Нежданно-негаданно... - Игорь Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пап, а как думаешь, когда мы на Луне будем? — ни с того, ни с сего вдруг спросила Машка.
— Думаю, скоро, — усмехнулся батя. — Глядишь, через пару-тройку лет уж будем репортажи с Луны смотреть…
«Эх, как бы хотелось на это надеяться… Как бы хотелось!» — подумал Михаил. А ведь сейчас в СССР ни у кого и в мыслях-то нет, что СССР может не быть первым на Луне! Нынешние люди — поколение победителей, кто свято уверен в правоте коммунистической идеи — ведь, как им кажется, они самой своей судьбой доказали ее правоту. В иной истории даже хрущевский идиотизм по «борьбе с культом личности» хоть и серьезно покачнул доверие к советской идее, но все же не смог окончательно сломить его… Для того, чтобы полностью разрушить его, понадобились еще два с половиной десятилетия «застоя» и медленной деградации системы. Так неужели здесь СССР может оказаться в отстающих? Именно так, помня предыдущие успехи, сейчас рассуждают все в СССР! И то, что в иной истории американцы их опередили, вызвало тогда откровенное недоуменье буквально у всех… Как так? Почему? Эх, хоть бы в этом мире все было иначе!
Закончив смотреть новости, Михаил вдруг решил взять почитать какую-нибудь книжку — и вот тут-то его ждала новая неожиданность… В своем настоящим детством он не был особым уж любителем фантастики, но Беляев, Жуль Верн, ранние Стругацкие и даже Ефремов (который хоть и считался «классикой» советской фантастики, но для него лично так и остался весьма непонятным писателем со странными взглядами на жизнь, до конца «осилить» которого так и не удалось) у него были. Еще несколько книг фантастики он брал почитать у друзей (в голове всплывали фамилии Мартынов, хотя о чем он писал — вспомнить уже не удавалось, и Лем, у которого он читал что-то про Венеру). Были, вроде, и еще кто-то, но сейчас не удавалось вспомнить даже фамилий… Но вот книжки «Трудно быть революционером» за авторством Стругацких явно не существовало никогда не только у него лично, но и вообще в природе! Была «Трудно быть богом», которую он посчитал откровенной фигней и обратился на счет вызвавших откровенное удивление и непонимание вещей к бате. А тот, прочитав книжку, и вовсе назвал ее «редкостной мерзостью» и отправил на растопку печки. И долгое время Михаил был с этим полностью согласен, пока уже в 90-х вдруг не понял, что это было всего лишь «предупреждение», где за внешним обликом утопии демонстрировались убеждения советской «творческой интеллигенции» и последствия, к которым привело бы окончательное торжество их идей. Увы, но почти никто в СССР так и не осознал этого, искренне считая, что в романе автор изобразил свое видение «светлого будущего»…
Тогда именно после «Трудно быть богом» Михаил практически утратил интерес к фантастике, но в этом, судя по содержимому полок, все было иначе. «Что ж… Почитаем, что же Стругацкие написали в этом мире», — мысленно усмехнулся он, открывая книгу. К сожалению, времени на подробное ее изучение не было, но и быстрого просмотра хватило для того, чтобы понять, что и впрямь «тут вам не там». Если в его версии истории Румата был обычным гнилым интеллигентиком, смотрящим на окружающих (кроме узкого круга «классово близких» интеллигенции) как на дерьмо, недочеловеков, всячески кичившимся своими возможностями и при этом жутко боящимся «замарать ручки», то здесь перед ним предстал совершенно другой человек… Не соплежуй-«наблюдатель» — подпольщик, революционер, борец за светлое будущее арканарцев. Один из организаторов революционного движения в стране, перед кем Земля поставила задачу поиска единомышленников и создания революционной партии, проведению работы по разъяснению населению истинного положения дел, всемерной дискредитации монархии и феодализма как политической системы и ликвидации наиболее одиозных и толковых, способных создать серьезные проблемы революционному движению, представителей знати и госаппарата. И именно этим Румата и возглавляемая им секция революционного движения и занимались на протяжении сюжета… Да, были и некоторые накладки и даже откровенные ошибки. Кого-то приходилось срочно выводить из дела и эвакуировать в безопасное место или даже освобождать из городской тюрьмы. Были и случаи гибели товарищей, когда что-либо предпринять было уже невозможно… Как ни крути, но местные хоть и отсталые в плане общественных отношений, но думать мозгами тоже порой умеют неплохо. Самым интересным стало, правда, то, что в этом варианте книги в конце концов, в результате предательства одного из сподвижников, погибает, спасая из ловушки ставшую одним из лидеров революционного движения свою «гражданскую» (поскольку официально оформить брак им не позволяла конспирация) жену Киру, и сам Румата… Местью за его смерть стали поимка и казнь предателя и разгром жандармского управления…
В общем, было всякое, что только может быть в такой ситуации — всего всегда не предусмотришь и не предотвратишь. Но они продолжали вести планомерную работу — и результатом десятилетий их работы стала случившаяся на Арканаре социалистическая революция и установление Советской власти в стране. Совсем иной результат, чем у Стругацких его мира! И к людям тут отношение совсем другое у землян — никто не смотрит на них как на какой-то биомусор лишь потому, что они не соответствуют нравственным нормам коммунистического общества XXII века, прекрасно понимая, что они такие, какими их вырастило существующее общество и прекрасно помня, что когда-то творилось до революции в той же царской России…
Да, пожалуй в таком коммунистическом обществе Михаил бы и сам не отказался жить. Это тебе не беззубые чистоплюйчики Стругацких из его мира, только и думающие о том, какие они все из себя культурные и цивилизованные… Эх, как будет время — надо будет прочитать целиком книжку! Да и остальных Стругацких прочитать, сравнить с тем, что было в его мире! Но это будет уже потом, как-нибудь в выходные. А теперь спать пора, в школу завтра!
Глава 3
Просыпаться в шесть часов в детстве для Михаила всегда было проблемой, без будильника о том можно было и не мечтать — и лишь после утренней гимнастики он окончательно «просыпался». Однако за прошедшие годы все сильно изменилось… Он уже давно привык вставать даже не в шесть, а без двадцати шесть — поскольку надо было и
