Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Николай Глебов

— Не понимаю!

Сняв шапку, Темир пояснил:

— Мальчик — сирота. Жил на заимке Зотникова. Там ему было трудно, хозяева часто били, и он убежал. Я нашёл его в тайге полузамёрзшим. В Тюдрале есть русская семья бывшего зотниковского работника Прокопия Кобякова. Сам он сейчас на фронте. Прокопий усыновил мальчика. Вот он и просится обратно к Кобякову.

— Как ты думаешь, Сапок? — обратился исправник к теньгинскому старшине.

— По книгам он приписан к Зотникову. Да вот и сам Евстигней Тихонович, — Сапок поманил богатого заимщика. — Иди-ка сюда. Наездника узнаёшь? — показал он на прижавшегося к Темиру Кирика.

— Да ты как сюда, разбойник, попал? — Евстигней сделал попытку схватить Кирика за руку.

— Не тронь! — Темир заслонил собой мальчика. — Сапок, — повернулся он к старшине, — сирота ждёт обещанного. Ты при народе объявил, что победителю даёшь всё, что он попросит. Народ надеется на твоё слово.

Сапок молчал.

Зотников, подобострастно наклонившись к Кайдалову, что-то торопливо зашептал ему на ухо.

Кайдалов поднялся со стула, щёлкнул портсигаром и бросил небрежно:

— Я уважаю ваши обычаи, но… прежде всего закон. И я не позволю его нарушать. Мальчишка принадлежит Зотникову, да-с, Зотникову! — крикнул он уже визгливо.

— Из гнилого рта не жди добрых слов, — горько усмехнулся Темир. — Ваш закон защищает таких, как Зотников и Яжнай — воров и конокрадов…

— Молчать, разбойник! — Сапок замахнулся на Темира.

Кайдалов сделал знак приставу. Тот оглушительно засвистел.

— Темир, уходи! Полиция! — крикнул кто-то из толпы.

— Я тебя не оставлю, Кирик! — бросил коротко охотник и кинулся к реке, где ждал его Янька с Буланым.

Вскочив на коня, Темир помчался по дороге. Вслед ему прохлопало два-три выстрела.

— Фрол Кузьмич, — обратился Зотников к приставу, — надо парнишку посадить под замок, а то убежит. — Он показал на Кирика. — А заодно и этого мошенника припрятать не мешает, — кивнул он на вертевшегося тут же Яньку.

Ребят посадили в пустой аил, где зимой жили телята, и повесили на дверь замок.

Вечером в Теньге было шумно. Богатые гости пировали, а пастухи и охотники разъезжались по своим жилищам, ругая старшину за вероломство.

Аил, куда были заперты пленники, стоял недалеко от реки, на выезде от стойбища, но и сюда доносились крики пьяных гостей, песни.

Пировал, бросив охранять пленников, и казачий конвой Кайдалова.

Мальчики сидели, тесно прижавшись друг к другу.

— Надо убежать этой ночью. Если увезут тебя на заимку, оттуда не вырваться, — сказал Янька и, не торопясь, обошёл аил, ощупывая его стенки. Кора лиственницы, покрывавшая аил, была крепкой. Не поддавалась и дверь.

Мальчик посмотрел на дымоход. В отверстие видно, как блестели яркие звёзды. Пролезть через дымоход было невозможно: концы поставленных конусом жердей переплетались. Кроме того, мешали наружные жерди, которыми была придавлена кора лиственницы.

Янька пошарил в карманах и, нащупав перочинный ножик, стал ковырять им стенку аила. Кора подавалась туго, но, наконец, в стене образовалось отверстие, в него, правда, с трудом, но можно было просунуть руку. Однако радость ребят оказалась преждевременной: наружные жерди были расположены слишком близко друг от друга.

Мальчики пригорюнились. Ночь приближалась к концу. На востоке загорелась утренняя заря. Недалеко от аила в кустах прокричал коростель, и в густой осоке мягко прокрякал селезень. Потом, видимо, напуганная кем-то птица взмыла вверх; тихо скуля, пробежала собака, потом вернулась и, продолжая скулить, начала скрестись в дверь.

— Да ведь это Делбек! — глядя в отверстие в стене, Кирик тихонько позвал: — Делбек, Делбек!

Пёс сделал попытку прыгнуть к дыре, но скатился к основанию аила.

— Делбек нас выведет из аила! — Кирик радостно посмотрел на Яньку.

— Что у него, ключи висят сбоку, что ли? — усмехнулся Янька и глубже запахнулся в свою шубу.

Кирик не ответил. Опустившись на колени возле одной из стенок аила, он прошептал: «Делбек, Делбек, мышь!» — и легонько поскрёб ногтем о кору лиственницы. Было слышно, как за наружной стенкой быстро заработал лапами Делбек, выбрасывая землю и углубляясь всё дальше и дальше под основание аила. Янька понял затею друга и с восторгом посмотрел на него.

— Мышь! Искать! Мышь! — подражая звуку скребущейся мыши, Кирик водил ногтем по коре.

Близость «добычи» возбуждала охотничий инстинкт Делбека, и собака работала энергично, углубляя проход в аил.

Рассвет приближался. Где-то за рекой послышались ржанье жеребёнка и звук ботала[23]: стойбище просыпалось.

Наконец, к большой радости ребят, показалась голова Делбека. Оставив клок шерсти на сучковатой жерди, пёс пролез к своим друзьям, уселся на задние лапы и, тяжело дыша, высунул длинный язык.

Нужно было выбираться быстрее. Кирик сильным ударом ноги отбил большой кусок коры, висевшей над «норой», и скомандовал Яньке: «Лезь!»

Ободрав плечо, Янька с трудом выбрался через отверстие, следом за ним выползли Кирик и Делбек. Час спустя, ребята шагали по дороге, направляясь к Яргольскому ущелью.

Прошло несколько дней. На Мендур-Сокон напала вооружённая охрана Сапока. Руководил набегом Тужелей.

— Где твой разбойник? — кричал Тужелей, размахивая нагайкой над лежащим возле разрушенного аила Мундусом.

— Не он разбойник, а ты, — с трудом приподнимаясь на локте, прошептал старик. — Вы граби…

Резкий удар плети прервал слова старика. Вскрикнув от боли, Мундус снова припал к земле.

Налётчики избили старого Барамая, Амата и горбатого Кичинея, разгромили несколько аилов, перешарили все постройки, но Темира не нашли.

…По стойбищам пронеслась весть: в районе Усть-Кана появилась вооружённая группа людей. Говорили, что ею руководит молодой алтайский охотник по имени Темир: бедноту он не трогает, а у богатеев уводит табуны лошадей.

Заимка Зотникова охранялась стражниками. Сам Евстигней ездил по делам в сопровождении Чугунного.

У кривого Яжная неизвестные люди угнали косяк лошадей. Келейский богач так и не смог добиться толку от своего пастуха.

— Не знаю кто… Ночь тёмная, собаки лают, люди кричат… Кто был, не знаю, — разводил пастух руками.

— А ты где пропадал?

— В аиле. Хотел выйти, дверь оказалась припёртой снаружи колом. Утром вылез, смотрю — лошадей нет.

Яжнай выругался и поехал в Онгудай к приставу. Огарков встретил его дружелюбно:

— Слышал, слышал! Принимаю меры. По слухам, часть лошадей обнаружена. Для проверки направил в этот район урядника. Был недавно Зотников. У него тоже табун угнали. Говорил, что лошадь с его тавром он видел у Амата. А Амат говорит, что это его конь от кобылицы, которая ему досталась от отца. Соседи подтверждают. Показывали примету. И я, признаться, не пойму, в чём тут дело — какая-то чехарда, — пристав пожал плечами и махнул рукой.

По горам Алтая, над таёжными стойбищами, из аила в аил пронеслась весть: русский царь отрёкся от престола. Старшину вызвали в Бийск. С ним уехал встревоженный Зотников. Табунщики и пастухи встречали Яжная угрюмо, и бай чувствовал, что почва уходит из-под его ног.

Зотников вернулся из города хмурый:

— Плохи, Иван, дела! Говорят, в Петербурге рабочие бунтуют. Солдаты не хотят воевать. И ещё слышал, — широкая борода Евстигнея приблизилась к лицу Чугунного, — будто появились какие-то большевики, и сила у них огромная. Начеку нам надо быть, — закончил он.

Пс стойбищам ползли слухи: богачи организуют управу. Бедноту к новой власти не допускают.

Тайга насторожилась.

Кирик, как и прежде, находился в избушке Яргольского ущелья, и Янька не оставлял его.

Однажды, бродя по лесу, ребята услышали яростный лай Делбека. Они поспешили к месту, куда их так настойчиво звал четвероногий друг.

На небольшой поляне, сплошь заросшей буйной растительностью. отмахиваясь ружьём от Делбека, стоял незнакомец. У его ног лежала матросская бескозырка, и ее чёрные ленты, как две змейки, прятались в траве.

Делбек злобно наступал на матроса, пытаясь схватить его.

Оттащив собаку от незнакомца, мальчики остановились на опушке, готовые в любую минуту «задать стрекача».

— Эй, ребята! Далеко тут до жилья? — спросил матрос и поднял бескозырку.

— А тебе куда, дяденька? — осмелев, Янька шагнул вперёд.

— На Барнаул.

— Это надо идти сначала на Тюдралу, а потом на Талицу, вниз по Чарышу.

Видимо, матрос заблудился в тайге. Измождённый вид незнакомца, едва стоявшего на ногах, вызвал у ребят жалость.

Пошептавшись с Кириком, Янька спросил:

— Ты, поди, голодный?

— Да не сыт, — усмехнулся горько незнакомец и провёл рукой по давно не бритой щеке.