Один раз в миллениум - Чингиз Абдуллаев

— У людей разные представления о жизни, — иронично усмехнулся Дронго, — а с ней самой вы разговаривали?

— Несколько раз. Я провел две недели в Екатеринбурге, уже знал там каждую собаку. А она все не соглашалась ехать. Я уж не знал, как объяснить Эдуарду Леонидовичу причину ее отказа. Потом выяснилось, что ее муж летит в Минску и она согласилась приехать в Москву. Но без особого энтузиазма. Из-за нее мы немного передвинули сроки и остальным.

— К остальным вы тоже летали?

— К счастью, нет. Элгу Руммо мы сразу нашли. Они сохранили за собой квартиру. Таллинн — типично европейский город, там все на учете, потеряться невозможно. Поэтому мы сразу ее нашли. И она сразу согласилась. Были проблемы с визой, конечно. Пришлось организовывать приглашение, звонить в наше посольство в Эстонии. Но, в общем, особых проблем не было.

— А с третьей женщиной?

— Она вообще мечта, — улыбнулся Трошкин, — люблю таких. Бесконфликтная, все понимающая, смелая, энергичная. Сначала она меня подробно расспросила, прямо как настоящий следователь. И тут же согласилась. Но уточнила, что жить будет не в отеле «Мэрриот», где для нее был заказан номер, а у своей сестры. С ней вообще не было никаких проблем. С Украиной у нас, слава Богу, еще не ввели визы, и приехать из Киева не проблема. Конечно, если не ехать поездом, где таможенники и пограничники шарят в ваших вещах, а цивилизованно прилететь самолетом.

— Вы их встречали?

— Кроме Элги. Ее встречал Миша. А я остальных.

— Ничего необычного не заметили?

— Нет. Мамаджановой явно понравилась Москва, особенно центр города, она давно здесь не была. Оксана Григорьевна сидела, равнодушно глядя в окно, и ни о чем не спрашивала.

— А где живет ее сестра?

— Недалеко от Курского вокзала.

Дронго подумал, что уже забыл этот район. Когда — то давно, в другой жизни, поезда из Баку приходили на Курский вокзал. Его отец не любил летать самолетами, а предпочитал ездить в Москву в поездах дальнего следования, в вагонах СВ. И с детских лет Дронго привык к этим неповторимым запахам городских железнодорожных вокзалов. Путешествовать всегда было интересно. Поезда проходили по Северному Кавказу, где можно было купить малосольные огурчики, яблоки, теплый хлеб, искусно приготовленную утку или курицу, отварной золотистый картофель. Про взрывы на вокзалах тогда не слышали. Единственная неприятность, которая могла случиться с пассажиром, — это если он отстал от поезда. Но всегда можно было рассчитывать на соседей, которые не травили тогда пассажиров клофелином, исчезая с их вещами, а присматривали за чемоданами соседа, пока отставший пассажир догонял поезд. Это было чудесное время всеобщей стабильности, когда два дня путешествия в поезде превращались в удивительное приключение, а за окнами мелькали разнообразные пейзажи — от донских степей до подмосковных лесов, от выжженной солнцем земли вокруг южных поселков до холмов и вершин Кавказа. Но все это было в прежней жизни. В последний раз Дронго путешествовал подобным образом в восемьдесят девятом году. Но уже тогда в поезда летели камни и осколки разбивающихся стекол ранили пассажиров. Про путешествие в канун миллениума не приходилось даже мечтать. Молодые мужчины попадали под подозрение сначала московской милиции, придирчиво проверявшей всех пассажиров на предмет регистрации и прописки, затем поезд шел по территории Украины, где всех мужчин в возрасте до пятидесяти лет проверяли особенно тщательно. Затем в районе Ростова можно было ожидать проверок «добровольцев», которые с особой придирчивостью относились к незнакомцам. Поезда шли в обход Чечни, и дагестанская милиция тоже не особенно церемонилась с пассажирами мужского пола, подозревая в каждом из них возможного террориста. Наконец, нужно было пройти российско — азербайджанскую границу, не вызвав подозрения ни у первой стороны, ни у второй.

Фантасмагория случившегося стала бы ясной, если бы люди, развалившие страну, попробовали хотя бы раз совершить подобное путешествие. Но их подобные проблемы не волновали. У обычных же пассажиров были реальные шансы не доехать до пункта назначения, оказавшись избитыми, ограбленными, обворованными в пути. И это был еще не худший вариант, так как они могли оказаться рядом с заложенной бомбой, которая имеет удивительно пакостное свойство взрываться в самый неподходящий момент.

— Курский вокзал, — задумчиво сказал Дронго.

— Что? — не понял Трошкин. — Вы что-то спросили?

— Ничего. Кем работает ее сестра? Она замужем?

— Я узнавал, — сообщил Савелий Николаевич, — муж ее сестры — крупный чиновник в нашем министерстве транспорта. Кажется, начальник отдела. Он украинец, как и его жена.

— Это вы тоже узнали? — улыбнулся Дронго.

— Она назвала фамилию сестры, и я сразу понял, — кивнул Трошкин, — а к украинцам я хорошо отношусь, — почему-то осторожно добавил он, — у меня сестра живет в Харькове, и у нее муж украинец.

— Убедили, — сказал Дронго. — А в аэропорт вы вместе ездили? В ночь, когда случилось убийство.

— Вместе, — быстро ответил Трошкин, — но мы ждали его в аэропорту. Я приехал туда на своей машине, а он был с водителем.

— Он был взволнован? Вы не обратили внимание, как себя чувствовал Халупович?

Трошкин обернулся, посмотрел в сторону кухни и шепотом спросил:

— Неужели вы думаете, что я буду давать показания против своего начальника?

— У вас есть что скрывать? — также шепотом вопросом на вопрос ответил Дронго, скрывая усмешку.

— Нет, — громко ответил Савелий Николаевич, поняв, что Дронго просто смеется. — Конечно, нет. Мы встретили наших гостей и уехали из аэропорта. Я повез их в отели.

— Вы сказали «наших гостей». Он был не один?

— Их было двое. Мы уже заказали номера в отелях. Бедный Эдуард Леонидович думал закончить все за один день. А ему пришлось давать показания сотрудникам прокуратуры. Нельзя же объяснить нашим партнерам из Германии, что случилось. Они сразу свернут всякий бизнес. Их так напугали рассказами о русской мафии, что они готовы поверить в любую чушь. Поэтому мы им ничего не сообщили. Переговоры уже закончились, и наши гости завтра улетают. Нам пришлось готовить документы без Эдуарда Леонидовича, руководствуясь его указаниями. Он, конечно, приехал сегодня на подписание документов, но это было совсем не так, как мы планировали. Хотя контракт мы подписали неплохой.

— Скажите, Трошкин, вы давно работаете с Эдуардом Леонидовичем?

— Уже несколько лет.

— И он всегда был таким… «любвеобильным»?

Трошкин испуганно обернулся в сторону кухни.

— Я спрашиваю не для «клубнички», — строго напомнил Дронго, — мне нужно знать все обстоятельства дела, чтобы сделать правильные выводы.

— Все мужчины любят женщин, — философски изрек Савелий Николаевич, затем вздохнул и кивнул, — он тоже их любит. Иногда слишком сильно. А многие мерзавки этим пользуются. Вытягивают из него деньги на такси, на ужины, на разные побрякушки.

— Не любите вы женщин, Савелий Николаевич, — укоризненно заметил Дронго.

— Не люблю, — согласился Трошкин, — а за что их любить? Немного попой повертят — и сразу миллион хотят. Каждая мечтает о своем мужике. И чтобы богатый был, и с отдельной жилплощадью. Чтобы деньги имел и внешность Алена Делона.

— Это зависит от количества денег, — возразил Дронго, — если сумма зашкаливает за предельные цифры, то согласятся поменять и Алена Делона. Однако мы говорим лишь о специфической категории людей. Большинство мужчин любит женщин глазами, и им важны их внешние данные, тогда как женщина хочет обеспечить не только себя, но и своих детей.

— Мать — это святое, — согласился Трошкин. — Но где сейчас такие женщины? Одна дрянь осталась. Всех нормальных давно разобрали. Остались такие — стоит Эдуарду Леонидовичу только пальцем поманить, сразу прибегут.

— Не все, — возразил Дронго. — Почему, например, Мамаджанова не хотела ехать? Чем она объясняла свой отказ?

— Обычный женский каприз. Не хотела — и все. А может, дело в ее муже. Есть ревнивцы, которые подозревают своих жен до глубокой старости. Может, нам попался именно такой экземпляр.

— И вы думаете, что нельзя ревновать свою сорокалетнюю жену? — поинтересовался Дронго.

— Не знаю. Мне казалась смешной такая преувеличенная забота, — признался Трошкин. — Сам я не женат. Но если бы даже женился, то и тогда не стал бы так трястись за свою жену. Хочет — пусть едет. Изменить мужу она может и в своем родном городе.

— Сколько вам лет?

— Тридцать восемь, — с достоинством сообщил Трошкин. — Я вообще полагаю, что с этим спешить не нужно. Мы живем с мамой. Сначала нужно встать на ноги, собрать достаточный капитал. Наши прадеды женились в сорок лет и не видели в этом ничего плохого.