Поднимите мне веки - Валерий Елманов

Помешала осторожность и всплывшие в памяти слова травницы, которая ничего определенного не обещала. В ответе ее вроде бы больше «да», чем «нет», но получалось, что всякое возможно, а потому торопиться ни к чему.

К тому же для начала следовало заняться гонцом.

– Пошли, и сам увидишь, что царевича сейчас только на носилках таскать – совсем плох престолоблюститель, – миролюбиво предложил я и, не дожидаясь согласия, властно потянул его за рукав, велев остальным: – А вы тут пока побудьте.

– Некогда нам тут прохлаждаться, – проворчал десятник с утопленной в плечи головой. – Али пущай сам князь с нами прокатится до государевых хором да сам все и растолкует. С него не убудет небось, а путь недолог...

Вспомнил, где я его видел!

Уж очень схожие слова – почти одно к одному – он сейчас произнес, вот и припомнилась мне узкая московская улочка со здоровенными сугробами вдоль высоченных заборов и две ватаги, неумолимо смыкающие возле меня кольцо, а впереди вот этот самый крепыш.

Даже голос его тут же всплыл в памяти: «Пущай княже с нами прокатится до подворья боярина мово. С него не убудет небось, а путь недолог. Ну а коль промашку дали, обратно довезем куда скажет...»

– А ты ведь мне знаком. – И я в свою очередь почти дословно процитировал слова Игнашки, с которыми он тогда обратился к крепышу: – Ты Аконит из ратных холопов голицынских. И зазноба твоя в Китай-городе проживает. – Только концовка прозвучала иначе, куда миролюбивее, ибо не время браниться: – Так как боярин твой, дозволил тебе на ней жениться?

Крепыш вспыхнул и зло уставился на меня.

– Ежели бы ты, князь, тогда от меня не вывернулся, дозволил бы, – процедил он сквозь зубы, оглянулся на открывающиеся ворота, что-то негромко шепнул стоящему рядом с ним ратнику и проворно метнулся к своему коню.

Я не успел дать команду, чтоб его остановили. Стало не до того, поскольку в ворота не въехал – ворвался шустрый Липень, осадил лошадь и, кубарем скатившись с нее, сразу метнулся ко мне, на ходу вопя во всю глотку:

– Беда, княже!

Крепыш же действовал стремительно – всего нескольких секунд ему хватило, чтобы запрыгнуть на коня и тут же метнуться с подворья прочь, успев проскочить в закрывающиеся ворота.

А Липень уже рядом со мной.

– Беда, княже! – повторил он. – Люд московский близ Запасного дворца сбирается. Требуют двери отворить, чтоб расправу над престолоблюстителем учинить. Меня сотник Кропот прислал, так я чрез окно выскочил, потому и пробрался.

Ничего не понимаю!

За что расправу-то?! Сами орут, что его отравили, сами матерят тайных убийц, тогда о какой расправе идет речь?! Над жертвой?!

– Слыхал? – повернулся я к гонцу. – И куда мне сейчас царевича отправлять? Был бы жив-здоров, и то бы не доехал до царских палат, так что...

Тот тоже посмотрел в сторону ворот и вдруг зло ощерился:

– А что же, чиниться, что ль, с им, коли он длань на царя поднял?! – И сразу осекся, отводя виноватый взгляд.

«Не иначе как сболтнул лишнее из того, о чем не велено было говорить», – догадался я и тут же понял, что происходит.

Понял и... невольно восхитился мастерством отравителей.

Значит, решили одним выстрелом завалить двух зайцев.

Здорово!

Получается, вот тебе жертва – пресветлый государь красное солнышко, а вот тебе и убийца – престолоблюститель, возжелавший сам усесться на престол своего благодетеля, благо, что на царство тот еще не венчан.

И ведь как шустро все провернули, воспользовавшись первым же удобным случаем. Поневоле напрашивается на язык расхожее выражение о пригретой Дмитрием на груди гадюке. И напрашивается, судя по воплям за воротами, не только мне, но и горожанам, которые несутся к Запасному дворцу и орут нечто похожее.

Но как же это истинные убийцы не рассчитали? Живой и здоровый Федор был бы в роли отравителя куда убедительнее.

Однако через секунду понял причину – вновь я смешал им карты.

Мой послушный ученик четко выполнил все команды и советы своего учителя, в том числе и настоятельное, несколько раз для надежности повторенное указание зорко примечать и есть только из тех блюд, из которых прежде будет брать Дмитрий.

Ну и пить тоже.

Так и получилось, что отравленными оказались оба.

Потому и бучу подняли, чтоб сразу завалить Годунова, ведь Дмитрий, если выживет, может не поверить, будто Федор воспылал к нему столь лютой ненавистью, что решился погибнуть, но извести ненавистного похитителя престола.

Зато стоит прикончить царевича, и тогда все отлично.

Мертвому оправдаться затруднительно, и на прочих, включая истинных отравителей, даже если царь и выживет, все равно не ложится никаких подозрений – раз, они оказываются самыми рьяными мстителями за государя – два, что позволит им впоследствии войти в фавор – три, а в перспективе существенно облегчит успех нового покушения – четыре.

Класс!

Остается только похлопать в ладоши, аплодируя их талантам, и... прикидывать, что делать дальше, – уж больно мерзопакостная получалась ситуация, усугубляемая тем, что Годунов тут, а его беспомощные мать и сестра там, в Запасном дворце.

Конечно, очень хотелось бы выяснить, кто же это у нас такой гений, но это потом. Вначале надо подумать, как мне изловчиться и успеть повсюду, а уж тогда...

Или?..

Я внимательно посмотрел на гонца.

– Так кто, говоришь, послал тебя за престолоблюстителем?

– От государя я прибыл, – упрямо заявил тот, но взгляд отвел в сторону.

– Понятно, что ты послан от его имени, – согласился я. – Но кто передал тебе царское повеление? Ведь если Дмитрий Иоаннович тяжко болен, то не мог же он встать с постели и самолично приказать тебе это. Так кто?

Гонец нахмурился и опустил голову, очевидно прикидывая, можно сказать такое или нет. Наконец принял решение и, гордо выпрямившись, отчеканил, сурово глядя прямо на меня:

– Думный боярин Петр Федорович Басманов таковское повелел.

– Понятно, – кивнул я и разочарованно вздохнул, потому что на самом деле было ничего не понятно.

Кто-кто, а Басманов в отравители никак не годился. Этот сделал ставку на Дмитрия, так что никогда не станет рубить сук, на котором сидит. Не резон ему...

Ладно, потом разберемся.

– Значит, сделаем так, – решительно сказал я посыльному, быстро провернув в голове возможные варианты. – Сейчас я... – И осекся, с изумлением глядя на Игнашку, появившегося невесть откуда, но не через ворота точно, я бы увидел.

Этот-то пострел как тут нарисовался?

Впрочем, откуда бы ни взялся, но коли он тут и со столь заговорщическим видом выглядывает из-за угла терема, значит, надо выслушать, но для начала удалить гонца.

– Сейчас тебя, – поправился я, – мои люди отведут в опочивальню к Федору Борисовичу, и там ты сам убедишься, как сильно ему неможется, после чего поедешь и доложишь Басманову обо всем, что увидел. – И кивнул стоящему рядом с Одинцом Самохе. – Проводи и покажи все, но особо пусть заглянет в ведро, в которое Федор Борисович исторг из себя смертное зелье.

Уж его содержимое точно должно убедить – такое в притворстве не навалишь.

– Я его рожей туда ткну, чтоб все разглядел, – зло пообещал Самоха.

Так, с этим все.

Теперь Игнашка.

Выслушав его, я понял, что дело обстоит куда хуже, чем предполагал поначалу.

Оказывается, у Запасного дворца сейчас бушуют не ратные холопы бояр-отравителей, а предусмотрительно оповещенный ими московский люд. Кто именно их известил, в принципе понятно – те же самые отравители.

Кстати, те, что сейчас гомонят возле него, судя по словам Игнашки, лишь первая волна, их пока не столь и много – несколько сотен. Однако уже сейчас со всех сторон в Кремль бегут все новые и новые горожане, взбудораженные страшным известием.

«Вот тебе и компания по пиару», – разочарованно подумал я, но сразу откинул эту мысль в сторону.

И анализ, и расклад, и поиск – все потом, а сейчас предстояло думать о том, как выстоять против... всей Москвы.

Глава 4

Увести от гнезда с птенцом

Я испытующе поглядел на Игнашку:

– Ты сам-то веришь тем? – и кивнул в сторону ворот.

– Верил бы, дак тут не стоял бы, – хмыкнул он. – Ты ж истинный князь. Коли сабельку на Дмитрия Иваныча поднял бы – тут еще куда ни шло, мог бы и поверить, а так, по-гадючьи, – не твое оно.

– Речь-то не обо мне, о Федоре, – возразил я.

Игнашка лукаво усмехнулся.

– Можа, иной кто и не ведает, токмо я-то доподлинно чую – эвон сколь мы с тобой вместях. – И приосанился, выпятив грудь. – Царевич покамест, что теля малое. Можно сказать, с рук твоих ест да за тобой ныне яко ниточка за иголочкой и учинит токмо таковское, на что ты ему добро дашь. Можа, опосля он и сам иголочкой станет, а пока... Вот и рассуди – сызнова к тебе все стежки да тропки ведут, а тебе я словно себе самому... – И спохватился, засуетившись: – Я ж чего прибег-то. Уходить вам надобно. Покамест разберутся, что к чему, худое может приключиться, потому нельзя вам с царевичем тута. Сейчас в Запасной дворец вломятся, да, не найдя его, примутся тут искать – тогда уж пиши пропало...