Лев Толстой - Труайя Анри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова траур, слезы, семейные сложности… После смерти тетушки надо назначить новую опекуншу. По закону ею должна стать сестра покойной, Пелагея Юшкова, которая отказывается от этой чести. Старший из детей, Николай, пишет ей от имени всех: «Мы просим все нашу тетеньку, я, мои братья и моя сестра, не покидать нас в нашем горе, взять на себя опекунство… Не оставляй нас, дорогая тетенька, у нас в этом мире остались только вы». Пелагея приезжает в Москву, собирает это маленькое «племя» и решает, по ее собственным словам, «принести себя в жертву». На самом деле эта «жертва» доставила ей огромную радость, так как иначе опекунство перешло бы по праву родства к тетушке Toinette, отношения с которой у нее были «недружелюбными». Неприязнь эта восходила к старинным временам: Пелагея не могла забыть, что муж ее, гусарский полковник в отставке Владимир Иванович Юшков, женился на ней от безысходности после того, как ему отказала Toinette, в которую он был влюблен. Быть может, сохранились у него к ней какие-то чувства. С мужчинами следует проявлять осторожность! В любом случае, Пелагея была слишком оскорблена во время своей помолвки, чтобы не воспользоваться случаем и не отомстить. Перед своей давнишней соперницей она щебетала и манерничала, но у нее был план. Она могла бы, став формально опекуншей, оставить заботы о детях на Toinette. Но решает забрать их в Казань, где они будут продолжать учиться. Конечно, если бы Татьяна Александровна захотела, то могла бы жить в их доме на правах гостьи, но с достоинством и грустью та отвергла это унизительное предложение. «Как варварски жестоко разлучать меня с детьми, о которых я с нежностью заботилась почти двенадцать лет!», – восклицает она в письме к Владимиру Ивановичу Юшкову.
Странная судьба: отказала Юшкову, потому что была влюблена в Николая Ильича Толстого, а теперь дети Николая Ильича отняты у нее той, с кем нашел утешение Юшков. Без сомнения, вечерами она с грустью вспоминала о предложении, которое сделал ей когда-то ее дорогой кузен Николай. Послушайся она его, никто не мог бы лишить ее теперь заботы о сиротах. Но и на этот раз, как всегда, смирилась и отошла в сторону. Было решено, что она поедет жить в Покровское к своей сестре Елизавете Александровне Ергольской, вдове другого Толстого.[34] Расставание было мучительным. Маленькая Маша хотела убежать с тетушкой. Но вот туманным ноябрьским утром семья покинула Ясную Поляну, чтобы короткими переездами добраться до Казани. Мебель и крупные вещи были погружены на барки, которые спускаются по Оке к Волге. На других расположились многочисленные слуги: столяры, портные, шорники, сапожники, повара, конюхи, домашняя прислуга, горничные. Сами молодые хозяева отправились в путь по суше в дорожной карете. Иногда они останавливались на лесной опушке, купались в речке, собирали грибы, и этот веселый путь, смена впечатлений помогли Леве свыкнуться с мыслью, что тетушка Toinette далеко и он увидится с ней только в каникулы.
Через пятнадцать дней на горизонте показались церкви и минареты Казани.
Глава 4
Казань
В городе, построенном на холмах над равниной, которую весной заливали воды Волги и ее притока Казанки, не было ничего таинственного, кроме преданий. Среди полуразрушенных стен Кремля и перед остроконечной башней Сююмбеки вспоминались былые славные и жестокие дела, татарский квартал радовал глаз нагромождением обветшалых минаретов и пыльных лавчонок, фронтоны официальных зданий в новогреческом стиле смотрелись благородно, но надо всем витала отчаянная скука. Чтобы развеять монотонность провинциальной жизни, представители высшего общества устраивали бесконечные приемы. «В Казани, – писал современник,[35] – холостяк мог не заботиться о собственном столе, так как существовало как минимум двадцать или тридцать домов, где собирались на обед без приглашения… Выпив после еды кофе и поболтав о том о сем, возвращались домой, чтобы немного вздремнуть… Вечером снова шли куда-нибудь – на раут, бал, которые всегда завершались лукулловым пиршеством….»
Такую бурную и пустую жизнь вели Юшковы. Они приняли детей со сдержанной радостью, устроили, одели, представили своим знакомым и потеряли к ним всякий интерес. Тетя Пелагея была совсем не похожа на тетушку Aline и тетушку Toinette. Светская дама, не слишком хорошо образованная. У нее было доброе сердце, ветреная головка, детские обиды, желание веселиться и нравиться. «Она любила архиепископов, монастыри, вышивку золотом по канве, которую дарила церквям и монастырям, – вспоминала о ней Софья Андреевна Толстая. – Любила также хорошо поесть, со вкусом убрать свою комнату и много времени уделяла размышлениям о том, куда поставит, например, диван». Чтила традиции, а потому захотела, чтобы у каждого из детей Толстых был свой крепостной того же возраста. Это казалось ей восхитительным обычаем! Ее муж, Владимир Иванович Юшков, был человеком замечательным, легким, остроумным, ветреным. Блистал в салонах, играл немного на фортепьяно, обнимал за талию служанок и ничего так не боялся, как остаться наедине с супругой, вид которой его удручал, а болтовня раздражала. Он искренне любил своих племянников, но у него не было ни времени, ни желания заниматься их воспитанием. Маленькую Марию отправили в пансион, четверо братьев продолжали учиться, следуя выбранному пути. Николай, семнадцати лет, записался в Казанский университет, в 1843 году к нему присоединились Сергей и Дмитрий, поступившие на математическое отделение философского факультета. Лева решил, что станет дипломатом, а потому начал подготовку к поступлению на факультет восточных языков. Задача сразу показалась ему очень трудной, программа включала знание истории, географии, статистики, математики, русской литературы, логики, латыни, французского, немецкого, английского, представление об арабском и турецко-татарском языках. С неохотой корпя над скучными и неинтересными для него предметами, молодой человек озаботился тем, как он выглядит, своими манерами. Преисполненный уважения к брату Николаю, который по возрасту и образованности уже почти принадлежал к миру взрослых, он, тем не менее, восхищался Сергеем – его красотой, веселостью, элегантностью. Чтобы быть на него похожим и подстроиться под общий тон жизни Юшковых, Лева решил прежде всего следить за своей внешностью. К несчастью, когда он смотрелся в зеркало, находил себя еще более некрасивым и несимпатичным, чем в детстве: «Самые обыкновенные, грубые и дурные черты; глаза маленькие, серые, особенно в то время, когда я смотрелся в зеркало, были скорее глупые, чем умные… лицо мое было такое, как у простого мужика, и такие же большие ноги и руки».[36] Безусловно, все это можно было компенсировать лишь блестящим умом и прекрасными манерами. Следуя этой идее, юноша решает, что отныне цель его жизни не в том, чтобы стать генералом, ученым или поэтом, но человеком comme il faut. С этого момента люди перестают для него делиться на богатых и бедных, хороших и плохих, умных и дураков, гражданских и военных, здоровых и больных – есть только люди comme il faut и не comme il faut. «Мое comme il faut состояло, первое и главное, в отличном французском языке и особенно в выговоре, – напишет Толстой. – Человек, дурно выговаривавший по-французски, тотчас же возбуждал во мне чувство ненависти… Второе условие comme il faut были ногти – длинные, отчищенные и чистые; третье было уменье кланяться, танцевать, разговаривать; четвертое, и очень важное, было равнодушие ко всему и постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки».[37]
