Поражение Федры - Лора Шепперсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов я согласилась с его доводами, но сердце было не на месте. На мое согласие сильно повлияло то, что я хотела познакомиться с принцессой. Страдая от жалости к себе, я почти не испытывала этого чувства к ней, но в глубине души понимала: ее участь ничуть не лучше моей. Через два дня нас обеих лишат домов, положения и привычного уклада жизни.
Для кого-то из царств поменьше это может показаться странным, но я никогда не видела принцессу. Я имею в виду, вблизи, а не издали, во время шествий. С нашей интенсивной программой тренировок мы были предоставлены самим себе. То же самое можно сказать и о царской семье. И будьте уверены, никто из членов царской семьи не желал быть увиденным рядом с быками. Принцесса представлялась мне несравненной красавицей, раз афинский принц захотел забрать ее в свой дворец, поэтому, когда мы познакомились – вернее, когда меня ей представили, – я удивилась ее обычной наружности. Глаза у нее красивые, это бесспорно, но волосы какого-то тусклого, светло-каштанового оттенка и по-детски пухленькое лицо. Я хотя бы не пухлая. Прыгая по несколько раз на дню через быка, жирка не нарастишь.
– Ваше высочество, – склонила я голову.
– Ты прыгаешь через быков? – спросила она.
Потом я задавалась вопросом: должна ли была обидеться на то, что быки интересовали принцессу больше моего имени? Но в ту минуту я думала лишь о том, что ей небезразлично дело, которое я люблю всей душой.
– Да, – ответила я, – я занимаюсь этим с самого детства, ваше высочество.
– И что чувствуешь при этом?
Принцесса слегка подалась вперед. Она задала вопрос не из вежливости или ради пустой болтовни. Она искренне желала знать ответ. Мне стало грустно, потому как что я могла ей сказать? Ветру не описать, каково это – дуть; солнцу не описать, каково это – греть. Прыжки через быков – все, что у меня есть, и большего мне не нужно. Только во время них сердце бьется в правильном ритме и тело действует в полную силу.
– Свободу, – с трудом удалось выдавить мне.
За спиной кто-то хихикнул, и я зарделась. Но принцесса кивнула.
– Так я и предполагала, – сказала она.
* * *
Несколько часов спустя покои принцессы посетил царь Минос. Мы спешно повскакивали на ноги и бухнулись на колени. Никогда еще я не видела царя в такой близости. Сходство между отцом и дочерью поражало: те же ярко-синие глаза и те же светлые волосы, только у Миноса – посеребренные сединой. Однако дело было не только во внешности. Царь и принцесса одинаково держали себя, от них исходила похожая аура уверенности. Они знали, что всегда будут первыми, в какой бы ситуации ни оказались, что будут правы в любом споре и что любое их решение будет оправдано. Я не видела в Федре ничего царственного, так как ее не интересовали ни одежда, ни свадьбы, но сейчас, глядя на нее, поняла: я просто не осознавала, что значит быть царственной.
В одной руке царь Минос держал небольшой лабрис – символ Крита, оставляющий меня равнодушной.
– Отец, – произнесла Федра и вдруг совсем по-детски добавила: – Папа.
Ее нижняя губка дрожала.
– Пожалуйста, отпусти свою свиту, Федра. Нам нужно поговорить, – сказал Минос твердым тоном, в котором слышалось скрытое предостережение: «Мы царская семья. Мы не плачем прилюдно».
Ждать повеления расходиться мы не стали. Служанки друг за другом покинули комнату, и я последовала за ними. Уже у двери услышала обращенные ко мне слова царя:
– Ты наша новая прыгунья?
Я развернулась и склонила голову.
– Да, ваше величество. Меня зовут Гелия. – Не знаю, зачем представилась. Удивительно, что царь вообще меня узнал.
– Гелия. Весьма символично, что именно ты будешь выступать на свадьбе Федры. Ее дед по материнской линии – бог Гелиос.
– Да, мой государь, – снова склонила я голову.
– Будем надеяться, что ты выступишь хорошо. Это послужит добрым предзнаменованием для свадьбы Федры и ее жизни в Афинах.
Царь повернулся к дочери. Помедлив секунду, я поняла, что могу уйти, и на цыпочках покинула комнату.
* * *
Следующим утром я встала засветло. Хотела взглянуть на быка до выступления. Прыгуны – люди суеверные. По нашему общему убеждению, если не поговорить с быком и не попросить его поработать с тобой сообща, а не против тебя, то он обидится и сильно усложнит твою задачу на арене. Однако не вышло: царская церемония и для меня – человека, почти непричастного к ней, – стала грандиозным событием, отнявшим много времени. Даже принцессу оторвали от ее рисования. В последний раз я видела, как над ней, облаченной в новый хитон, суетилось не меньше шести служанок, которые завивали ей волосы горячими углями.
К счастью, мне столько внимания не уделяли. Только дали не очень удобную новую тунику. Она не тянулась и не висела свободно, как моя старая, поношенная. Если бы подготовка к неожиданной церемонии не проходила в такой спешке, то эта одежда не протянула бы и двух недель: я бы ее просто порвала. Но столько времени у нас нет, как нет его и на надлежащую перед выступлением разминку: Минос приказал всем явиться в храм на церемонию. Всем без исключения.
Мне было не до церемонии, если честно. Она проходила на морском берегу, рядом с кораблем Тесея, словно он уже собрался в путь и был готов отчалить в любую секунду, а мы его тут задерживали. Даже ритуалы проводились в какой-то спешке. Жрец принес в жертву козленка, на песке развели костер, и Тесей с принцессой, вместо того чтобы омыться в козьем молоке, быстро намочили руки и ноги в море. Чувствовались всеобщее напряжение и накал. Наконец настало время моего выступления.
– Прилив, – туманно произнес Тесей, махнув рукой в сторону своего корабля.
Минос и бровью не повел.
– Федра – критская принцесса. Она оставит Крит в соответствии с критским обычаем.
Я избавилась от вуали и дорогой верхней одежды. Волосы растрепались и запутались на ветру, и я убрала их с лица, стянув сзади тонким кожаным шнурком. На арену я вышла насколько возможно спокойно и внимательно оглядела ждущего меня там быка. Хороший выбор, Проктус. Он подобрал для выступления молоденького бычка, всегда удивительно покорного. С ним тренировалась молодежь.
Я посмотрела на толпу. Даже Тесей теперь пристально наблюдал за мной, заинтересованный происходящим. От его глаз темно-серого оттенка пробирала дрожь: казалось, за ними – сплошная пустота. Я заставила себя вспомнить тренировки. Людей вокруг меня будто не существует. Нет ничего и никого, кроме меня и быка.
Я глубоко вздохнула, поплевала на руки и сорвалась с места. Новая туника шуршала и натягивалась, лишенная привычной мне мягкости и эластичности. Порыв ветра сорвал с волос стягивавшую их полоску, и они рассыпались копной соленых кудрей. Неважно. Ничто не стоит внимания, кроме меня и быка. Быка, стоящего рядом и ждущего меня. Его темно-серые глаза были бездушны, голова гордо вскинута. Он словно вопрошал: «Кто ты? Нас не представили. Как ты посмела перейти границы приличия?»
Закусив губу, я прыгнула вперед. Неудачно. Я чувствовала траекторию взятой дуги, мгновение невесомости и вновь притяжение к земле, видела рога быка и понимала, что просчиталась. Хотелось крикнуть, позвать маму, которую я не видела с пяти лет и, казалось, уже и не вспоминала, но этим я выдала бы свой страх, но, каким бы сильным он ни был, с десятилетними тренировками ему не сравниться. Так что я закрыла глаза и воззвала к Зевсу. Приземление окажется немягким, но, возможно, мне будет
