В костюме голой королевы - Елена Логунова

Поморщившись, Ольга Пална вытянула из-под бутылки исписанный листок и прищурилась, разбирая пьяные каракули Люсинды.

«НАШ ПЛАН» — было крупно написано сверху.

Далее следовал типичный модернистский поток сознания, к счастью для читательницы, забракованный автором еще на стадии написания. Ниже этого монолитного текстового блока, решительно перечеркнутого крес-накрест, волнообразно тянулись четыре короткие пронумерованные строчки:

Там будут Ж?

Тогда и мы?

И Громов может!

А семинар в Ж!

Цифры Люсинда прорисовала аккуратно, а к буквам отнеслась без уважения, так что слова Ольга Пална разобрала с трудом, а смысла их вообще не уловила.

Прописная буква «Ж» в первой и последней строках этого произведения приближали его к классическому рондо, но даже будучи знатоком изящной словесности, Ольга Пална затруднялась с пониманием написанного. Подозрительное «Ж» ее сильно смущало, упоминание фамилии супруга настораживало.

«Громов может», кто бы спорил, он многое может, в том числе и послать кого угодно на любой иероглиф, но зачем же доводить доброго человека до такого состояния? Оля пообещала супругу, что будет вести себя хорошо, и не собиралась обманывать.

А семинар…

— О боже, семинар! — спохватилась Ольга Пална.

Утро нового дня они с Люсиндой должны были начать с присутствия на практическом занятии с участием высоких шишек из министерства образования региона.

Семинар назывался «Казачьи традиции в этнокультурном воспитании детей в Краснодарском крае» и, разумеется, подразумевал знакомство участников с означенными традициями, но не настолько близкое, чтобы с утра пораньше дышать на уважаемых коллег перегаром, трясти косматым чубом и ругаться нехорошими словами на разные буквы. А Люсинда после вечерней пьянки и разгульной ночи как раз и будет выглядеть как типичный персонаж с картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», с единственной поправкой на женский пол, что сделает образ еще более колоритным.

— Где ее носит? — вслух возмутилась Ольга Пална и тут же с облегчением услышала усталое «Пф-ф-ф» причалившего лифта.

— Людмилексанна!

Она произнесла это, совсем как их школьная завуч.

— Я Людмиль… Ик! Санна! — попыталась выпрямиться и козырнуть Люсинда в полосатом вечернем платье «номер три».

Она тигровой шкурой висела на плече незнакомого витязя, который был загорел, белозуб и достаточно крепок, чтобы удерживать сползающую по нему Люсинду одной рукой.

Энергичная попытка Люсинды отдать честь Ольге Палне успехом не увенчалась, потому что лифт был слишком тесен для аэробики. По всей видимости, Люсинда с гораздо большим успехом могла бы вскоре отдать свою честь вот этому самому дюжему молодцу, но Ольга выскочила в холл и решительно разъединила пару, стащив подружку с витязя за свободную от козыряния руку.

При этом любительница лифтовой аэробики не удержалась на ногах сама и свалила подружку, так что обе они оказались на полу и не скоро попали бы в номер, если бы не помощь витязя.

Он помог подняться Ольге и перегрузил из общего холла в прихожую номера неустойчивую Люсинду, которая тут же свернулась уютно на коврике калачиком.

— Спасибо, до свиданья, — не слишком дружелюбно сказала Ольга Пална, захлопнув дверь перед носом помощника.

Ей казалось, что он будет стучаться, желая продолжать общение с вялой тигровой креветкой Люсиндой, но витязь молча согласился с новым сценарием. Немного потоптавшись в холле — Оля слушала, прижавшись ухом к двери, — он уехал.

— Йа не пь-йана-йа, — многократно икнула Люсинда, встретив укоризненный взгляд Ольги Палны. — Йа ногу пъдвернула!

Каблук у нее и впрямь был сломан и согнулся к подошве, как складной нож.

— Не пьяная она, — забормотала Оля, порывисто разувая подружку. — Каблук у нее сломался! Мозги у кого-то сломались, а не каблук! Марш в кровать и чтобы сразу уснула, нам с утра на семинар!

— А пошел он! — валясь в постель, повелела Люсинда в отношении семинара, и в голове у Оли тихо щелкнуло: «Куда?»

Семинар, посланный по известному адресу на букву «ж», вполне вписался бы в концепцию, лаконично набросанную Люсиндой на листке из блокнота!

— Ну, хоть что-то проясняется, — пробурчала Ольга Пална, направляясь в собственную спальню.

Стало понятно, что этнокультурный семинар они с Люсиндой некультурно прогуляют.

Что ж, одной загадкой меньше, уже хорошо.

День второй

Саша-зам прекрасно знал, как незавидна участь второго лица.

«Два-в-одном» лица сносно уживались только в организме древнеримского Януса — двуликого божества всякого начала, а также дверей, входа и выхода, то есть различных проходов, среди которых Саша-зам особо отметил бы задний. Именно в этом месте проходила большая часть его жизни и уж точно — весь трудовой день.

«Специально обученные люди» быстро выяснили, что машину Сашиного шефа открывали и эксплуатировали без его ведома и разрешения. Удивительно еще, что вернули!

— Запросто могли угнать в Абхазию, пока вы спохватились! — передал хозяину Саша-зам.

Гордый потомок армянских князей Сергей Акопович не желал признавать, что и сам виноват в инциденте с машиной. Для начала он сделал козлом отпущения, естественно, Сашу («Пачэму под ивушку камеру наблюдения не повесили, савсэм глупые, да?!»), а в дальнейшем желал лицезреть и карать непосредственных виновников, то бишь самовольных катальщиков.

«Специальные люди» утверждали, что таковых было не менее двух и не более трех, причем сзади определенно помещалась дама: ее длинный русый волос сняли с внутренней стороны задней правой двери.

Поскольку сам Сергей Акопович никого такого блондинистого давно не возил — его штатной подругой уже с полгода была рыжая Софочка — и, кроме того, на мойке салон авто регулярно пылесосили, стало ясно, что белокурая бестия покаталась на машине господина Мамиконяна в отсутствие и без разрешения автовладельца.

— Небось, она же и сиденье порвала, — предположил Саша-зам.

— Как порвала, зачем порвала?

— Ногтями, наверное. А может, и зубами, — демонстрируя некоторое знакомство с традициями эксплуатации задних сидений неодинокими дамами легкого поведения, предположил Саша-зам и, к чести его, покраснел.

Сергей Акопович с усилием отогнал порнографическое виденье бурной сцены втроем, за неимением нормальной постели разыгрываемой в его респектабельном авто, и вдобавок к обиде почувствовал зависть.

— Тогда понятно, зачем машину угоняли всего на час-другой, — добавил Саша-зам. — Как говорится, поматросили и бросили! Не иначе, сопляки какие-нибудь бесквартирные, сексуально озабоченные.

— Саша-джан, найди мне этих сопляков, а то сам бесквартирный будешь, — пообещал Сергей Акопович.

Саша-зам еще не расплатился за квартиру, взятую в ипотеку, потому и держался за свою работу на Мамиконяна. Хотя порой ему отчаянно хотелось послать Сергея Акоповича с его многочисленными и разнообразными поручениями туда, где жизнь босса стала бы одной сплошной постельной сценой.

Писать заявление об угоне машины в милицию Мамиконян отказался наотрез — не захотел стать посмешищем.

— А я ему кто — Шерлок Холмс? — возмущался Саша-зам, предусмотрительно удалившись от шефа подальше, за пределы слышимости. — Как я найду этих гадов?

Специально обученные люди снисходительно объяснили ему, что дело, практически, тухлое. Если бы «эти гады» действительно угнали машину, то разыскивать надо было бы именно ее, а уж заодно с транспортом, возможно, нашли бы и угонщиков. Или не нашли бы ни того, ни другого.

Саша-зам и сам понимал, что бесполезно разыскивать угонщиков, которые практически не оставили следов, не зная толком их количества, пола, возраста и внешнего вида — да ничего о них не зная!

Саше-заму осталось уповать на чудо.

И чудо случилось.

Правда, Саша не сразу понял, что это именно чудо, и поначалу не обрадовался.

Сначала он подумал: «Вот угораздило!» и скривился, не в силах убедительно изобразить приветливую улыбку.

Чудо, принявшее вид загорелой фигуристой брюнетки, буквально налетело на него в переулке у гаража.

— Ой, Сашенька, приветик, как дела? — разулыбалась красавица, всплеснув руками с безупречным маникюром.

В Карине все и всегда было безупречным или около того. Бывшая подруга Сергея Акоповича не жалела своего времени и чужих денег, чтобы выглядеть лучше всех. По крайней мере, лучше всех других подруг Сергея Акоповича! Их Карина знала и помнила даже лучше, чем сам Мамиконян, никогда не стремившийся к систематизации и подробному летописанию своих романов.

В бытность свою штатной подругой Сергея Акоповича Карина наводила страх и ужас на его приближенных, при каждом удобном случае дотошно выпытывая у них подробности времяпрепровождения начальника. Она была безобразно ревнива и любую, самую маленькую брешь в деловом расписании Мамиконяна расценивала как сознательно оставленную им себе возможность по-быстрому сбегать налево. Хотя тех промежутков времени, на протяжении которых Сергей Акопович находился вне поля зрения бдительной Карины, для результативного похода налево не хватило бы и шустрому плейбойскому кролику.