Ночной кабак - Александр Бондарь

Он положил листок на стол. И закрыл глаза. Это уже конец. Это уже все. Уже не важно, что произойдет дальше.

- Кстати, куда делся твой друг? - Спросил констебль, убирая бумаги в стол. - Тот, с которым вы бензозаправку вместе брали. У нас и к нему масса вопросов имеется.

- Он мне не друг, - сказал Коля. - Случайно познакомились в ресторане. Сделали дело, разделили добычу и разбежались. Все.

- Все?

- Все.

Констебль усмехнулся, приподнимаясь с места.

- Нет, - сказал он. - Не все.

Он подошел ближе, и Коля получил с размаху второй резкий удар - в то самое ухо. Коля скривился от боли. Констебль, улыбаясь, размял пальцы.

- А знаешь, почему не все? - Спросил он. - Знаешь?

Он резким движением достал из кармана фотографию. Коля узнал проститутку Лору. - Это моя гелфренд, - сказал констебль. - Узнаешь?..

Ковальский спрятал фото.

- Это не важно. Главное, чтобы она тебя узнала. А я тебя узнал. Ага. Он кивнул. - Мы, ведь, тоже с ней фоторобот сделали. Трудно было не узнать. Завтра у тебя с ней встреча. Так, что твои неприятности, мой друг, продолжаются.

Он развернулся и наотмашь ударил Колю по лицу.

- Это тебе за Лору. - Сказал он. - Но это только аванс. Остальное ты сейчас получишь. Но не от меня уже.

Анджей Ковальский надавил кнопку.

- Тарас? - Спросил он. - Давай. Клиент готов. Ждет тебя с нетерпением.

Коля весь сжался. Он понял, что сейчас будет. Среди полицейских Торонто самая отвратительная репутация у поляков и украинцев. С поляком он уже пообщался. Теперь на очереди украинец.

Дверь раскрылась, и здоровенный детина с дубиноподобной физиономией появился на пороге. Он с интересом оглядел притихшего Колю. От того не ускользнуло содержание его взгляда: полисмен по имени Тарас рассматривал свою жертву с чисто профессиональным любопытством - так, как если бы перед ним лежала новенькая, ни кем еще не опробованная боксерская груша.

- Давай раскалывай гостя. Сделай его чуток разговорчивей. - Сказал Ковальский, вставая с места. - Все зубы я тебе выбивать не разрешаю. И половину тоже не разрешаю. А треть - твои. Ковальский достал пачку и точным щедчком выбил оттуда одну сигарету. Но только не убей его, смотри. А то ты можешь... - Ковальский по доброму улыбнулся.

Коля закрыл глаза и увидел Катино лицо. То самое лицо с фотографии, которую ему только что показывал полисмен. Катя наивно улыбалась - улыбалась так, как улыбается маленький ребенок, еще не знающий законов этого жестокого, грязного мира и потому готовый принять все вокруг него за чистую монету, ребенок, которому неведомы еще понятия лжи, обмана, неискренности.

"Я убью ее, - сказал Коля про себя. - Пусть я только выберусь из этой могилы. Пусть только выберусь. Я разыщу ее и убью. Разыщу, где бы только она не спряталась. Разыщу и убью".

Когда Колю доставили в камеру, он уже еле переставлял ноги. От боли раскалывалось все тело. Изо рта текла кровь. Треть зубов во рту, как и пообещал пунктуальный Ковальский, отсутствовала. Коля дополз до своих нар и залез на них.

Он хорошо знал, что жаловаться на полицейских - такое же пустое и бессмысленное занятие, как жаловаться на плохую погоду. Как следует отметелив Колю, они вызвали "Скорую помощь" и доложили, что допрашиваемый вел тут себя крайне неспокойно, без конца падал и колотился головой о твердый каменный пол. Врачи "скорой", приехавшие сюда не впервые, и привыкшие уже к тому, что клиенты полицейского отделения редко ведут себя по другому, бегло и без интереса осмотрели травмы, полученные разгоряченным самоистязателем, затем оказали ему первую, полагавшуюся по правилам, помощь. После чего уехали. А Колю отволокли в камеру. Где он и лежал теперь.

Из всего, что сказал Ковальский во время экзекуции, на Колю произвело впечатление одно. "Мне наплевать, - бросил тот мимоходом, - если и не ты убил этого Майкла. Убил другой, а сидеть будешь ты. Какая разница? У вас, уркаганов, всегда за душой какие-нибудь неизвестные нам грешата водятся. Может, и за тобой есть какой-нибудь неизвестный нам труп. Ведь, есть. А?.. Я таких как ты ловлю уже не один год. Отлично вас знаю. Ты за это дело отсидишь, но зато не отсидишь за то другое, которого мы не знаем. Поэтому не говори нам тут про темную несправедливость."

"А, ведь этот козел прав, - думал Коля. - Прав." Он вспомнил уже, наверное, порядком разложившийся труп его несчастного подельника Димы." "Да, прав легавый... "

Он лежал на нарах, стараясь не шевелиться, чтобы не причинять себе лишней боли. То ли измученность, то ли впрыснутый ему врачами "скорой" какой-то успокаивающий наркотик - а скорее всего это вместе подействовало, и Коля сам не заметил, как провалился в тревожную и бессознательную темноту.

У Кати началась новая жизнь. Ее роман с толстым канадцем по имени Джон шел полным ходом. Джон не встречался с ней каждый день - он был слишком для этого занят, но два раза в неделю, когда ощущал сексуальную потребность своего пухлого организма, он набирал номер Кати. И где бы ни была его гелфренд в этот момент, и чем бы она ни занималась, она обязана была все бросить и стремглав лететь к своему ненаглядному бойфренду.

- Итак. - Начинал тот. Джон был деловым человеком во всем, и потому любил сразу же составить небольшое расписание. Без расписания он ничего не делал. Вообще ничего. Раве что только хождение в туалет - единственное, что он делал вне каких бы то ни было расписаний. - Cейчас мы идем с тобой в кино. Потом в ресторан. Потом мы идем ко мне домой, и я буду тебя трахать.

Составленному расписанию он следовал всегда очень ревниво. Зато ни разу не поинтересовался, есть ли у Кати другие бойфренды, или же он у нее один. Что не один - Джон об этом догадывался. Катя раз сама, не выдержав, спросила у Джона, что он думает на этот счет. "Мне не интересно. - Ответил Джон. Это твоя личная жизнь."

Не интересно ему также было и другое. Он ни разу не спросил у Кати, нравится ли он ей. Как мужчина. Катю интересовал и этот момент. "А какая разница? - Честно ответил Джон. - Женщины редко спят с теми, кто им нравится." И добавил уже совсем обидное: "Каждая женщина в душе проститутка. Вопрос не в ее честности, вопрос в цене, которая ее устроит. Честными женщинами называют тех женщин, которые не пользуются спросом. И еще тех, которые слишком много запрашивают."

Катя спросила, и оказалось, что свои теории Джон строит на основе личного опыта. Он и не скрывал этого. Просто, Джон - простая и откровенная душа, не встречал еще женщин, которые своим поведением опровергли бы его теоритические построения.

- А как, все-таки, быть с теми женщинами, которые вообще не продаются? - Задала вопрос Катя, которой было обидно за свой пол.

- Не продаются? - Не понял Джон. - Это как?..

Он водил ее по дорогущим ресторанам и клубам - где прежде никогда не ступала ее нога. И Катя, глядя на все это канадское великолепие, думала: "Зачем человек живет? Разве не ясно зачем? Для богатства! Он живет для того, чтобы вкусно есть, мягко спать, красиво одеваться. И еще чтобы наслаждаться, наслаждаться и наслаждаться. Наслаждаться всеми возможными путями. Любовь, честь, совесть - в этих ничтожных словах смысла еще меньше, чем букв. Забудь о них, если ты действительно хочешь земного счастья. Счастье - оно вот здесь. Оно в наслаждении. Бери его, бери, пока дают. Бери, пока не передумали. И пользуйся, пока не отняли. Бери столько, сколько ты сможешь унести. Бери, ибо дают сегодня, сейчас, вот в эту минуту. Завтра не будет. Бери."

Прошло два дня. Коля уже слегка размял свои побитые кости, и все больше ходил - ходил взад-вперед по камере. Так запертый волк ходит туда и сюда по своей клетке.

Колина голова была сейчас занята только двумя вещами. Свобода и месть. Свобода и месть. Свобода и месть.

Коля хотел на свободу, и он хотел отомстить.

Однажды за Колей пришли. Двое констеблей появились в его камере рано утром и сказали, что он должен собираться. Коля не стал их ни о чем спрашивать, хотя голова его лихорадочно работала. Куда везут? В другую тюрьму?

Коля оказался в просторном полицейском автобусе. Вместе с ним перевозили также двух негров с уголовными мордами. Негры не выглядели особенно разговорчивыми и приветливыми. Они угрюмо разглядывали зарешеченные виды проносящиеся за окнами полицейского автобуса. Впереди сидели двое полисменов. Один из них - водитель, и Коля его видел впервые, а увидев второго - ураинского мордоворота по имени Тарас, Коля тихо и больно скрипнул оставшимися в живых зубами.

Они въехали в черту Торонто. Автобус проносился по запруженным улицам города, и Коля смотрел в окно. Он видел суетящихся, куда-то спешащих людей и думал о том, что, в сущности, весь этот замечательный мир демократического Запада - не что иное, как тюрьма и есть. Сытая, комфортабельная тюрьма. Тюрьма, в которой тебя хорошо кормят, и в которой тебя не бьют озранники. Но, все-таки, это тюрьма. Ты не свободен здесь с самого начала. И тот, кто не ворует, вынужден заниматься принудительно-добровольным общественно-полезным трудом. А кто не желает этим трудом заниматься - тот очень быстро оказывается за бортом нормального существования.