Крестовский треугольник - Шацкая Серафима

После уроков Саня и Борька, как всегда, шли домой вместе. Очередная оттепель превратила недавние белые сугробы в огромные лужи, покрывающие тоненькие корочки грязного льда, обнажила истлевшую траву, разбросав по дорогам почерневшие обрывки опавших листьев. Промозглый зимний воздух пробирал до костей, заползая склизкой змейкой под куртку. Дымчато-серое небо, казалось, касается макушек почерневших от сырости деревьев. Полумрак растекался по улицам, укутывая дома едва заметной влажной дымкой. Весь путь от школы до самого дома, Саня думал, как начать разговор с другом на волнующую тему.

– Ты не торопишься? – спросил он Борьку.

– Не сильно.

– Давай прогуляемся по скверу. Разговор есть.

Сердце Борьки ёкнуло от предчувствия неладного. Свернув с тротуара на небольшую аллею, Санька заговорил:

– Борька, скажи, что происходит? Я чувствую что-то не так. Герка с Ванькой перестали со мной разговаривать, когда подхожу к ним, шарахаются, как от чумного. И эта Юлька! Не влюбилась ли часом? Сидит и смотрит на меня своими коровьими глазами, вот-вот заплачет.

– Ну-у-у, не знаю! – Борька растерянно пожал плечами. – Может, и происходит, конечно…

– Борька?! А ну, в глаза посмотри! Ты же знаешь… Вижу, знаешь.

Бледное мальчишеское лицо залила краска.

– Колись, давай, если ты мне друг!

Борис глубоко вздохнул. Не сказать Сане о причине резкой перемены казалось предательством.

– В общем, Юлькина мать с родаков подписи собирает. Недавно к нам домой приходила.

– Какие подписи?

– На лишение твоего отца родительских прав, – выдохнул Борька. – Только ты это! Я тебе ничего не говорил, а то меня мать убьёт! Знаешь, как они с Юлькиной мамкой ругались? Думал, подерутся. После маман мне полвечера внушение делала…

Он виновато посмотрел на товарища.

– Как это? Зачем?

– Чтобы ты с ним не жил. С ним и дядей Андреем. Вот.

– Бред! Почему я не должен с ними жить? – тут Борька поджал губы и замолчал.

– Чего молчишь?! – зло ткнул его Саня. – Выкладывай всё, что знаешь!

– Не могу я. За это мне точно влетит!

– А ну, говори! – Санькин кулак угрожающе навис над головой Борьки, глаза его яростно сверкали, давая понять, что он шутить не собирается. – Если не скажешь, то прилетит прямо сейчас!

– Саня, Саня, – Борька покачал головой. – Ведь если скажу, то всё равно подерёмся!

– Говори же! – прорычал тот. – Ну?!

– Вилки гну! Всё по той же причине, что и тогда у вас в квартире…

– Что? – голос зазвучал тихо.

– А то! Юлькина мать всем растрепала, что твой папаша… голубой. И Нина с ней заодно. Наверное, уже вся школа знает.

– Классная наша?

– Да, классная! А ты другую Нину знаешь? – Борька начинал злиться на себя, за то, что Санька вытащил из него всю эту дрянь.

Саня молчал. Его лицо вдруг помрачнело, осунулось, стало не по-детски серьёзным. Взгляд потух. Плечи опустились, придавая фигуре несвойственную молодому возрасту сутулость. Кисти рук безвольно повисли. Подросток плюхнулся на скамейку. Борька топтался рядом.

– Сань, ну чего ты, а?

Санька тяжело дышал – горло сдавило.

– Врут они все, – едва слышно прошелестели губы. – Он не такой…

– Пойдём уже. Холодно.

Домой идти не хотелось. Как смотреть в глаза отцу после всего, что рассказал Борька? А Андрей? Саньку раздирали противоречия. Вдруг всё-таки правда? И кто виноват в этом? Кто? Для мальчика ответ был очевиден. Это всё он, Андрей! Но нет, не может этого быть. Выдумывают. Наговаривают. То ли от зависти, то ли от злобы. С чего они вообще взяли? Как стыдно-то! Хоть носа в школу не показывай. И что теперь с вытянутой из Борьки правды делать? Обратно в него слов не засунешь! И поделиться, поплакаться некому! Папке не расскажешь, опять расстроится, как в прошлый раз.

Санька до скрежета сжал зубы. Губы затряслись: «Не вздумай разреветься как девчонка! Ты мужик и должен сам справиться с этой идиотской ситуацией!»

– Пошли! – Санька вскочил.

– Братан, ты в порядке?!

– Да, в полном! – горячая волна отчаянья захлестнула.

Такие резкие перемены пугали Борьку. Десять секунд назад он мог поклясться, что Санька вот-вот разрыдается, но сейчас его было не узнать.

***

Дома Саня старался избегать отца. Ему было стыдно. Стыдно за чужие слова, мысли и поступки. На все вопросы отвечал односложно, потупив взгляд.

В этот вечер мальчик раньше обычного отправился спать. Но никак не мог уснуть. Всё вертелся в кровати: то переворачивался с боку на бок, то ложился на живот, подтягивая правую ногу, то на спину. Сон не шёл. Всякие мысли лезли в голову, сверлили изнутри, царапали, скребли. Его бросало в жар. Горло пересыхало. Хотелось пить. Он вставал и шёл через тёмную гостиную в кухню, неслышно ступая по холодному полу босыми ногами. Возвращался обратно. И всё думал, думал и думал. Почему малознакомые люди лезут в их жизнь? Чего они хотят? Почему возводят напраслину?

Мальчик подошёл к окну и в задумчивости уставился на улицу. Непроглядная питерская ночь, освещаемая цепочкой ярко-оранжевых фонарей, тянущихся вдоль дороги, да разноликие окна высоток, светящимися квадратами застывшие на стенах домов. И за каждым из них своя жизнь, своя судьба, своя история. Счастливая или не очень. Порой жуткая и трагичная. Где-то там, в их глубине, спрятаны свои секреты, бережно хранимые от посторонних глаз. Где-то любовь и понимание, где-то бушуют страсти, а, может, тихо, едва дыша, окутанная воспоминаниями, со стопкой пожелтевших фотографий, старость ждёт своего конца.

***

Утром Саня вошёл в класс. Девочки на задней парте что-то тихо обсуждали, косо поглядывая в его сторону. Захихикали. От этого Саньку прошиб холодный пот. Наверное, над ним смеются. Он зло сощурился и прошагал к своему месту. Достав из рюкзака увесистый учебник, с силой швырнул на стол.

Начавшийся урок тянулся целую вечность. Мальчик смотрел на Нину Ивановну, пытаясь уловить смысл её слов, но никак не мог сосредоточиться, прислушиваясь к шёпоту одноклассников, изредка бросая короткие взгляды то на одного, то на другого. Казавшееся раньше родным помещение давило, душило липкой атмосферой тайного сговора. Саньке словно не хватало здесь воздуха. Хотелось поскорее вырваться, подышать зимней прохладой улиц. Напряжение в теле нарастало.

Звонок на перемену отозвался в груди мощными ударами сердца. Наконец-то свобода! Есть время, чтобы перевести дух, хоть немного прийти в себя.