Омут - Росс Макдональд

Она стояла у незахлопнутой дверцы, в световом ореоле, отчего лицо ее стало совсем белым, а глаза угольно-черного цвета.

— Что он?..

— Мама все время настаивает, чтобы я с ним помирилась. Не знаю, хочет ли она, чтобы я вышла за него замуж, или что-то другое имеет в виду. Я не могу рассказать про это папе, иначе он убьет его... Я не знаю, что делать, не знаю!

— Прости, Кэти, ты не моя дочь. — Я хотел было дотронуться до ее плеча, но она отшатнулась. — Ну, а почему бы тебе просто не пойти к вашей кухарке, попросить горячего молока и не лечь в постель? Утром будет виднее.

— Утром... будет видно, — повторила она без всякого выражения, словно по жести стукнула. Прямая и напряженная. Руки прижаты к телу.

Я повернул назад к машине. Сел в кабину, включил газ. Белый луч света от фар описал полукруг, развернулся на выход из поместья, оставив Кэти в темноте за собой.

...Не проехал я и тысячи ярдов по дороге, как увидел высокого мужчину, который поднял кулак с большим пальцем вверх. Я собирался проехать мимо, но мельком скользнул взглядом по лицу "голосовавшего": да это Пэт Ривис! Шины взвизгнули от резкого торможения, он подбежал к машине.

— Большое спасибо, сэр. — От него сильно несло виски, но он не выглядел пьяным. — Ваши часы на щитке работают?

Я сверил светящиеся часы со своими наручными. И те и другие показывали восемь двадцать три.

— Похоже, что работают.

— Оказывается, сейчас позднее, чем я думал... Господи, как я ненавижу ходить пешком! Я столько находился, когда был в морской пехоте, что хватит до конца жизни. Моя машина в гараже, перед разбит.

— Где же вы ходили?

— Да в разных местах. Для начала я высадился в Гваделе с рейдерами Карлсона. Но в эти дела углубляться не будем... Вы знаете Слокумов?

— Кто же не знает Слокумов? — кинул я, чтобы подзадорить парня.

— Да, конечно. Все, что нужно для Слокумов, — это револьвер, — но сказал он это как бы шутя. — Вы пытаетесь что-то им продать?

— Страхование жизни. — Я устал притворяться, будто интересуюсь пьесой Марвелла.

— Вот это весело, — сказал он, засмеявшись.

— Люди умирают, — сказал я. — Что тут веселого?

— Ставлю десять против одного, что вы ничего не продали им. И никогда не продадите. В том числе — и страховки. Старая леди стоит больше мертвая, чем живая, а у остальных Слокумов нет даже пятицентовиков в кармане, чтоб звякнуть одной монеткой о другую.

— Полагаю, что это не так. Я слышал, у них хорошие перспективы.

— Будьте спокойны, старуха крепко сидит на своих миллионных, полных нефти участках, но она ничего не продаст и не сдаст в аренду. Слокум и его жена могут не дождаться, пока ее пристукнет. Но в тот же день, когда старая окочурится, они уже будут в бюро путешествий покупать себе билеты люкс, чтобы совершить круиз вокруг света. Страховка их жизни — это нефть под землей. Так что можете перестать тратить попусту время.

— Я ценю добрые советы... Мое имя Лью Арчер.

— Ривис, — сказал он в ответ. — Пэт Ривис.

— Вы, кажется, неплохо знаете Слокумов. — Еще как! Я был у них шофером последние шесть месяцев. Этот ублюдок недавно уволил меня.

— Почему?

— Черт его знает. Может, их просто тошнит от моей физиономии? А меня так уж точно тошнит от них всех.

— Почему это? У них дочка симпатичная. Как ее зовут?

— Кэти.

Ривис быстро, с недоверием, взглянул на меня. "Стоп! — сказал я себе.

— Поговорим о другой женщине".

— У жены Слокума свои достоинства, — начал я.

— Были когда-то, надо думать. Теперь-то она превратилась в сучку. Да и леди-хозяйка. Женщины скисают как молоко, когда около них нет мужчины, который... сказал бы им, куда бежать и что делать.

— Но там ведь есть Слокум?

— Я говорю — "мужчины", — фыркнул Ривис. — Черт, что-то я сегодня чересчур разговорчив...

Машина меж тем перевалила через гребень, обозначавший границу дороги из долины в долину. В стороне от дороги мигали островки света, — там ночные бригады бурили новые скважины. Ниже по склону, освещенные прожекторами, поблескивали выкрашенные алюминиевой краской цистерны с нефтью. Гигантские серебряные доллары! У подножий холмов начинались городские огни, рассеянные на окраине, сгущающиеся, переливающиеся разными цветами в деловой части города.

На главной улице господствовал тяжелый, неуклюжий транспорт. Полуразвалюхи без крыльев то и дело угрожали зацепить бока моей машины. Лихой автомобиль, переполненный парнями с фабрики по производству джина, дул без глушителей по неоновому руслу. "Бьюик" передо мной вдруг резко затормозил — это его хозяин решил поцеловать женщину, сидевшую рядом, а потом так и двинулся, не сразу оторвав свои губы от ее шеи. "Еда", "Напитки", "Пиво", "Ликер"... вывески еще оповещали: "Антонио", "Билл", "Хелен", "Сапоги и Седло". Группки мужчин собирались на тротуарах, болтали, смеялись, жестикулировали, потом рассыпались у дверей баров. Глаза Ривиса заблестели.

— Где-нибудь здесь, — нетерпеливо сказал он. — И тысяча благодарностей...

Я подъехал к первому свободному месту у тротуара и выключил зажигание. Ривис перед тем, как вылезти, посмотрел на меня:

— Вы остаетесь на ночь в городе?

— У меня номер в Куинто. Но сейчас я мог бы выпить.

— Вместе, друг. Пошли, я покажу вам лучшее место в городе. Но покрепче заприте машину.

Мы прошли назад, примерно с квартал, и завернули к "Антонио". Зал представлял собой просторную комнату с высоким потолком, с ресторанными кабинками вдоль одной стены и баром, длиной в пятьдесят футов, с другой. В дальнем углу зала суетился повар в облаке пара. Мы отыскали неподалеку от него два свободных табурета. Все тут выглядело прочно, так, словно пребывало в сегодняшнем виде испокон веков. И заплеванности не допускалось. Сигаретные окурки на полу свежие, отпугивающая поверхность бара красного цвета, отполированная и незахватанная, без пятен. Ривис положил на стойку руки, уверенно, будто она принадлежала ему. Рукава пестрой рубашки были закатаны, и его руки выглядели такими же твердыми, как дерево под ними.

— Симпатичное местечко, — сказал я и первым спросил:

— Что вы пьете?

— О, вы угощаете меня, как джентльмен. Но потом и я угощаю вас, как джентльмен. Идет?

Он весь повернулся ко мне и широко улыбнулся. Я впервые получил возможность изучить его лицо. Зубы белые, взгляд черных глаз открытый, мальчишеский, черты лица четкие. Да, у Ривиса было обаяние от природы, по счастливому ее выбору, но чего-то в лице недоставало. Определенности, что ли. Я мог разговаривать с ним всю ночь, но так и не понял бы, что же он за человек. Потому что он сам этого не знал.

Ривис долго удерживал свою улыбку, выставляя ее как на продажу.

Я воткнул себе в рот сигарету.

— Черт побери, вы же только что потеряли работу. Я заплачу за обоих.

— Работа всегда найдется, — сказал он. — Но заплатите, если вам угодно. Я предпочитаю виски "Ириш Бушмилла".

Я потянулся за спичками, но у меня под носом вспыхнул огонек и зажег мою сигарету. Это к нам бесшумно приблизился бармен, мужчина среднего роста, с гладким лысым черепом и худым аскетическим лицом.

— Добрый вечер, Пэт, — обратился он к Ривису без всякого выражения в голосе, пряча зажигалку в карман белой куртки. — Что джентльмены будут пить?

— "Бушмилла"... а мне виски с содовой.

Бармен согласно кивнул и двинулся прочь, ловко ставя ноги в обтягивающих брюках. Как балетный танцор, подумалось мне.

— Тони — выходец из рода холоднокровных, — начал Ривис. — Он возьмет у вас деньги за полгода вперед, а потом прикончит двумя чашками кофе, если подумает, что вам уже восемьдесят шесть.

— Прошу прощения, я такого не предположил бы.

— Ты правильный парень, Лью. — Он снова просиял своей первобытной улыбкой, хотя слишком быстро перешел на "ты". — Что ты скажешь, если мы махнем кое-куда отсюда и приятно проведем время? У меня есть аккуратная блондиночка, из заведения Хелен. Гретхен может найти тебе пару. Ночь еще молода.

— Моложе, чем я.

— В чем проблема? Ты женат или еще что-нибудь?

— Не сейчас. Рано утром я должен быть уже в дороге.

— А, пойдем, парень. Выпей пару рюмок и почувствуешь себя о'кей. Этот город простых нравов. Принесли наши напитки, Ривис быстро выпил свой бокал и двинулся к вертящейся двери с надписью: "Мужской". Бармен наблюдал, как я потягиваю виски с содовой.

— Виски ничего?

— Даже очень ничего. Вы не растратили свои навыки в Нопэл-Велли.

Он холодно улыбнулся. Так, наверное, может улыбнуться монах при воспоминании об экстазе.

— Нет, не растратил. Я начал в четырнадцать лет в самых крупных отелях Милана. К двадцати одному году переведен в "Итальянскую Линию". — У него был французский акцент, смягченный произношением урожденного итальянца.