Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки - Гавриил Левинзон

Я купил хлеба и по дороге домой провел еще один эксперимент, с разбегу перевернул ногой ящик с мусором. Опять результат эксперимента обнаружился сразу же. Один несимпатичный пенсионер, мой давний недоброжелатель, закричал с балкона:

- Ребята! А проучите-ка его!

Двое прохожих бросились мне наперерез с противоположной стороны улицы.

- За рубашку его хватай! Рви ему рубашку! - советовал тот из них, который совсем не умел бегать.

Другой потянулся рукой к моей рубашке, но я увернулся. Когда я добежал до угла, они трусили по улице, только чтобы пенсионер мог видеть их старания. Я послал им воздушный поцелуй. "Что за странные люди! подумал я. Сразу рвать рубашку - уродцы!" Я расстроился из-за того, что на свете такие вот живут, - больше мне не хотелось ставить экспериментов. Да и понятно было уже: сколько их ни ставь, а физического спада не обнаружить, - вон как улепетывал! Пожалуй, я в полосе неудач. Интересно, в середине или пока еще в начале? Спать я лег встревоженный, хотя все еще и увлеченный наукой.

О том, как, преодолев опасения, я с головой ушел в дела, в

результате чего меня посетило вдохновение

Я открыл глаза и увидел, что солнечный свет лежит на полу полосами, это мне не понравилось. Я вышел на балкон и стал изучать приметы дня. Тучи на небе были странными: хотя и не совсем они были похожи на полосы, скорей, на грядки в огороде, но все же какая-то полосатость в них была. Кроме того, уж очень на многих мужчинах на улице были рубашки в полоску. Но больше всего меня поразил редкий по масти, похожий на тигра полосатый кот; он крался по улице у самой стены дома, но вдруг остановился и стал смотреть на наш балкон, на меня - странный кот!

Однако во всем остальном день был приветлив и обещал много интересного. За завтраком я подумал, что мои наблюдения ненаучны, потому что какая же может быть научная связь между полосатой рубашкой и полосой неудач? Я понял, что от всего пережитого вчера стал чересчур мнительным. На улице я взглянул на мир веселыми глазами и увидел, как много женщин в это утро надели цветистые платья. Пожалуй, циклическая теория больше подходила для объяснения вчерашних неприятностей. Я решил, что могу смело заняться своими делами, которые отложил. А пока этими делами заняться было нельзя, я смело брался за другие, которые по ходу жизни возникали.

Я встретил пятиклассника, у которого водятся венгерские жвачки. Я предложил ему одну итальянскую жвачку за две венгерских: может, Мишенька за них отдаст марку? Пятиклассник оказался человеком нерешительным: он долго рассматривал итальянскую жвачку, у него жила на лбу вздулась, наконец вернул мне жвачку и сказал:

- Ты не уходи, надо подумать.

Я шел с ним рядом. Только, по-моему, не столько он обдумывал, сколько изучал мое лицо. Он спросил, почему у меня глаза бегают; после этого у него самого глаза забегали.

- Какой-то ты ненадежный, - сказал он. - Пожалуй, надуешь. Нет, я не меняюсь.

- Шаромыжник! - сказал я. - К тебе с честным предложением, а ты оскорблять! - Я ткнул его легонько под ребро, чтоб не отнимал зря времени у занятого человека.

По дороге в школу я организовал еще два дельца, хотя и небольших, но необходимых для правильного течения жизни. Я нагнал одного типа из параллельного класса, который последнее время начал нос задирать, перестал со мной здороваться. Я посмотрел ему в глаза и пошел дальше. Пусть знает, что это не он со мной не здоровается, а я с ним. Тут же я увидел, что из парадного вышла Ирка Кондаченко; мы встретились с ней глазами. Что-то уж очень часто мы с ней глазами встречаемся. Наверно, она решила, что я ею заинтересовался. Я подскочил к Ирке и дунул ей в щеку. Пуфф - вот как я тобой интересуюсь! Нет, жизнь нельзя пускать на самотек, ее все время подправлять надо.

Я действовал уже без всяких опасений. На первом уроке я получил пятерку, на втором еще одну. На переменке между этими уроками, когда я несся по коридору просто так, чтобы ноги не застаивались, я чуть не налетел на маму Хиггинса.

- По-моему, ты слишком много бегаешь, - сказала она. - Подумать о своих поступках у тебя нет времени.

Она была не такой грозной, как вчера, - зря я встревожился.

Мама Хиггинса начала мне внушать, чтобы я на пять минут в день где-нибудь в сторонке садился и обдумывал свои поступки, а то я все бегаю, бегаю и поэтому странные вещи делаю и говорю. Она назвала мое существование бездумным. Я пообещал, что сделаю, как она советует.

- Обязательно сделай, - сказала она. - Продолжай работать над собой, я тебе помогу. Ни одна газета не придерется!

Она улыбнулась мне как-то многообещающе, как будто только что сообщила, что у нее для меня хорошенькая вещица припасена на мои именины. Я решил, что она чудачка. Если б я знал, что она мне наобещала своей улыбкой!

- Вы Хиггинсу не запрещаете со мной дружить? - спросил я.

- Что ты! Я к тебе хорошо отношусь. Он сам не хочет. Он считает, что ты по-свински обошелся с Чуваловым. Так что иди, работай над собой.

Я долго соображал, смеялась она надо мной или всерьез говорила. Потом я решил пять минут подумать над своими поступками, как обещал: все-таки научный подход. Я достал калькулятор и сел на подоконник. Я не уверен был, что стоя это можно делать. Сперва ни о чем не думалось, а только болел ушибленный вчера затылок. Я дернул головой, и тут мысль заработала, как будто я ударил кулаком по испорченному приемнику - и он заговорил. "Вот было бы хорошо, - думалось, - если бы бабушка мне за каждую пятерку не по тридцать копеек платила, а по полтиннику". Я выбил четыре пятерки в неделю и тут же подсчитал, сколько за год выйдет, - порядочная сумма... Тут меня уборщица с подоконника согнала. Жаль: хорошие мысли в голову приходили. Я решил: попробую как-нибудь еще.

На большой перемене я поднялся на третий этаж и пошел в конец коридора, чтобы выполнить главное из запланированных дел. Я вошел в химкабинет и, как и ожидал, увидел моего покровителя Валеру Ешанова, перворазрядника по плаванию и коллекционера марок. Я ему добываю марки, которые его интересуют, а у него покупаю такие, которые ему не нужны. Мне они чаще всего тоже не нужны, я их потом сбываю второкласснику Женечке Плотицыну. Женечка рад любой марке, еще в коллекционировании мало смыслит, но я его заинтересовал и сделаю настоящим коллекционером. Ешанов сидел за столом рядом со своим другом, довольно симпатичным человеком с потрясающей фамилией - Флейтистов.

- А! Наш юный друг! - сказал Валера. - Здравствуй!

Он пожал мне руку и протянул ее Флейтистову, чтобы и тот пожал. Вот как себя ведут симпатичные люди! В позапрошлом году я обменивался марками с другим девятиклассником - он уже школу окончил, - тот был совсем не то: за руку не здоровался и называл меня не "мой юный друг", а "гвоздик". Никакой радости с ним не было. Когда ни придешь для обмена, он торопится: "Ну, показывай!" Ничего он в человеческих отношениях не понимал. Однажды, когда он был дежурным по школе, он мне сделал замечание, чтобы я не орал в коридоре. После этого случая я уже с ним марками не обменивался - никакого смысла не было. Но Валера совсем другой. Он даже поинтересовался, как я лето провел. А как же иначе? Ведь мои родители раскланиваются с его родителями, мама однажды в хлебном магазине поговорила о чем-то с его мамой.

- Валера, - сказал я, - у меня для тебя сюрприз! Я тебе сейчас больше ничего не скажу, но ты имей в виду.

- У меня для тебя тоже кое-что есть, - сказал Валера, - останешься доволен. Встречаемся, как и в прошлом году, по средам в шесть.

Теперь мне нужно было об одном деле поговорить. Валерин одноклассник Криницкий (он как раз в это время вошел в химкабинет и достал из портфеля завтрак) решил у меня Женечку Плотицына отбить, под видом защиты, конечно. Он напирает на то, что я Женечку обманываю, а вот он не будет. На редкость бессовестный человек! Я нуждался в Валериной защите. Но тут надо было разговор вести дипломатично: а вдруг Валера с Криницким в дружбе? А если не в дружбе, то мало ли что еще может быть: может, их родители раскланиваются.

Мне вспомнилась телепередача "В мире животных", и я понял, как надо вести дипломатичный разговор.

- Вот, Валера, - сказал я, - одна вещь меня интересует. Как ты думаешь, кто кому накидает - гималайский медведь бурому или бурый гималайскому?

Валера переглянулся со своим другом - кажется, я не совсем удачно спросил.

- Медведи бывают разные, - сказал Валера. - Вот, допустим, гималайский здоровяк встречает бурого хиляка, так тут и раздумывать нечего.

- Я понимаю, Валера, - сказал я, - что не совсем удачно спросил. Ну, а как ты думаешь, вот, допустим, встречаются бурый здоровяк со здоровяком гималайским!

- Гималайский ему в первом раунде накидает, - сказал Валера, - тут все ясно...

- Вот и я так считаю, - сказал я. - Ну, а представь себе, бегемот и носорог поссорились - кто кому?

- Носорог бегемоту, - сказал Валера. - Носорог вооружен лучше.