Шальные Кэрью - Марта Остенсо

Риф после двух лет, проведенных в городе в юридической школе, жил сейчас дома, продолжая тратить силы на обработку клочка земли в Балке, просиживая ночи над своими книгами и в душе питая слепую надежду отвоевать себе свободу от нескольких жалких акров истощенной земли, поработивших его отца. Да и сама Эльза все больше и больше предавалась мечтам о жизни, которая была бы не похожа на жизнь в балке, и предавалась им горячо, хотя эти мечты тускнели, когда она слышала бормотание отца над газетой: «Угодим в эту кашу и мы, может быть, еще до следующего года», и поддакивания дяди Фреда: «Да, да, даже раньше!». А мать причитала над своей работой: «И наш мальчик, может быть, будет петь и умирать, петь и умирать на другом конце света!».

Эльза заметила также, что во всей округе только одни Кэрью живут так, как будто ничто постороннее их не касалось, раз у них в доме был мир да лад. Она видела их очень редко. Майкл, женившийся теперь на Нелли Блок, дочери пастора, помогал по хозяйству в их большой ферме, а Бэлис учился в колледже в городе. Джоэль, младший из трех братьев, также должен был скоро отправиться туда. Флоренс, жена Мейлона Брина, два раза в год ездила в город для покупки платьев. Аду отослали в пансион. Питер Кэрью постоянно уезжал верхом один, и никто не знал куда, а возвращался он очень часто лишь тогда, когда его привозили домой жена или мисс Хилдред. Поговаривали, что Питер слишком много времени проводит среди цыган на южной окраине Гэрли, и даже отец Эльзы начинал предсказывать, что из этого не выйдет добра.

Но Эльзе, что бы там ни говорили, казалось вполне естественным, что Питер Кэрью уезжал, не давая в этом никому отчета. Она всегда выделяла его среди остальных Кэрью. Он вообще почти не принадлежал в ее глазах к реальному миру. Она помнила, как однажды, когда она бродила по канаве, он подъехал к ней и ускакал, хохоча над тем, что она ему сказала. Он все удалялся и удалялся, и не казалось ли ей тогда, что он взлетел от нее в голубовато-белые облака? Она ненавидела Кэрью, но Питер был из другого мира. Она рассказала однажды о своем воспоминании дома за ужином после того, как в тот день услышала в школе пересуды о Питере. Отец ничего не сказал и с минуту молчал, глядя на нее, а потом произнес:

– Пусть там, в школе, не вбивают вам в головы ложные мысли. Кэрью – хорошие люди.

ГЛАВА VI

Однажды вечером, в начале мая, на ферме Бауэрсов появился в первый раз Джо Трэси. Он пришел пешком, пробираясь полями к северу, и подошел к тополям, сверкавшим в лучах закатного солнца. Эльза, выглядывавшая из кухонного окна, заметила идущего человека и подумала, что это возвращается с поля дядя Фред. Но через минуту она убедилась в своей ошибке. Человек был чуточку повыше дяди Фреда, такого роста, подумала она, какого был дядя Фред раньше, до того, как на его плечи навалилась тяжесть годов. Кроме того, человек как будто напевал… нет, не напевал!

– Кто-то идет через поле по дороге от Кэрью, – сказала Эльза матери, которая только что покончила со своими хлопотами на кухне. – Послушай-ка, он, кажется, наигрывает на банджо или на чем-то в этом роде:

Мать подошла к окну и выглянула через плечо Эльзы.

– Вот странная вещь! – с удивлением сказала она. – В такое время дня идти без шляпы! И как будто он идет от Кэрью.

– Вероятно, он идет к нашим мальчикам, – заметила Эльза.

– Пойди вымой руки и сними передник, – ответила с деланным равнодушием мать. – Пора покончить с работой. Ты достаточно потрудилась сегодня, Ступай-ка…

Она не сказала, что Эльза, которой теперь было уже восемнадцать лет, могла ожидать визитов молодых людей и на всякий случай должна была заботиться о своем внешнем виде. Эльза осталась в дверях, следя глазами за молодым человеком, который сейчас уже разговаривал во дворе, около риги, с Рифом и Леоном. Незнакомец казался теперь выше ростом, хотя он и не так высок, как Бэлис Кэрью. В его облике ощущалась какая-то могучая сила, которую может породить близость к земле.

Риф и Леон двинулись по дорожке от риги, и незнакомец шел между ними. Эльза спокойно вышла из двери во двор.

– Это Джо Трэси, Эльза, – сказал Риф. – Он работает у Кэрью.

– Здравствуйте! – произнес, любезно осклабившись, незнакомец и потряс руку Эльзы так, что она дрогнула. – Это очень смело, что я так явился к вам? – продолжал он, небрежно и не без рисовки перебирая струны гитары, висевшей у него на перекинутом через плечо зеленом шнурке. – Эх, потянуло меня пойти куда-нибудь сегодня вечером! Я ведь там не чувствую себя дома – просто наемный рабочий. Я не ссорюсь с ними. Только они там не по мне, особенно их женщины. Вот я и стосковался по людям, не могу без живых людей. Вот и все!

Мать Эльзы показалась в дверях. Она принесла из кухни два стула. Леон поставил их на землю и придвинул один из них гостю. Эльза и Риф уселись на ступеньках.

– Вы играете на гитаре? – начала разговор Эльза, немного смущенная развязными манерами и бойкой речью незнакомца.

– Нет, леди, – ответил тот важно, – это просто кухонная плита, которую я таскаю с собой, чтобы чувствовать что-нибудь в руке. Что, попали в перестрелку? – обратился он к Рифу, заметив его искалеченную руку.

Он говорил небрежным тоном человека, для которого перестрелки являются самым заурядным явлением.

– Нет, – ответил Риф так же скромно, как он всегда отвечал на этот вопрос. – Я потерял руку на старой ветряной мельнице, еще ребенком. Но я научился обходиться без нее. Я, право, даже не замечаю ее отсутствия. Вы бы удивились, если бы узнали, как легко можно к этому привыкнуть.

– Да, в самом деле, – добавил в свою очередь Леон, – если бы я мог обеими руками делать столько, сколько Риф одной, я был бы очень доволен. Заставьте его как-нибудь сплести при вас веревку, и вы увидите.

– Ну, что ж! У меня самого не хватает двух пальцев на ноге, – быстро сказал Джо, и Эльзе, всегда инстинктивно защищавшей Рифа, очень захотелось узнать, верно ли это. Высказанная, хотя бы и очень деликатно, жалость к Рифу всегда вызывала в Эльзе старое озлобление. Она давно уже старалась побороть это чувство, говоря самой себе, что это ребячество – ее стремление вставать без всякой причины на защиту Рифа. Но эта привычка слишком укоренилась в ее натуре. Так и сейчас она понимала, что Джо Трэси вовсе и не думал выказывать жалость к Рифу. Джо Трэси просто хотелось поговорить. Он начал рассказывать им о том, как он жил, прежде чем попал в Сендауэр на работу к Кэрью. Он рассказывал все это нараспев, так что они слушали его, как бывало в старину люди слушали какого-нибудь бродячего менестреля, который напевал свои сказания, перебирая пальцами струны своего инструмента. Так думала Эльза.

Гость рассказывал о пустынях и плоскогорьях, о вершинах гор и о долинах, о ползучих песках и волнистых степях, об ущельях, залитых тысячами закатных лучей. Он говорил о ночах в Мексике и о днях в Сьерре, о жарких полуденных часах в дикой скалистой местности в штате Дакота – «Дурных землях» и о проносящихся там ледяных буранах. И все время, рассказывая, он не переставал перебирать струны гитары, так что казалось – самый воздух вокруг него был напоен тихим дыханием музыки.

Он провел у Бауэрсов более двух часов, то восхищая их, то навевая грусть, то заставляя смеяться. Эльза слушала его, словно во сне. Мать тоже уселась на крылечке и оставалась там до самых сумерек. Стив Бауэрс не вышел из дому, но дядя Фред нашел себе местечко под сиреневым кустом, уже наливавшимся почками, перед кухонным окном. Время от времени он издавал возгласы удовольствия в ответ на рассказы Джо Трэси, и все знали, что старик сидит тут и слушает внимательно.

Когда, наконец, Джо собрался уходить, Риф, Леон и Эльза проводили его немного к югу. Эльзе казалось, что никогда весна еще не была так прекрасна, как сейчас. Ее сердце сжималось и ширилось от блаженства красоты, внезапно открывшейся ей и ставшей такой близкой. И легкие майские звуки, внизу в траве и наверху среди нежной листвы деревьев, касались слуха легко и значительно.

В темноте тополевой рощи, по которой они проходили, Джо Трэси так нежно наигрывал на гитаре и пел так тихо, что Эльза и. ее братья едва улавливали слова его песен, хотя и шли бок о бок с ним, Они остановились на нижнем конце ручья, когда Эльза заметила, что они зашли уже достаточно далеко. Джо несколько мгновений пристально смотрел на нее, тихо бренча на гитаре и улыбаясь, причем его крепкие зубы сверкали в полумраке своей белизной.

– Когда я опять приду, – сказал он отрывисто, – я приду повидаться с вами. Вы ничего не имеете против?

Она смутилась на миг, тем более, что Риф и Леон, оба с лукавой улыбкой, уставились на нее, ожидая ее ответа.

– Да… Отчего же! Пожалуйста, если вы хотите… – произнесла она наконец.

Джо Трэси ничего не ответил. Он быстро ушел, и его голос продолжал доноситься до них все время, пока они стояли среди тополей. И в тот миг, когда фигура Джо слилась вдали с тенями, окутавшими поле, до них долетели слова его песенки: