Андрей Колосов - Иван Тургенев

Во время подготовки первого собрания своих сочинений – «Повестей и рассказов», 1856 г. – Тургенев, быть может, вспомнив мнение Белинского, подверг текст повести значительной переработке, опираясь при этом на весь свой уже довольно богатый творческий опыт художника-реалиста (см. раздел «Варианты» в издании: Т, ПСС и П, Сочинения, т. V, с. 436–443). Изменения, внесенные им в текст издания 1856 г., могут быть сведены к нескольким группам.

1. Устранялись длинноты, отяжеляющие и замедляющие повествование. Так, была исключена длинная тирада в характеристике новых университетских друзей рассказчика, сокращен рассказ о покоряющем влиянии Колосова на товарищей.

2. Снимались слова и фразы, порожденные романтической манерой, противоречащие важнейшему для Тургенева требованию художественной простоты.

3. В начале сороковых годов Тургенев, как и друше молодые писатели из круга Белинского, следуя призывам своего учителя, усваивал традиции Гоголя и при этом нередко злоупотреблял элементами гоголевского стиля. В 1856 г. Тургенев устраняет излишества в использовании «низких» деталей при бытовых описаниях (вместо «на деревянной, страшно замаранной лестнице» остается: «на деревянной лестнице») и особенно тщательно снимает те места, в которых с чрезмерной навязчивостью звучала авторская ирония. В этой связи можно привести рассказ К. Н. Леонтьева о тех советах, которые весной 1851 г. давал ему, тогда начинающему писателю, Тургенев: «Не портите только вашего таланта каким-то юмористическим любезничаньем с читателем <…> Не острите, бросьте это; у вас может выработаться спокойное, светлое или грустное миросозерцание, но этого рода ложную юмористику вы оставьте» (Леонтьев К. Н. Собр. соч. СПб., <1914>. Т. 9, с. 81).

4. Особая группа исправлений связана была с определением натуры Колосова. В журнальном тексте рассказчик рекомендовал его как «гения», «гениальную личность», «гениального человека». В тексте издания 1856 г. эпитет «гениальный» всюду был заменен на: «необыкновенный». М. О. Габель в статье «Первая повесть И. С. Тургенева „Андрей Колосов“» справедливо указывает, что в тридцатых годах под «гениальной натурой» подразумевался обычно романтический герой, возвышающийся над толпой. Однако в конце этого десятилетия в кругу Белинского слово «гениальный» получает новое содержание, в частности оно «крепко срастается с образом Н. Станкевича»: «Понимание действительности, простота, непосредственность и искренность, отсутствие „идеальности“, романтической ходульности – основные, по словам Белинского, черты „гениальной“ личности Станкевича…» Автор статьи приходит к выводу, что «Андрей Колосов является „гениальным“ в том смысле, как понимает это слово Белинский <…> Может быть, это новое значение слов „гениальная личность“ раскрылось Тургеневу в беседах с Белинским» (Уч. зап. Харьков, гос. библиотечного ин-та. Харьков, 1961. Вып. 5, с. 140–143).

Привычное для участников небольшого кружка слово «гениальный» в своеобразном его значении не перешло в общелитературный язык и в середине пятидесятых годов оказалось забытым, вследствие чего его употребление в повести могло вызвать у читателей недоумение или создать превратное представление о ее герое. Этими соображениями, как можно думать, и была вызвана отмеченная правка текста.

Осенью 1874 г. Я. П. Полонский, работавший в это время над автобиографическим романом-хроникой «Дешевый город», решил ввести в него эпизод, в котором упоминается «Андрей Колосов». Когда он написал об этом Тургеневу, тот ответил ему 14(26) октября 1874 г.: «Мне очень лестно, что ты хочешь упомянуть об одном из моих первых произведений; но вот что я должен тебе заметить. „Андрей Колосов“ явился в „Отечественных записках“ в 1844-м году – и прошел, разумеется, совершенно бесследно. Молодой человек, который в то время обратил бы внимание на эту повесть, был бы в своем роде феномен. Таких вещей молодые люди не читают: они не могут (да и, говоря по справедливости, не заслуживают этого) обратить на себя их внимания. – А впрочем – как знаешь». В 1879 г. роман Полонского был напечатан в «Вестнике Европы» с посвящением Тургеневу. В одной из глав рассказывается, что герою романа Владимиру Елатомскому попадается старая книжка «Отечественных записок»: «Прочтя „Андрея Колосова“, Елатомский, под влиянием рассказа, на полчаса точно оцепенел. Что же я такое! – думал он. – Отделался ли я от фразы? В силах ли противиться мелкому самолюбию, „мелким хорошим чувствам“?.. Где же это простое, естественное, здоровое отношение к жизни! И неужели всё естественное в нас до такой степени редко, что Тургенев „необыкновенными людьми“ называет людей естественных?» (Полонский Я. П. Полн. собр. соч. СПб., 1886. Т. 7, с. 166).

Не только в сороковые – шестидесятые годы ранняя повесть Тургенева читалась с явным сочувствием в среде русской демократически настроенной молодежи – интерес к этой повести не ослабевал и значительно позднее. Большую ценность в этой связи представляют собой воспоминания Н. К. Крупской: «Когда Ильичу было 14–15 лет, он много и с увлечением читал Тургенева. Он мне рассказывал, что тогда ему очень нравился рассказ Тургенева „Андрей Колосов“, где ставился вопрос об искренности в любви. Мне тоже в эти годы очень нравился „Андрей Колосов“. Конечно, вопрос не так просто разрешается, как там описано, и не в одной искренности дело, нужна и забота о человеке и внимание к нему, но нам, подросткам, которым приходилось наблюдать в окружающем мещанском быту еще очень распространенные тогда браки по расчету, очень большую неискренность, – нравился „Андрей Колосов“» {17} . Некоторые дополнительные штрихи к этому эпизоду из биографии В. И. Ленина содержит рассказ Н. Валентинова, восходящий к устным воспоминаниям Крупской и вошедший в его изданные за рубежом мемуары: «Мы, рассказывала Крупская, иногда по целым часам занимались переводами <…> По настоянию Ильича особенно тщательно мы перевели некоторые страницы из рассказа „Колосов “. На эту вещь он обратил большое внимание еще в гимназии и крайне ценил ее. По его мнению, Тургеневу в нескольких строках удалось дать самую правильную формулировку, как надо понимать то, что напыщенно называют „святостью“ любви. Он много раз мне говорил, что его взгляд на этот вопрос целиком совпадает с тем, что Тургенев привел в „Колосове“. Это, – говорил он, – настоящий революционный, а не пошло-буржуазный взгляд на взаимоотношения мужчины и женщины» (Валентинов Н. Встречи с Лениным. Нью-Йорк, 1953, с. 93–95).

Появление Андрея Колосова в «Отечественных записках» 1844 г. не было отмечено критикой, если не считать глухого упоминания об этой повести в «Москвитянине» 1847 г., в подписанной инициалами «П. П.» (П. И. Пежемский?) статье «Русская словесность в 1846 году». Автор, критически рассматривая деятельность Тургенева как писателя, принадлежащего к натуральной школе, упрекает его в подражательности и в связи с этим замечает: «Помнится нам, что в одном из своих рассказов г. Тургенев пытался произвести что-то вроде Жорж Занд. И нельзя сказать, чтобы всё это было плохо, хоть из этого же видно, что у автора нет или не открылось еще изобретательности» (Москв, 1847. № 1. Критика, с. 153).