нет, вероятно, нет. Она подала на развод, но, накачавшись наркотиками по уши, попала в автомобильную катастрофу и погибла. Она была еще красивее, еще испорченнее, чем вы, – в своих желаниях ее алчное сердечко не знало удержу. Я был боксером, когда она женила меня на себе, – грубый, крутой, жестокий головорез, которого можно было демонстрировать ее элегантным друзьям, как медведя на цепи. Они завели моду приходить на мои бои и заключать между собой пари: деньги, машины, наркотики… секс – все служило разменной монетой. А когда Дейле надоело куражиться, она вернулась в свой круг.

Мэгги была потрясена не столько мрачным рассказом, сколько тем, что это рассказывалось… ей.

– А Лори?

Жесткие складки на лице прорезались еще глубже, и у Мэгги перехватило дыхание от боли. Дети… они всегда страдают больше взрослых из-за взрослой вражды.

– Лори никогда по-настоящему не знала ее. Дейла оставила ее слишком… ей было тогда два месяца. Она бы и не родилась, не пригрози я Дейле смертью, если она убьет моего ребенка, И все-таки она потребовала от меня плату: ребенок в обмен на безусловный развод… и все, что я имел, до последнего пенни. – Холодная, леденящая улыбка. – Деньги ее не волновали, это была богатая сучка – позолоченный булыжник. Просто хотела наказать меня за наглость, за то, что заставил сделать нечто ей неугодное.