Современное биологическое образование: теоретический и технологический аспекты - Леонид Харченко

Реализация этих принципов предполагает изменение самого облика образовательной системы, ее содержания и организационных форм.

§ 3. Проблемы современного естествознания и переориентация ценностных смыслов естественнонаучного образования

В начале 30–40 гг. ХХ в. исследователи отмечали нарастающий кризис наук, в том числе естественных. В своей работе «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» Э. Гуссерль [137, С. 168] указывает причины такого кризиса. По его мнению, кризис науки состоит, прежде всего, в утрате ею своей жизненной значимости. Спасти мир, с точки зрения Э. Гуссерля, может только философия: «В философии мы – функционеры человечества, как бы мы не хотели отречься от этого».

Концепция Э. Гуссерля предполагает актуализацию мысли Г. Галилея о математическом естествознании, согласно которому «книга природы» написана математическим языком. Причем, очень важно при рассмотрении единства математических идей и эмпирии не допускать их неоправданного смешения.

Основополагающее значение Э. Гуссерль придает смысловым структурам. Это означает, что забвение статуса математических идей недопустимо, эмпирия должна получать осмысление в идеальных математических сущностях, ибо только они делают науки точными. Кроме того, феноменологический опыт имеет самостоятельное значение, поскольку математические идеи выражают лишь смысл этого опыта, но не замещают его. Наконец, нельзя абсолютизировать и эмпирию, в том числе тогда, когда упор делается на все более развитые инструментализм и технику.

По Э. Гуссерлю, та наука, которая мир «объективных» пространственно-временных вещей противопоставляет «субъективному» миру цвета, звука, запаха, заблуждается. Мир человеческого опыта он называет жизненным миром (Lebenswelt), который коррелятивен интенциональности субъекта.

Общеизвестно, что в ХХ в. научные открытия использовались не только во благо, но и во вред человечества. Не случайно в этой связи усиливалась критика науки как института, порождающего неразрешимые трудности. Тем не менее, наряду с искусством, моральным и предметным действием человека, наука стала важнейшей сферой жизнедеятельности общества.

По определению В. А. Канке (198), наука – это высокоспециализированная деятельность человека по выработке, систематизации, проверке знаний с целью их высокоэффективного использования; это знание, достигшее оптимальности по критериям обоснованности, достоверности, непротиворечивости, точности и плодотворности. Знание, не достигшее по указанным критериям необходимой зрелости, не может называться наукой.

Наука локализуется в поле производства определенного знания, но не любого, а подчиняющегося нормам связности, проверки и практической эффективности. Само знание М. Фуко [474, С. 228–240], например, определяет как «… то, о чем можно говорить в дискурсивной практике…». Знание, по его мнению, можно считать научным тогда, когда оно выступает элементом определенной связности.

Чтобы углубить представление о сущности кризиса науки, обратимся к вопросу о ее возникновении и этапах развития.

В литературе на этот счет выделяются пять точек зрения:

1. Наука была всегда, ибо она органично присуща практической и познавательной деятельности человека.

2. Наука возникла в Древней Греции в V в. до н.э., так как именно здесь впервые знание соединили с обоснованием.

3. Наука возникла в Западной Европе в позднее средневековье (XII–XIV вв.) вместе с особым интересом к опыту и математике.

4. Наука начинается с XVI–XVII вв. работами И. Кеплера, Х. Гюйгенса и особенно Г. Галилея и И. Ньютона, разработавших первую теоретическую модель физики на языке математики.

5. Наука берет свое начало с первой трети XIX в., когда исследовательская деятельность была объединена с высшим образованием.

И все же большинство исследователей связывают начало современной науки с именами Г. Галилея и И. Ньютона, полагая, что именно в их трудах критерии научного знания были выделены наиболее отчетливо. В гуманитарных науках дело обстоит иначе. Здесь знание обосновывается, подвергается проверке и используются на практике.

Несомненно, каждая наука имеет свою историю, в которой различимы этапы: классика – неоклассика – постклассика.

По мнению В. С. Степина [436, С. 104–106], в естествознании можно выделить четыре глобальные революции и три этапа истории его развития как единого целого. Так, классическое естествознание автор соотносит с XVII–XIX вв. и двумя революциями: выработкой идеалов научности и обретением естествознанием дисциплинарной структуры. Неоклассическое естествознание (третья революция) характерно для конца XIX и первой половины ХХ вв. (понимание относительной истинности теорий, учет особой роли средств наблюдения и т.п.). Постнеоклассическое естествознание (четвертая революция) относится к последней трети ХХ в. (широкое распространение идей эволюции и историзма, компьютеризация естествознания, проведение междисциплинарных исследований и т.п.).

Изучая проблему изменчивости научного знания, Дж. Агасси [6, С. 136–154] выделяет три основополагающие концепции, связывая их соответственно с именами Ф. Бэкона, П. Дюгема и К. Поппера. Концепция Ф. Бэкона – это концепция одной революции: наука побеждает суеверие, а сама она незыблема, ибо каждая ее часть может быть обоснована абсолютно надежно. Концепция П. Дюгема – это концепция реформ: научная революция отрицается на том основании, что теории всегда можно модифицировать так, чтобы они, хотя бы приблизительно, соответствовали данным эксперимента. Концепция К. Поппера – это концепция перманентной революции: поступь науки такова, что одни теории сменяют другие.

Итак, изменчивость научного знания есть научный факт. В подтверждение этого можно сослаться на цепочки теорий из любой науки, например, физики: механика Ньютона → релятивистская механика Эйнштейна → квантовая механика; из экономических наук: классическая теория Смита-Рикардо → неоклассическая теория Маршалла-Хикса → теория Кейнса → монетаризм Фридмена.

Не будет преувеличением сказать, что решающее значение в осмыслении феномена изменчивости научного знания имели работы К. Поппера. Именно ему в большей степени, чем кому бы то ни было, удалось выделить самые «болевые» точки соотношения теории и истории науки. Согласно К. Попперу (378), наука прогрессирует от одной проблемы к другой, от менее глубокой к более глубокой. Модель роста научного знания, по К. Попперу, выглядит следующим образом:

– наука начинается с проблем;

– научными объяснениями проблем выступают гипотезы;

– гипотеза является научной, если она в принципе фальсифицируема;

– фальсификация гипотез обеспечивает устранение выявленных научных ошибок;

– новая и более глубокая постановка проблем и выдвижение гипотез достигается в результате критической дискуссии;

– углубление проблем и гипотез (теорий) обеспечивает прогресс в науке, точнее рост научного знания.

По мнению К. Поппера, ученый всегда стремится к высокоинформативному знанию. При этом вероятность наступления предсказываемых теорией событий падает, что означает рост вероятности (фальсифицируемости) данной теории. Отсюда следует, что целью науки является достижение, как высокоинформативного содержания, так и значительной степени его возможной фальсификации, опровержимости. Более глубокая, более развитая теория должна выдерживать столкновение с большим числом фактов, нежели менее специализированная. Она подвергается постоянной опасности фальсификации, и в этом смысле вероятность последней растет.

Хотя все рассуждения К. Поппера относятся к гипотетико-дедуктивным наукам, они, по утверждению В. А. Канке, остаются в силе, как для прагматических, так и для логико-математических наук. Так, при сравнении прагматических наук на первый план выходит среди прочих критерий эффективности. При сопоставлении логико-математических наук учитываются, например, критерии непротиворечивости и полноты системы аксиом. В то же время, если проанализировать наиболее значительные последовательности теорий, имевшие место в истории науки, то видно, что они характеризуются непрерывностью, связывающей их элементы в единое целое. Эта непрерывность есть не что иное, как развитие некой исследовательской программы, начало которой может быть положено самыми абстрактными утверждениями. Указанная непрерывность обеспечивается сохранением «твердого ядра» теории. Утверждения, входящие в «твердое ядро» программы, тщательно оберегаются от опровержений. Например, «твердое ядро» ньютоновской научно-исследовательской программы составляли три общеизвестных закона самого ученого и закон тяготения. Это «твердое ядро» оставалось неизменным, несмотря на поток новаций. Главный удар проверок обрушивался на защитный пояс вокруг ядра теории, различного рода вспомогательные гипотезы.