Спекулянт - Самохин Генадьевич

   Через три дня пройдут первые размещения акций нового акционерного общества

  " Ариадна". Бумажно-прядильная фабрика на 115000 веретен, купленная за пятьсот тридцать семь тысяч рублей, должна была, по примерным расчетам, принести чистой прибыли не менее миллиона. Бумагомараки получили уже первый гонорар, и скоро последует завершающий аккорд...

   А Тихона нужно уволить: время обеденное, а он до сих пор не на службе...

   ***

   Еще никогда Тихону Мартынову не было так страшно. До сегодняшнего дня жизнь мерно катила по наезженной колее. Денежная служба в банке, модные салоны, ресторации и веселые девицы. Что нужно еще для счастья молодому человеку?

   Полгода назад Тихону захотелось острых ощущений. Случай не заставил себя долго ждать: давний студенческий приятель пригласил на собрание подпольной ячейки. С громким названием: "Молодые патриоты России". Леденящие рассказы о зверствах в застенках Особого жандармского корпуса , наставления опытных товарищей, как обнаружить слежку, перевозка запрещенной литературы - все это добавляло перчику к пресыщенности и будоражило кровь.

   И дернул же его, нечистый, именно сегодня, вызваться курьером. Нет, безопасная дорога на Сормовский была известна до мельчайших подробностей, и давно обкатана старшими товарищами, но... Именно в той самой подворотне, с проходным двором, где нужно было проверяться от возможной слежки, его ждали.

   И повезли его не в отделение, а на конспиративную квартиру. Это означало только одно: будут вербовать...

   - Имя, фамилия, сословие? - допрос вел высокий, с жесткими, злыми глазами, одетый в цивильное жандарм...

   - Когда начинал подрывную деятельность?..

  Второй - молодой, с черными, непослушными вихрами, зловеще поигрывал дубинкой, постукивая себя по ладони.

   - Сколько человек в вашей ячейке?..

   - Кому должен был передать листовки?..

   Через десять минут, плача и размазывая сопли рукавом, Тихон рассказал все. Все, что знал, и о чем только догадывался. И про ячейку, и про московских курьеров, и... про банковские аферы. Последние, как ни странно, заинтересовали жандарма больше всего. Подписывал какие-то бумаги. Затем его фотографировали. А в самом конце допроса случилось чудо: старший жандарм предупредил его, что в ближайшие дни он будет лишь под домашним арестом...

   ***

   Первый помощник председателя Санкт-Петербургского цензорного комитета, особый цензор по внутренним делам Милявский Антуан Григорьевич пребывал в полнейшей прострации. Сотрудники издательств, принесшие материалы на проверку, заглядывали в кабинет и тихонько удалялись, перешептываясь и недоуменно пожимая плечами.

   Причина столь странного поведения чиновника шестого ранга была доставлена курьером и лежала перед ним на столе. Шесть черно-белых фотографий прекрасного качества изображали нелицеприятные пассажи, упоминаемые в библейских текстах как содомия, а в уголовном кодексе Российской Империи - мужеложством. Вот он с Сержем, юным гимназистом, а вот с красавцем-тенором...

   Обидные слезы наворачивались на глаза, а обезумевший от отчаяния мозг рисовал гнусную картину: облупившаяся зеленая краска тюремной камеры и грубые, похотливые руки татуированных уголовников...

   Дверь кабинета необычно, резко, распахнулась, и только слепой не опознал бы в цивильного вида господине, немалого чина сотрудника Министерства внутренних дел. Особый цензор Милявский на зрение не жаловался.

   Полицейский молча уселся на краешек стола, собрал разбросанные фотографии, и, также молча, положил небольшой бумажный листок.

  "Арестный ордер" - мелькнуло в голове Антуана Григорьевича.

   - Это чек, - негромко произнес странный посетитель с седыми висками. - На пять тысяч рублей.

   - А это статьи, - на стол легла тоненькая пачка печатного текста. - Послезавтра они должны быть опубликованы в крупнейших газетах столицы...

   - Фотографии, пока, побудут у нас, - с явным упором на слове "пока", неприятный и страшный посетитель покинул кабинет...

   ***

   Утром, 14 апреля,1897 года, финансовый мир столицы Российской империи был взорван кричащими заголовками первополосиц: " Признания помощника управляющего"... " ТД " Черников и сын" обвиняет Первый Купеческий банк в коммерческом подкупе"..." Пойманный лазутчик дает показания следствию"... Невинные, грюндерские забавы, неожиданно приобретали явный уголовный оттенок.

   Подписка акционерного общества "Ариадна" была сорвана. Огромные очереди вкладчиков столпились перед закрытыми дверями отделений Первого Купеческого банка, по акциям которого фондовый отдел Петербургской биржи приостановил торги: не было заявок на покупку. Только ближе к вечеру появился анонимный покупатель...

   Через две недели, Санкт-Петербургский коммерческий суд, на основании Устава

  "О торговой несостоятельности " признал Первый Купеческий банк банкротом. Все имущество и активы были переданы в пользу торгового дома "Черников и сын" - крупнейшего кредитора и обладателя 30% пакета акций вышеупомянутого банка. Претензии других кредиторов были сняты: торговый дом принимал на себя все прежние обязательства Первого Купеческого.

   Обвинения купца первой гильдии Севостьянова в коммерческом подкупе были отозваны истцом. Истерия вкладчиков закончилась после нескольких газетных статей о торговом доме "Черников и сын". Рейдерский захват банка, с суммарным балансом в 250 миллионов рублей и рыночной стоимостью около шести миллионов, обошелся купцам Черниковым всего лишь в семь с половиной миллионов, которые, впрочем, практически сиполностью остались на балансе банка...

   Глава зарождающейся торговой империи ехал в мягком вагоне литерного поезда "Санкт-Петербург - Москва" в молчаливой компании шустовского конъяка семилетней выдержки. На небольшом столике отдельного, роскошного купе, лежала срочная телеграмма, которую невидящие глаза перечитывали уже в тысячный раз: " Я выхожу замуж"...

   Москва. 15 апреля. 2009 год.

   "Вчера, около полуночи, в подъезде собственного дома, неустановленными лицами был застрелен известный тележурналист Влад Листьев...".

   (из срочного выпуска информагентств)

   ***

   Москва. 18 апреля. 1897 год.

   Первопрестольная встречала дождем. Мелким, неприятным, норовящим забраться за воротник мехового плаща и скользнуть холодной змейкой по спине. Денис протискивался сквозь вокзальную толчею, огибая лужи и цепляясь за баулы многочисленных коробейников.

   На привокзальной площади выстроилась вереница извозчичьих пролеток, громогласными голосами своих седоков предлагающая самые короткие и дешевые маршруты. Хитрые, продувные физиономии и зазывной репертуар, мало отличались от будущего московских ездовых.. Все, как и сто лет тому вперед...

***

   Взмыленный, как и его лошадь, извозчик молодецким посвистом разогнал стайку босоногой мелюзги и лихо развернул коляску у роскошного, двухэтажного особняка Рябушинских на Малой Никитской.

   - Прибыли, барин. Доставлено со всем бережением!

   - Держи, братец - протянул ассигнацию Денис, несколько ошеломленный от бешеной скачки.- А что, за такую езду не наказывают?

   - Не без этого, ваша милость. Могут штраф наложить, а то и бляху ездовую отберут, супостаты...

   - Ну, все как у нас! - вслух восхитился молодой человек, покидая экипаж.

   Взбежав по парадному крыльцу, Денис нетерпеливо давил на кнопку звонка, пытаясь представить себе предстоящий разговор. Что он будет говорить, какие слова - не имелось ни малейшего представления. Мир, еще вчера казавшийся огромным, неожиданно съежился в маленькую точку, где, кроме него самого и любимой, ничего более не существовало. Все остальное - войны, империи, революции и рынки - попросту не имело значения. "Украду, на хрен, как пить дать, украду. Увезу - и плевать на всех...".

   - Могу я видеть молодую барышню? - спросил он у величественного, преисполненного собственной значимостью, дворецкого, открывшего двери.

   - Они почивать изволят. Не принимают-с, - с холодным высокомерием ответил тот.

   - Ты бы доложился голубчик, - добавил угрозы в голосе Денис. - Передай: господин Черников видеть желают...

   - Сию минуту-с, - неожиданно сменил тон лакей, церемонно склонив голову. - Извольте, ваше высокородие, обождать в диванной...

   Войдя в обширный, отделанный неаполитанским мрамором и хрустальными подсвечниками вестибюль, Денис почувствовал, что его начинает бить озноб. Присев на уютный диванчик, закрыл глаза: вместе с ознобом пришла и дремота. Сказывалась бессонная ночь.