Армада - Алексей Сквер

Рота должна отойти Денису, но он не был в отпуске уже год с лихуем.

Вывод прост и ненавязчив. Один сдаёт — другой принимает, и оба летят белыми птицами с максимально возможной скоростью в отпуска. То-то ротный был так рад моему приезду, у него сложилась вся схема.

А я… а мне служить — оборону крепить. С Батоном. И только-что назначенным на должность старшины Егором (пока — человеком Дениса). Потому что Виталик П. своё дослуживает к ноябрю. На дворе сентябрь, и я впервые задумываюсь о том, что есть ещё и личная жизнь, а жена далеко в Москве носит под сердцем моего сына. Ивана.

Приехали с учений, начали входить в ритм казарменной жизни. После месяца-полутора в полях холодная вода из крана — манна небесная. В казарме воду и свет отрубают куда реже, чем в городке, где этих радостей, кроме дома комбрига и зампотеха, практически не бывает. Вообще, в Борзе можно заниматься двумя вещами… служить и не служить.

Первое подразумевает окончание рабочего дня где-то в час ночи — когда последняя обезьяна закрывает глазки в надежде на утреннюю поллюцию, и начало — в шесть, с подъёмом. Ночуешь в казарме, и всегда готов вмешаться в происходящее.

А вот второе — это забивание на службу в достаточно скотских условиях неуставщины и полуразвала системы и выпадение в ещё более скотские условия пьянки в адски неприспособленной для этого бытовухе. Обычно молодые офицеры ломались месяца через три после начала службы, и уходили в запой…

Вся жизнь состоит из маленьких и больших выборов дальнейшего поведения.

Локтев, молодой летёха, неизвестно каким богом закинутый в забытую этим самым богом часть, держался два месяца.

Служба занимала всё время, домой, в лучшем случае в, 12, в худшем — вообще хуй дойдёшь, но подъём — это святое, в 6 в строю, и не ебёт. Так что наш летеха, будучи неженатым, был задействован с утра до глубокой ночи, лишь бы подольше не входить в жизнь городка.

Все знали всех и всё про всех. Занятий там было два, и оба сразу — пить и ебаться. Больше там делать было нехуя. Для старожилов — неебическая Санта-Барбара длинною в жизнь.

Выход из этой хуйни был один — служба. У тех, кто не хотел служить, выхода не было — они пили и еблись. А молодых девчонок там было крайне мало, в основном разведёнки, которым, кроме как здесь, и жить-то негде было. И вот среди самых прожженных тёток городка было нечто вроде спорта — отъёб молодого лейтенанта. Это случалось так. Попадает молодой, недавно приехавший лейтенант, в часть, и, рано или поздно, но неизбежно попадает на пьянку — такого видно сразу. Пьёт — орёт чего-то, усиленно старается напиться, чтоб забыть, где находится. Вот такого, упитого в хлам, и уносит тётка к себе. А на утро… н-дааа… надо видеть их рожи на утро…

Отчего рано или поздно человек берётся за стакан? Заебался — вот и берётся. Потому что в один прекрасный момент бензин кончается, и вместо того, чтобы нестись куда-то, сломя голову, Локтев просто забил на вечерние мероприятия и упал на стакан. Это было настолько спонтанно, что после вопрос:

— С хуя ты вдруг нарезался? — ставил его в пиздец какой тупик.

Наутро он, естественно, не явился.

Комбат орал, как подорванный.

— Упустили, блядь… проебали толкового офицера… загнали мальчишку… — как будто все только и делали, что морили Локтева.

Рано или поздно срывались все, так что все молча слушали патетику майора Добрянского. Должность у него такая — орательная.

Славный путь лейтенанта уже не был секретом, нахуярившись в общаге с артиллеристами, он был унесён (вроде как ещё на своих ногах) прямо на пьянку к общеизвестной бывшей поварихе Шининой… ну, и оттуда уже не ясно, куда, да и непонятно, вышел ли оттуда.

Шина (Шинина) была сорокалетней бабищей, скорее уж здоровой, чем толстой. Плечи переходили ровной прямой в жопу, ибо талии у этой колбасы просто не было. Кучеряшки по плечи, круглое лицо с белёсыми ресницами и наметившийся двойной подбородок… в общем, тот ещё крокодил. Локтев наш был пацаном крепким — за метр восемьдесят, вольник. Два месяца без ебли в 21 — это проблема, дрочкой не решаемая.

К обеду выяснилось, что он у Шины, а это был пиздец. Раньше, чем через два дня, оттуда никто не выходил, побывавшие — теряли чувство юмора на пару дней.

Пришёл наш Локтев чётко по расписанию.

Построение.

Лейтенант выбрит, отглажен и начищен…только вот губы распухшие, рожа красная, и в глаза не смотрит. Комбат для вида буркнул чего-то и предупредил всех от подъёбов (за глаза, конечно). Летёху опять впрягли в тяготы и лишения — он был только рад. Ночевал в казарме, потеряв интерес к городку. В общем-то, дельным и толковым оказался, но не суть…

Однажды, напившись, рассказал такую штуку…

— Поила эта блядь меня в полумёртвое состояние, ну, и еблись, конечно… ну, понятное дело, что порывался уйти, да какое там… эээх, надо было сразу съёбывать, как проснулся… ну, да там всё, блядь, просчитано… опохмел — форма уже в стирке — горячее на пожрать — выпить — попездеть — выпить… ну и… пиздец, конечно, крокодил… — морщится от воспоминаний и передёргивает плечами брезгливо, опять-таки краснеет.

— А как же ты съёб-то?

— Да хули… снится, что иду я по степи… и хуяк, по грудь проваливаюсь в землю… и дышать, сука, не могу… короче, пиздец мне… кошмар, типа… просыпаюсь, блядь, а надо мной… я на спине спал, так вот, надо мной вооооот такая (Локтев ручищами описывает круги перед собой) жопа… Жооопища. Здоровенная. И кроме этой жопы ничего в мире не видать ваще. Короче, открыл глаза, и кроме жопищи этой нихуя не вижу, бля… она мне, сука, на грудь села и сосёт… и так, бля, охуенно хую моему, но дышать-то, сука, нечем…

— Ну, и что ты выбрал… гыгы?

— А ты как думаешь?… эээ… гы… вот ты нырял когда-нибудь? Хотяааа… какая хуй разница… главное, что потом-то всё равно всё-таки съебался… гыгы.

Вадим же со мной сделал ход конём. Меня выделили в рабкоманду в Безречную с годками. С бойцами, отслужившими чуть менее года, точнее. Чтобы я заточил их под себя за месяц, и потом опирался именно на них, командуя ротой в гордом одиночестве. Это сейчас я понимаю, что Вадим сделал всё для того, чтобы меня не сожрала рота и бытовуха. А тогда я дико обозлился за такую ссылку. Но делать было нехуй. Мне выделили 15 рыл со шмотьём, и я с ними отбыл в Безречную. Два часа на «бичевозе» — это плацкарт, два вагона, на полке продаётся три места… причем на верхней полке — тоже. Залупаться на висящие сверху ноги бесполезно. Нужно их просто не нюхать.

Или на машине по трассе часа 2–3… смотря, что поймаешь. Такая же глухомань, как и Борзя. С той же беспросветностью и пятью магазинами. С теми же условиями службы. Да ДОСов штуки четыре, не-то пять.

Меня встречает прокурор гарнизона, импозантный пузатый дядька с густой бородой и чёрными углями глаз из-под кустистых бровей, к которому я и поступаю в подчинение. Говорить с ним сложно, ибо он — местный небожитель, а мимики за бородой не видно. Его пузатость предполагает добродушие… но на самом деле он — упырь ещё тот. Его инструктаж краток.

— Вас разместят у артиллеристов, подчиняешься напрямую мне… всех умных и особо военных шлёшь в хуй, не задумываясь, у тебя своя задача… ну, кроме комдива, конечно… остальных — всех… понял?? Повтори!

— Всех слать на хуй, кроме Вас и комдива… подчиняюсь только Вам.

— А не обоссышся??? Тут замполит дивизии ебанутый… стопудово рыло сунет… мы с ним «дружим»… гм… и орать он пиздец, как любит… ну да обоссышься — твои проблемы… узнаю, что тут чё-то творится без моего ведома, или солдатами на работы в другие места торгуешь — посажу. Понятно?

— Так точно.

— Откуда сам?

— Москва.

— Залётчик, значит… да без лапы… или от папы большого съебался, романтики хлебнуть… хлебнёшь, как пить дать… такие д… — короткий взгляд на меня, — тоже попадались, — сам с собой вслух рассуждает прокурор. — Да похуй… до царя далеко. Значит, слушай сюда, лейтенант, будете работать на здании будущего суда…я пришлю прораба, он тебе всё объяснит… с тебя — работа твоих слонов и отсутствие проблем, и во вне рабочее время, кстати, тоже. Усёк?? Ну и это… если чо надо… я помогу… но!! — бородач поднимает палец вверх, — только если увижу, что твои бойцы вкалывают, а ты держишь ситуацию под контролем. Щас идите вот с этим старлеем… он вас разместит… Гвоздилин… отведёшь их. Ну и, там, проследи, чтоб на довольствие встали, и прочая хуйня.

Приходим к трёхэтажной казарме, ничем от нашей родной не отличающейся. Мне выделен аж целый 2-ой этаж. На первом живут артиллеристы и находится дежурка, на третьем — воспоминания о былой славе и мощи СССР — никто.

У нас день на обустройство.

Назначаю наряд из трёх человек и вручаю им устав Внутренней службы. Учить будем обязанности дневального по роте. Для начала. Вадим, напутствуя, так и сказал: «Подомнёшь этих по внутренней службе, и по приезде сломаешь остальных… а эти жути ещё про тебя нагонят… только постарайся без травм… они тебе в командировке нахуй не нужны, и прикрыть тебя там будет некому… гыгы… только закрыть кому будет».